Василий Безъязыков: Раненый орёл

Кто мы, откуда и куда идем? Вечные вопросы, на которые хотим найти ответ. Познавая мир, мы познаем себя, но и на вершине жизни признаем свое бессилие перед вечностью. Почему одним уготована славная и красивая жизнь, а другие уходят навсегда с огорченной душою? Почему об одних забывают сразу после поминальной трапезы, а о других говорят в веках?

Слепой баянист Василий Сергеевич Безъязыков прожил недолгую жизнь: родился 14 января 1907 года, умер 12 апреля пятьдесят девятого. В эти пятьдесят два года уложилась история становления государственности Тувы и ее музыкальной культуры, на которую он оказал существенное влияние.

Он – из тех, о ком помнят. Народный писатель Тувы Кызыл-ЭникКудажи ставит имя Василия Безъязыкова в один ряд с самыми выдающимися представителями русской интеллигенции, плодотворно трудившимися в Туве: «Мы не имеем права предавать забвению имена таких известных представителей советской науки, литературы и искусства, как Александр Пальмбах, Владимир Наделяев, Василий Дёмин, Степан Феоктистов, Владимир Ермолаев, Василий Безъязыков, Иван Исполнев, Алексей Аксёнов, Анатолий Шатин, Ростислав Миронович, Сергей Булатов, Сергей Майер, Иван Забродин, Леонид Шевчук, Сергей Кайдан, Леонид Израйлевич».

История жизни Василия Безъязыкова со временем превратилась в легенду. Ее детали по крупицам были собраны благодаря его сыну – Заслуженному учителю России Альберту Васильевичу Безъязыкову, Заслуженному работнику культуры Тувинской АССР Семёну Лукичу Бухтуеву, доктору культурологии Валентине Юрьевне Сузукей и многим старожилам Кызыла, помнящим незрячего музыканта-виртуоза дядю Васю.

С золотых приисков – в Урянхайский край

На рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий семья Безъязыковых проживала в сибирской глуши – в деревне Мигна Минусинского уезда. Старики так в Мигне и остались, а их дети отправились искать себе иной доли. Разбрелись они по земле, рассеялись – не собрать, не найти.

Одного из них звали Сергеем, по отцу – Петровичем. Рано пришлось познать ему тяготы взрослой жизни. Еще мальчишкой нанялся помогать старателям, да так и остался с ними надолго. Искал свою золотую жилу. Как будто и нашел: жена его Пелагея Мелентьевна, в девичестве Николаева, была под стать мужу: никакой работы не чуралась.

В поисках лучшей жизни сменили они не один прииск Минусинского уезда: сначала приехали на затерявшийся в непроходимой тайге маленький прииск, но долго здесь не задержались. Оттуда – на речку Тёплую к золотопромышленнику Чиркову. Жили в общем бараке для рабочих. Условия – как у всех: тяжелый труд сменялся не менее тяжелым кратким отдыхом с картами, пьянкой, склоками.

После смерти Чиркова перешли к Губанову. Будто и лучше стало – занимали отдельную избу. Но изба подмывалась рекой и со всех сторон была окружена шурфами. Ходили по сходням, нередко взрослые или дети падали в реку. Так что малышей, оставляя их одних в доме, крепко запирали на замок.

Двадцать два года проработал Сергей Петрович на приисках, но и на последнем из них – Тарбатка – не озолотился. Не покидала Безъязыковых мечта о лучшей жизни. Люди говорили об Урянхайском крае, где жизнь представлялась вольной и сытной. В 1914 году, в год установления протектората России над Тувой, семья без сожаления покинула гористую и опасную Тарбатку, где на каждом шагу можно было напороться на змей.

Сложили свои нехитрые пожитки на телегу и – в путь. Дорога дальняя, трудная, колесная. Транспорт – кони да ноги. Пока доехали, намучились. Всем переселенцам дорога так доставалась, без трудностей не достигнуть земли за Саянскими горами: перевалы, затяжные подъемы, опасные спуски, броды через реки, речушки.

У Сергея Петровича и Пелагеи Мелентьевны было на ту пору трое детей: старшей – Ульяне – девять, Васе – семь, Федя – младший. Надежда, конечно же, на сыновей. Вот только Фёдор подвел – родился с недостатком: одна ножка оказалась короче другой, вряд ли получится богатырь. Зато радовал Вася, любимец отца. Всё в нем было складно, и головастый, ума – палата.

Паром с канатом в 80 пудов у слияния Енисеев

И вот семья в желанном Урянхайском крае. Поселились в местечке Булун по Большому Енисею. Природа – дух захватывает! Но на березах калачей не увидели. Надо найти свое дело, чтобы и пользу приносить, и прокормиться.

Сергей был легок на подъем. Услыхал, что русский царь на Виланах – в местечке при слиянии Большого и Малого Енисеев город строит, сразу же переселился туда. Благо, от Булуна недалеко, километров десять.

Тувинцы называли это место Хем-Белдир, что в переводе означает Слияние рек. Официальное же название новому городу дали Белоцарск. Конечно, там ничего еще не говорило о будущем городе, так, захудалая деревенька, а кругом – пустыня. Только у ручья Донмас-