Шолбан Кара-оол: Чтобы дети гордились домом, который оставил им отец

«В двадцать лет ума нет – и не жди, не будет. В тридцать лет денег нет – и не жди, не бу­дет. В сорок лет счастья нет – и не жди, не будет». В вер­ности этой присказки убеж­далась уже не раз. Пре­дель­ные сроки в отношении ума, денег и счастья установ­ле­ны вполне точно: всего в жизни надо самому доби­вать­ся вовремя, иначе ничего уже не придет: ни ум, ни деньги, ни счастье...

Шолбан Кара-оол на пер­вый взгляд – баловень судь­бы: закончил вуз, аспирантуру, добился успеха в бизнесе, в 32 года занял кресло пред­се­дателя Верховного Хурала, стал самым молодым членом Совета Федерации. Но сегод­ня я не хочу задавать вопросы о сиюминутном и проходя­щем – политических пробле­мах. Сегодня меня интере­сует более важное, непрохо­дящее: жизненные ценности и уроки детства, близкие люди, дружба, любовь.

Мы беседуем в комнате отдыха предсе­да­теля – ма­лень­кой комнате с мягкой ме­бе­лью бирюзового оттенка, дверь которой рас­по­­ло­жена за спикерским столом.

Пред­седа­тель парла­мента ра­зливает чай в белые чаш­ки, уточ­­няет, сколько кусков сахара по­ложить гос­тье.

Со своей позиции, с мяг­ко­го гостевого крес­­­­ла, я хоро­шо вижу председа­тельское крес­ло – с обратной, скрытой для участников со­ве­­ща­ний и по­сетителей стороны. Обыч­ное офисное европейского сти­ля кресло на коле­сиках, с жест­ким сиденьем и подло­кот­ни­ками. Но есть одно су­щественное отличие в этом стан­дартном европейском крес­ле – на сиденье лежит ку­со­чек белой овечьей шкуры...

С этого кресла мы и начи­на­ем разговор.

– Шолбан Валерьевич, в 1998 году, в 32 года, вы ока­зались в этом кресле председателя тувинского пар­ла­мен­та. Кстати, я смо­т­рю, даже по сво­ему дизайну оно не очень-то мягкое. Это для вас проду­ман­ный взлет по­лити­чес­кой карьеры или неожи­дан­ный поворот судьбы?

– (Задумывается). Вот так всегда у вас, На­дежда Мухар­бе­ковна. Начинаете с дизай­на и мягкости кресла, а потом пытаете, как я в нем оказался: либо через многоходовую мас­терски продуманную ком­би­нацию, либо по велению судьбы. Или-или. Другого не дано? Откровенно говоря, не ду­маю, что на этот вопрос можно ответить однозначно. Да­же случайности в жизни закономерны. Поэ­тому и ответ на него, скорее всего, надо искать в прошлом, по­смот­реть, как жил, что сделал в жизни, а потом и решать, насколько случайно это «немягкое», как вы говорите, кресло в жизни Кара-оола.

– Что ж, давайте искать от­вет в прошлом. Что было са­мым глав­ным, в «зако­номерных случайнос­тях» ва­шей жизни?

– Первое и, на мой взгляд, самое важное – это то, что я ро­дился и вырос в семье общес­т­­воведов. Мама – ис­то­рик, активист жен­ского движения. Отец был директо­ром шко­лы, а потом и совхоза. Помню, как в детстве мама всегда говорила: «Вот сынок, мы пе­реезжаем в другое село, нас с папой туда на­п­равляют работать. Партия просит, так надо, мы долж­ны. Если не мы, то кто же?» Мне кажется, с молоком матери впитал это: «Надо стре­мить­ся быть нужным своему наро­ду». И это не красивые слова – они вы­стра­даны мои­ми родителями и детством.

Родился я в селе Чодураа в Улуг-Хеме. Ког­да мне было пять лет, родители перееха­ли в Кызыл-Даг Чаа-Хольского района, где я учил­­­ся до вто­рого класса. Потом мы пере­ехали в Эле­гест Тандинского района, отец работал там председателем сельсовета. Из Элегеста пере­­ехали в Кызыльский рай­он – в Черби, там учил­ся в шестом классе. А окончил шко­лу в Зубовке (Бурен-Хеме) Каа-Хемского кожууна.

Потом была учеба на фило­софском фа­культете Ураль­ского университета. По окон­ча­­нии университета я уже знал: кабинетным научным работником я не буду, мое место в общественно-поли­тической деятельности.

Так что, с одной стороны, кажется, что все в судьбе со­знательно и зако­но­мер­но. Но и неожиданный поворот был: честно при­зна­юсь, когда шел в депутаты, у меня не было амбиций за­во­евывать в таком моло­дом воз­расте такие высо­кие кресла. Хотя опытные де­пу­таты, выдвигая канди­да­туры на долж­ность пред­­се­дателя, предлагали мне пост за­местителя, ставили вот та­кую планку. У меня были свои чет­кие и конкретные депу­тат­ские пла­ны и по зако­но­творчеству, и по род­ному Чаа-Хольскому ок­ругу. Очень огор­чает, что се­годня из-за пред­се­да­тельс­кой за­гру­жен­­ности не всегда ус­певаю встречаться с чаа-холь­цами – моими изби­рате­лями так час­то, как хотелось бы.

– Я помню эту сложную пар­ламентскую ситуацию 1998 года: во вновь изб­ран­ном Хурале долго вы­би­ра­ют председателя, но ни пер­вая, ни вторая, ни тре­тья, ни четвертая из уже из­вес­т­ных в политике ка­н­ди­датур не получает нуж­ного ко­личества голо­сов. Просто тупик. И тогда (для меня это было неожи­да­нно) пре­д­ла­гают моло­дого, на­чи­на­ющего депу­тата Кара-оола, И за него голосуют все.

– Поэтому я думаю, что здесь и доля случайности, и доля закономерности. Глав­ное, на мой взгляд: все депу­та­ты, как про­шедшие очень вы­сокую выборную планку пяти­деся­типроцентного при­зна­ния из­би­ра­телей, очень достойные лю­ди. Каждый из них мог с полным правом претендовать на пред­се­да­тельское кресло. И я на са­мом деле от них ничем не от­личаюсь.

– Ваши родители – кто они, ваши корни – где они?

– Родители – это моя гор­дость. Они про­жили очень на­сы­­­­щенную и созидательную жизнь. Отец, Валерий Ховалы­го­­­вич, закончил Красноярский пед­­институт. Мама, Анай Бал­чировна – наш пединсти­тут. Она учитель тувин­ского язы­­­ка, а самое главное – об­щес­твовед-историк. Это, види­мо, и есть главное объяснение мо­­ей общественной активнос­ти.

К сожалению, я уже не за­стал родителей отца. Дедушка по линии матери – Хелин башкы был большим учите­лем-ламой. И пра­дед, и он славились на всю Туву. Прадед Бурган-Ловунде­сят­ки лет учился в Ти­бете, а потом отправил учиться моего дедушку. Он учился восемь лет и даже вер­нулся от­туда с золотой ме­далью, с изображением Буд­ды. Его репрессировали в свое время, как ламу. И ма­му переписали на других ро­ди­телей, чтобы она смогла даль­ше учиться и окончить шко­лу без страшного в те вре­ме­на клейма «дочери вра­га народа». Поэто­му у меня есть род­ственники и в Танды – семья, воспитавшая маму.

Мамины родители-чабаны кочевали в рай­оне Хендерге – это сегодняшний Чеди-Холь­­ский кожуун, и Арыг-Бажы Улуг-Хема. Эти места – ее ро­ди­на. Там есть три очень кра­сивые большие горы Уш-Моорук, и ма­ма всегда гово­рит: «Эти три горы – три моих сына».

Семья отца кочевала в рай­оне нынешнего Улуг-Хем­ского, Чаа-Хольского и Дзун-Хем­чикского кожуунов: Кара-Тал, Торгалыг, Шан­чы. Когда отец вспоминает родные мес­та, то плачет: со строительст­вом Саяно-Шу­шен­ской ГЭС его земля ушла под воду. Ду­маю, что история оценит этот шаг руко­водства респуб­лики.

Я назвал эти места, потому что вы этим поинтере­сова­лись. Сегодня, к сожалению, принадлежность к одному ро­ду, землячество почему-то ста­но­вятся чуть ли не главным ар­гу­ментом – положительным или отрица­тельным – в отно­шениях среди людей, с чем я совершенно не согласен.

В нашей семье есть тради­ция: мы выез­жаем в предгорье Уш-Моорук. Согласно тра­ди­циям ставим предкам еду, зажигаем артыш, читаем мо­лит­ву. Тем самым мы общаем­ся со своими предками, про­сим их сопутствовать нам в жизни, наблюдать за нами. Я гор­жусь землей своих пре­д­ков, помню свои корни. Но с противопоставлением людей по земля­чес­кому, родовому признаку не со­глашусь ни­когда. Это очень недальновидно.

Эта тема достаточно больная для нашей рес­публики, честно признаться, не ожидал, что столкнусь с этим подходом и в политике. Ду­мал, что данный узкий взгляд распрост­ранен только на бытовом уровне. А потом увидел, что он имеет хождение и в коридорах власти: «Он не из нашего кожууна, поэтому он не из нашего стана». И я при­ложил макси­мум усилий для того, чтобы в моей команде этот критерий был изжит. Как должностное лицо ни в коем случае не позволю этот приз­нак выставлять вперед.

Более чем уверен, что успех пре­образова­ний в республике, пе­­релом в кризисе будут за­ви­сеть только от одного – от возможности востре­бовать на го­су­дар­ствен­ную службу, и не толь­ко, про­фессионалов, соот­вет­ст­вующих вызову и духу времени, привлечь новое поко­ление управлен­цев. При этом единст­вен­ными кри­териями кадро­вого под­бора должны быть про­фес­сионализм и ответст­вен­ность, а не при­надлеж­ность к определен­ному роду и землячеству.

– Ваша мама, види­мо, очень по­этичная, тонкая жен­­щина, Я имею в виду при­­веден­ные вами ее сло­ва: «Эти три горы – три мо­их сына». Вас сегодня даже так и называют «братья Ка­ра-оол». И вы везде вмес­те: все трое – аф­ган­цы, вместе со­здавали Фонд ветеранов Афга­нис­та­на, все трое стали депу­татами, все трое в «Един­стве». Вы с детства такие дружные?

– Вы очень точно сказали про маму, чего не скажешь о нас. Все-таки мужчины есть мужчины. Как в любом муж­с­ком коллективе своя иерар­хия, свой порядок. Часто со сред­ним братом у меня были стычки, каж­дый дока­зывал правоту, я – свою, Юра – свою. И всегда в этих внутренних взаимо­отно­ше­ниях нас опекал старший брат. Он нам го­товил каши, одевал, собирал в школу. Леня был для нас с Юрой второй мамой.

В жизнь друг друга мы не вмешивались, но в крити­чес­кие моменты все-таки при­хо­ди­ли на помощь. Помню, я участ­вовал в маль­чишеском «сра­­жении», еще, когда мы жи­ли в Чодуре. Там тогда со­пер­ни­­чали две груп­пы – маль­чиш­ки верхней и нижней части се­ла. И вот как-то на детском уров­не развер­нулось «сра­же­ние» – кидали друг в друга об­леп­лен­ные грязью комки. И «про­­тивник» стал побеж­дать, мы побежали. А я был самым ма­­леньким – лет пяти тогда, отстал и получил удар кирпи­чом по голове. Вот здесь у ме­­ня до сих пор шрам остался (по­­казывает на макушку, улы­баясь). Кир­пич – это было уже не­честно. И как только меня ударили, раздался побед­ный клич, бра­тья с друзь­ями раз­вер­нулись и бросились на обидчиков. И победили. Надава­ли им тума­ков. Думаю, что в этой по­беде сы­г­ра­ло не последнюю роль и желание братьев на­казать моих обид­чиков (улы­бается).

Самым главным авто­ри­те­том для нас и нашим воспитателем была бабуш­ка, мами­на мама. Она всегда жила с нами, кормила нас и учила. У нее не было обра­зования, но она была настоль­ко мудрой женщиной! На­столько тонко все чувст­во­вала. По большому счету, все, что заложено в наших ду­шах и сердцах, – во многом заслуга бабушки. Сегодня я вижу: с рождением внуков мама стала такой же, как бабушка, так же старается влиять на внуков.

Я до сих пор помню, как пос­ле армии я возвращаюсь до­мой – в Зубовку. Схожу с па­рома, который тогда пе­реп­равлялся через Каа-Хем, вст­ре­чаю односельчанина. А у ме­ня в руках сверток. «Вот, – го­во­рю, – везу подарок ба­буш­ке». И человек так по­б­леднел: «Ты что, не знаешь, что у тебя бабушка полгода, как умер­ла». Мы ведь были вне до­ступности – в армии в Аф­ганистане, нам не сообща­ли. Так мы бабушку потеряли. И в на­шей памяти она оста­лась живой.

– Шолбан Валерьевич, а какой подарок вы везли бабушке?

– Обычный солдатский подарок – платок. Она очень любила платки...

– А что значила в вашей жизни афганская война?

– Я всегда говорю: мне стыд­но заявлять, что это моя вой­на. Да, у меня есть все до­ку­менты, удостоверяющие, что я – афганец. Но пережил я там го­раздо меньше, чем другие аф­ганцы. Служил в Коми АССР, в Печоре, в ракетных войсках – призвали с третьего курса уни­верситета. Через полтора го­да служ­бы, в 1987 году нас по тревоге подняли, направили в Сарыгшаган, Кушку. Знаю, что та­кое афганская жара, пере­нес все тяготы воинской служ­бы, но в боях участвовать не приходилось.

А братья как раз от начала до конца были на передовом рубеже – служили в спецназе. Тогда спецназ был единст­венным, особым, засекре­ченным видом войск, входящее в главное разведывательное управление Во­оруженных Сил.

Когда я учился на третьем курсе уни­верситета, братья служили под Ташкен­том – в учеб­­ном центре спецназа. Я специ­аль­но к ним вылетел: мы решили пойти к коман­ди­ру и попросить, чтобы нас всех троих от­пра­­вили в Афга­нис­тан. Тогда ведь все мы были во­спитаны в духе того, что служ­ба в ар­­­­мии – священ­ный долг. А когда начал­ся Афга­нис­тан, мы все верили, что защи­ща­­­­ем свою Родину. По­пасть туда было для нас честью.

Командиром был Герой Советского Со­юза полковник Холбаев, он был одним из тех, кто брал дворец Амина, видел всю грязь войны, ее истинное лицо и знал, что говорит. На нашу просьбу последовал крепкий муж­ской ответ: «По­че­му вы не щадите свою ма­му? Вы, дураки, еще и третьего с собой тя­не­те?» Поэтому и честнее, и прави­ль­нее бу­дет, если о войне рас­ска­жут кадровые офи­це­­ры, мои братья. Кто терял и при­обрел на вой­не.

– Меня всегда пора­жа­ло, как это люди умудря­ют­ся окончить школу с золо­той медалью, особен­но маль­чиш­ки. Судя по рас­ска­­зу, вы были впол­не нор­ма­ль­ным мальчишкой – и дра­­лись, и шалили. И в то же время, как я раз­узнала, за­­кончили школу с зо­лотой ме­далью. Как вам это уда­лось?

– Решающую роль в этой медали сыграли, конечно, мои учителя и родители. Я так уважал и любил их, что не мог иначе – очень хотелось оправ­дать их надежды. Брал не усид­чивостью, а скорее си­стем­ностью – у ме­ня все было настолько четко расписано. И у этого строгого, почти спартанского режима дол­жен был быть какой-то резуль­тат. Кстати, это была первая золотая медаль в истории Бурен-Хемской школы.

– А Уральский универ­си­тет в Сверд­ловске с крас­ным дипломом за­кон­­чить не удалось. Почему? Не хва­тило упорства?

– До третьего курса у меня не было четверок. Когда после армии вернулся на четвертый курс, вдруг мне показалась очень большой разница между тем, что мы учили и реальной жизнью. Это отразилось и на оценках. Правда, мне пре­д­лагали пересдать один экза­мен, чтобы получить красный дип­лом. Но я не захотел. Поступил в очную ас­пи­рантуру при университете, закончил ее.

– Как правильно звучит название специальности, по­лученной в универ­си­тете?

– В дипломе написано: фи­ло­соф-поли­то­­лог, препо­дава­тель соци­ально-поли­ти­чес­ких наук в высших учеб­ных заве­де­ниях. А ас­пиран­туру за­кончил по специ­альности «со­ци­оло­гия».

– А как обстоят дела с канди­датской диссерта­ци­ей?

– Честно признаться, у меня были мечты и планы защи­щаться, и я очень на­деялся, что смо­гу по­ра­бо­тать. Но сказать, что я дей­­­­стви­тельно плот­но ра­ботаю над диссер­тацией, было бы преувеличением, хотя и являюсь офи­ци­аль­но со­ис­кателем ученой сте­пени в Рос­­сий­­ской Академии го­су­дарственной служ­­­­бы. Ста­­раюсь, но времени ка­та­стро­фи­чески не хва­тает.

– А какая тема работы?

– «Этнополитические проб­ле­мы раз­вития Тувы». Одно­вре­менно в Плеха­новке пы­таюсь писать работу на эконо­мическую тему. Очень хоте­лось бы выкроить время и для экономи­ческой работы.

– Ваша супруга – кто она?

– Я горжусь тем, что она у меня надежный сильный тыл, что у нас – хорошая семья. И все это – благодаря моей супруге Ларисе, Ларисе Саган-ооловне.

Познакомились мы в Сверд­ловс­ке. Она училась в мединституте. Я тогда был одним из организаторов сту­денческих встреч зем­ля­ков. Тувинских студентов было немного: человек десять – все на виду. На одной из таких встреч мы и по­зна­комились.

Ла­риса – из ди­настии врачей. Отец Са­ган-оол Сарыг­ларович Серен был глав­вра­чом в Бай-Тайге, мама Та­мара Сангыр-оолов­на – за­мес­тителем глав­врача Ба­рун-Хемчик­ской больницы. Тоже организаторы, лиде­ры. И это передалось и дочери. В моей супруге уди­ви­тельно соче­та­ют­ся общи­тель­ность и серь­­ез­ность, тактич­ность и терпи­мость, но самое главное у на­шей мамы – это жен­ственность, от нее исходят тепло и уют.

Семейную жизнь начинали в Сверд­лов­ске. Сняли кварти­ру. В 1990 году 31 декабря ро­дилась дочка Чинчилей. Растили по очере­ди: то она убежит в институт, я с дочкой оста­юсь, то я убегу в аспи­рантуру, она ос­тается. А в 1998 году, уже в Кызыле, родилась вторая дочка Долгармаа.

Дети для нас – смысл жизни. Если куда-то ненадол­го уезжаем, что через три дня супруга уже не выдерживает без них, по телефону разго­варивает с дочкой, а у са­мой слезы текут.

Уют, дом – все это Лариса, все в ее ведении. К моему стыду в последнее время я в домашних делах совсем не помогаю. А Ла­риса терпит все это (улыбается).

– А у вас какая-то осо­бенная квартира?

– Об этом – тоже целая история. Было время, когда я, оставив семью в Свердловске, пытался обустроиться в Кызы­ле. Первым де­лом пошел, конечно же, в пединститут. Мне ответили: зарплата будет 120 рублей, квар­тиру не обещаем. Пожалуйста, можете вы­хо­дить на работу. Я не мог себе этого позволить: надо было забо­титься о семье. Был уже девяносто четвертый год. Уже были фавориты, первыми преуспевшие в бизнесе. А у меня не было ничего – даже крыши над головой.

Но я приехал не один. У меня была под­держка – друзья-выпускники сверд­лов­с­ких вузов. Роберт Доржу, за­кончивший с крас­ным ди­пло­мом Лесотехнический ин­сти­тут, тоже пытался устро­и­ться по специ­аль­ности. Его крас­ный вузовский диплом ника­ко­­го впечат­ления на чи­нов­ни­ка, распреде­ляющего спе­циа­листов, не произвел, ему пред­ло­жили поехать на Тоджу – то­же на тех же усло­виях: сто руб­лей зарплаты, и никаких пер­спектив.

В общем, поиски места «под солнцем» мы вели вмес­те. Напротив «Найырала» у нас был маленький киоск, где мы продавали му­зы­кальные кас­сеты, которые нам присы­ла­­ли друзья из Свердловска. И вот днем мы работаем, а ночью спим в машине. Не­де­лю продержу машину, потом воз­вращаем отцу и берем дру­гую «Ниву» – у отца моего дру­га. И спим уже в ней. Вот это была наша первая квар­тира.

А где в Кызыле самое тихое место для но­чевки? Около стадиона пятилетия Тувы, то­гда дискотеки на нем еще не прово­ди­лись. Вот мы за­едем в огороженный двор дома, устроимся в машине и представляем, как мы в этом доме купим квартиры. Это была наша заветная мечта в то время. И как только по­явилась возможность, я купил квартиру именно в этом доме, где сейчас и живу.

–Интересная жизненная исто­рия. Поучительная. Я слышала, что вы строите еще и коттедж?

– Да, всем родом строим, но к нашему великому стыду, почти три года наша строй­ка никак выше метра подняться не могла. Сейчас только более-менее идет работа, но все это так шатко. Не хотелось бы, чтобы и наш дом стал одной из кызыльских недо­строек. Построив этот дом, хочу перевести туда и жену, и детей, и родителей. Чтобы все мы жили в одном доме. Это традиция осетинского на­ро­да, и мне о ней рассказал мой близкий друг Олег. Мы подружились на занятиях ка­рате в Свердловске, где он тоже учился.

Так вот у них в народе есть традиция: независимо от того, сколько детей в семье, самый младший остается с роди­телями. Млад­ший сын – в ответе за родителей. Он их содержит, о них заботится. Я считаю, это очень хорошая традиция и хотел бы, чтобы родители жили со мной. По­этому нам нуж­но спешить достроить дом.

– Интересно. Вы расска­зывали о том, как в вашей семье чтут тувин­ские обы­чаи, но, оказывается, и в обычаях других народов вы находите то, с чего можно и нужно брать пример.

– Когда глубже вникаешь в националь­ные традиции наро­да, то находишь в них обще­че­ловеческий смысл. Вот и в осетинской куль­туре, также как и в тувинской, есть ри­ту­­а­­ль­ное особое отношение к до­му, к очагу, к святыням, к стар­шим, не­за­висимо от раз­ни­цы в воз­рас­те. Пусть она не­зна­чи­тель­на – рядом сидят сорока­лет­ний и пяти­деся­ти­летний чело­век, но пятиде­ся­ти­лет­ний бу­дет все равно почитаем более млад­шим по воз­расту. Стар­шие для них – маяки, указы­вающие путь жизни.

Боль­но, когда, по­­рою, стар­шие не соот­вет­ст­вуют этой высо­кой план­ке: ни в во­з­дер­жан­нос­ти к спирт­­­но­му, ни в нетер­пимости к без­делию, ту­неядст­ву.

– Шолбан Валерь­е­вич, имею све­дения, что в свое время вы были спорт­­­­­сменом-под­поль­щи­ком. Что значит спорт в вашей жизни?

– Нет, очень интересно, как вы собираете информа­цию для вопросов? Я действи­тельно очень рьяно занимался спортом. Тогда, в начале вось­мидесятых был бум вос­точных едино­борств.

Будучи еще школьником, я, конечно, был под большим влиянием старших братьев. А средний мой брат Юрий всег­да, чтобы что-то доказать, в качестве убойного аргумента го­ворил: «А вот японцы в таких слу­чаях посту­пают вот так, говорят вот так». Поэтому и я был под большим впечатле­нием от японской культуры. А японская культура для моло­дого человека – это, прежде все­го, едино­бор­ства.

И как только я оказался в большом горо­де, в Сверд­ловске, стал искать секцию карате. Вы даже не пред­ставляете, каких трудов мне это стоило, с какими ухи­щре­­ниями, но в сек­цию ка­рате я все-таки попал зи­мой 83-го года. А в начале 84-го все секции каратэ за­претили. Они ушли в под­полье – в подва­лы. И я ока­зался в этом полузакрытом элит­ном кру­гу. Выда­ю­щихся успехов не до­бил­ся, но скром­ные дости­жения бы­ли – в 1988 году на чемпи­онате СССР по саньда (ки­тайскому боксу) в Алма-Ате стал серебряным призе­ром. А наша свердловская команда тогда заняла в общем зачете первое место. Память о том времени и моем увлече­нии – корич­невый пояс ка­ра­тэ – берегу до сих пор.

– Вы рассказали о том, что начи­нали свой бизнес с про­дажи в розницу кассет. За­кончили же рестораном «Эне-Сай», превратив жут­кую сто­ловую номер три в са­мый шикарный ресторан города.

– Ресторан «Эне-Сай» купи­ли в 1997 году на конкурсе, как положено, через комитет по му­ниципальному имуществу. Это был самый дорогой объ­ект, который выстав­лялся на торги. Цена была явно завы­ше­на. Коллектив годами не платил налоги, не рас­счи­­ты­вался за электроэнергию, ком­муналь­ные услуги и так далее. Столовая была совершенно невы­годной, потому ее и прода­вали, в отличие от лакомых кусочков, кото­рые на торги не выставляются.

Видя, что здание пропадает, а в Кызыле – одни забега­лов­ки, нет ни одного прилич­ного места, куда можно повести своих гостей, друзей, семью, мы ее решили приобрести. При­обре­тая столовую, основа­тельно залезли в долги – занимали у друзей. И с горем по­полам насобирали деньги. Да еще и с чиновничьим беспределом столкнулись, когда приводили ее в порядок. Было очень трудно.

Из бизнеса я ушел, но при­вязать меня к коммерческой деятельности пытаются и се­годня. Во время прямого телевизионного эфира по конституционному стро­и­тельст­ву, на который, кста­ти говоря, парламенту при­хо­дится буквально про­рывать­ся, одна из записок, ко­торую мне участливо про­тя­нул ведущий, слово в слово по­вторяла претен­зии о «ком­мер­ческих» вояжах в Москву, ко­торую я незадолго до этого вы­­слушивал в каби­нете одно­го очень высоко­по­ставленного ли­­ца. В эфире я тогда прямо от­ветил, что от прош­лого не от­рекаюсь: да, за­нимался ком­мер­цией и чем-то по­стыд­ным это занятие не считаю. Это была хорошая шко­ла рыноч­ной эконо­мики, о ко­то­рой сегодня, кстати, гово­рят с самых высоких трибун.

На соб­ственном опыте я убе­дил­­ся, что государству не­об­хо­димо как можно скорее раз­работать четкие и чест­ные правила игры для раз­вития част­ной иници­ативы, здо­ровой кон­ку­ренции и за­щи­ты бизне­са от чинов­ничьего беспреде­ла.

Что касается меня и биз­неса сегодня, в законе есть четкие ограничения, и я не имею права их нарушать. Да и без них, физически просто невозможно одновременно делать два больших дела.

– Шолбан Валерьевич, я слышала, что вы учредили какую-то стипен­дию для московских студентов. Сти­­пендия имени Кара-оола выда­ется из бюджета Вер­ховного Хурала?

– (Недоуменно разводит ру­ками). Никакая это не сти­пен­дия имени Кара-оола. И бюджет Хурала к ней отно­шения не имеет. По линии Совета Федерации мне дают­ся ко­ман­­дировочные – в то время две с половиной тыся­чи. Все эти деньги направ­лял на сти­пендии. Создали об­щест­венный совет, и ребята сами решали, кому эти сти­пендии присудить по трем позициям: учеба, актив­ность в студенческом движении, дис­цип­лина. И в торжественной обстановке, за чаем с тортом, я им эти небольшие сти­пен­дии вручал, рассказывал о новостях Ту­вы, о наших до­стижениях и проблемах.

Зачем делал это? Потому что уверен: надо приложить мак­симум усилий для того, чтобы наши ребята после за­вер­шения учебы воз­вра­ща­лись к нам, в Туву. Особенно те, кто учится в элитных вузах Моск­вы и получает акаде­ми­чес­кое образование.

С первых дней ра­боты в парламенте уви­дел: как таковой кад­ро­вой политики в республике нет. Все на­столько хаотично. Ни министр образо­вания, ни ру­ководитель Ко­митета по на­у­ке и учеб­ным заведениям не мог­ли мне ответить: ка­ко­вы кад­ровые перс­пективы рес­пуб­лики, кто и где из наших сту­дентов сегод­ня учится, ка­­ких специалистов мы ждем из вузов России. И мне само­му очень сложно было подби­рать кадры. Ока­за­лось, что у нас дефицит кадров – гра­мот­ных, образованных спе­циалистов.

И при этом я тоже не раз сталкивался: при­езжают ре­бята с красными дипло­мами, с ба­гажом знаний, энергией, с желанием что-то сделать для республики. И ... не могут най­ти работу по специаль­ности. Не видя в род­ной республике перспектив, моло­дые спе­ци­алисты всеми «прав­­дами и неправ­дами» ста­раются зацепиться в Моск­ве, Санкт-Петер­бурге, дру­гих городах. Только не дома...

Поэтому-то я первым де­лом и подумал – надо ребятам дать почувствовать свою нуж­ность, то, что их ждут в рес­публике, что от них, их зна­ний зависит ее будущее.

Потом связь эта у нас прервалась – ре­бята ушли на практику, потом закончили вузы. Почти год выпал. Сейчас, я знаю, наши сту­денты в Моск­ве избрали своего нового пре­зидента землячества. Как только выеду в Москву, обяза­тельно с ней познакомлюсь, и мы возобновим эти встречи.

– А Фонд ветеранов Аф­га­нис­та­на, который вы с братьями орга­ни­зовал в 1995 году, сейчас про­дол­жа­ет рабо­тать?

– Да, он продолжает рабо­тать: проводит благотвори­тельные мероприятия, под­дер­жи­вает афганцев. Вот сейчас перед вашим при­хо­дом мне позвонил отец Игоря Толсти­кова, нашего погибшего друга. Фонд живет – мы ста­раемся быть вместе и в го­ре, и в радости. У нас есть конкретная программа дейст­вий, которую мы ставим перед Фондом: трудо­устройство ребят-афганцев, адаптация их в мирной жизни. В феврале в шестой раз проводим сорев­но­вания по вольной борьбе среди наших ребятишек. Об авторитете этого турнира говорит состав участников – они приезжают со всей Рос­сии. В этом году есть догово­ренность о приезде Дмитрия Мин­диашвили, легендарного учителя, воспитав­шего не одно поколение мастеров-вольни­ков. Тренера Ивана Ярыгина.

Сейчас решили расширить сферу дея­тель­ности Фонда, объединить в нем не толь­ко ветеранов Афганистана, но и ребят, слу­жив­ших в Чечне – они тоже нуждаются в под­держке. Фонд проходит пере­регистрацию и конкретно им занимается брат Леонид.

– Ваша любимая книга?

– У меня есть книги, кото­рые я постоянно перечитываю. Вер­нее, открываю любую стра­ни­цу, читаю несколько страниц, и мне ка­жется, что я снова всю кни­гу перечитал. Сре­ди таких книг – «Жестокий век» Ка­лаш­ни­кова о Чин­гиз-Хане. Она очень поучи­тельна, чувст­вуешь ды­хание предков, пси­хо­логию тувинского и монголь­ского народов. И, самое глав­ное, – в ней есть ключ к пони­ма­нию наших сегод­­ня­шних бед и дости­жений. Родовые, зем­­ляческие разде­ления – все оттуда. И меж­ду строк в книге можно про­чи­тать: чем быстрее мы сможем понять, что в сегод­няшних условиях мы смо­жем чего-то достичь толь­ко при объе­ди­нении, кон­солидации, тем луч­ше. Очень поучи­тельная книга.

Еще одна книга, которая летом в отпуск­ной период у меня постоянно в машине ле­жит – «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. Перечи­тываешь и дивишься, как так точно и тонко могли написать, так подметить жизнь.

А из философских книг на меня оказали впечатление труды Камю, Платона, Гегеля. Эти книги я очень берегу.

– Ваше любимое блюдо?

– Бабушка приучила меня к макаронам по-флотски. И всегда, когда возвращаюсь из долгой командировки, прошу супругу сделать макароны по-флотски.

– В Совете Федерации вас избра­ли заместителем председателя коми­тета по международным делам. В чем суть этой работы?

– Само название говорит за себя. Все зако­нопроекты по меж­дународным взаимо­отно­ше­ниям, рассматриваемые Фе­деральным Соб­ранием, прежде проходят через наш ко­митет. Мы даем заключение и предоставляем зако­но­про­ек­ты палате. Даем заключения по вопро­сам международных до­говоров, конвен­ций. Реше­ния по международной по­ли­­ти­ке: до­пустим, направ­ле­ние войск в Югославию, вза­и­мо­отношения со струк­турами НАТО – тоже проходят через наш комитет. Немало­важный пласт работы комитета – утверж­дение послов России за границей.

В комитете собралась ав­то­ритетная «ком­па­ния», очень интересные люди: это и Ми­хаил Михайлович Прусак – председатель нашего коми­тета, губернатор Новгородской области, и Кирсан Николаевич Илюмжи­нов, Президент Калмы­кии, и Александр Викто­рович Усе, главный зако­но­датель Краснояр­ского края, и еще ряд сенаторов. Вообще, Совет Феде­рации – уни­каль­ная структура, где не только получаешь опыт парла­мент­ской работы, но и есть во­зможность тесного общения с руково­дителями регионов.

– Обычно спрашивают, кто из вы­дающихся людей прош­лого или совре­мен­нос­ти является для вас иде­алом, примером? А ес­ли спросить наобо­рот – кто из из­вестных личностей ни­ког­да не будет для вас примером?

– Это тираны, которые уничтожали лю­дей – целыми нациями, народностями. Тот же самый Гитлер. Но это уже и не человек.

А вообще, мне кажется, что каждый чело­век имеет цен­ность, свои положительные чер­­ты. Я удивляюсь, что у нас это далеко не всег­да пони­мают. Того же самого Шойгу по­че­му-то нам пытаются здесь преподнести с отри­ца­тельной стороны. И это не интересы рес­пуб­лики, а чьи-то личные амбиции. Я не идеали­зирую Сергея Кужугетовича, но да­вайте без предубеждения посмотрим – наш зем­ляк стал министром, лидером самой боль­шой пар­тии России, а мы вместо того, чтобы гор­дить­ся этим, помогать ему, пыта­ем­ся очер­нить его в глазах земля­ков. Хотя, ка­за­лось бы, оче­вид­но, что его авторитет ра­бо­та­ет на респуб­лику.

Уверен, что не только в Шойгу, у которого я многому учусь, но и в любом другом поли­тике можно найти яркие черты характера, которыми можно восхищаться, и к кото­рым нужно стремиться.

Того же Ооржака возьмите. Его высокая ак­тивность вызы­вает уважение. И этому сто­ит учиться. А взять Путина – он такие серь­ез­­ные пласты вскры­вает, так смело и ре­ши­тель­­но, что этой решитель­ностью можно только восхи­щать­ся. Реши­тель­ность в политике должна быть. Дипло­матич­ность, по­пыт­­ки угодить всем и вся, хо­роши только до определен­ных пре­делов.

Так что, и в жизни, и в по­литике в каждом человеке нуж­­­­но видеть и положи­тель­ные, и отрицательные сторо­ны. От­­рицательные – учиты­вать, а по­ложительным качест­вам – учиться.

– Жизненный урок за­помнив­шийся вам на всю жизнь?

– До мельчайших подроб­ностей помню случай из дет­ст­ва. Мама раз­говаривает с кем-то, а я пытаюсь вклинить­ся в разговор, да еще и обма­ны­ваю. Мама сильней сжи­мает мою маленькую руку и гово­рит, глядя мне в глаза: «Ни­когда не вмешивайся в разго­вор старших. И никог­да никого не обманывай!» И вот это яркое впечатление детства осталось на всю жизнь.

Много впечатлений и уро­ков полу­­чил при чтении во­сточ­ных трактатов, главн­­­­ый смысл которых, по-моему, сводился к то­му, что человек должен жить так, чтобы от него ис­ходили импульсы мира и радости каж­дому, кто его встречает. Вовсе не задача простого человека стать или пыжиться стать свя­тым.

И еще – слова бабушки, непререкаемого для нас авто­ри­тета: «Чугле шимченгир ки­жи чедиишкинниг болур». Это значит при­мерно следую­щее – все в жизни зависит от нас самих, от того, на­сколько мы будем ак­тивны в достижении цели. Всем надо осоз­нать: просто так в руки ничего не придет. Только усилия приведут к результату.

– Самое главное дело, которое вы уже успели совершить в жизни?

– Самое главное дело для каждого че­ловека – это, навер­ное, быть родителем. С боль­шой буквы. Совершенно по-ино­му вос­принимаешь жизнь, когда становишься папой ма­ленького человека: вот он де­лает первые са­мостоятельные шаги, о чем-то думает, рас­суж­­дает. Пожалуй, это самое глав­ное – от­пра­вить малень­кого человека в большую взрослую жизнь.

– А что бы вы хотели еще свер­шить в жизни?

– Не думаю, что в жизни глав­ное ставить всегда какие-то сверхзадачи. Важнее и пра­виль­нее, на мой взгляд, каж­дый день жить дос­тойно. Надо всегда стараться сози­дать, а не разрушать. Быть нуж­ным, объединять, а не разъ­единять людей. Стре­миться ос­тавить людям доб­рое, а не наоборот.

Об этом можно сказать и другими слова­ми. Помните? Для мужчины только тогда жизнь прожита не зря, когда он оставляет после себя сына, посадит дерево и построит дом. Я понимаю это в широ­ком смысле. Не прос­то сына как такового, дерево как рас­­те­ние и дом как место жи­тельства твоей семьи.

Сын – это оставить после себя поколение, которое будет продолжать и обогащать тра­диции предков, старшего поко­ления.

Дерево – это все материальные и духов­ные богат­ства и ценности, которые будут прирас­тать и дальше.

А дом – это Родина. Дом, который никто не разворовал, не раз­рушил. Дом, в котором хорошо и уютно всем. Чтобы наши дети, внуки гордились домом, который оставил им отец. И берегли этот дом.

Фото:

2. Маленький Шолбан с отцом Валерием Ховалыговичем и братом Юрой.

3. В год окончания университета. 1989 год.

4. Мама, папа и старший брат Юра. 1973 г.

5. Братья-афганцы у мемориала погибшим воинам. 9 мая 2000 года.

6. Шолбан Кара-оол на тренировке (секция восточных единоборств). Свердловск, 1989 г.

7. Мама Анай Балчировна, обществовед-историк.

8. Выходной с родными.

9. Свадебный танец Ларисы и Шолбана.

10. Вся семья в сборе. Шолбан Кара-оол с супругой Ларисой и дочерьми – Чинчилей и малышкой Долгармой. Декабрь 1998 года.

11. Шолбан Кара-оол поздравляет Сергея Шойгу со Звездой Героя России. Кызыл, муздрамтеатр. 2 ноября 1999 года.

12. Шолбан Кара-оол на заседании Совета Федерации.

  Беседовала Надежда АНТУФЬЕВА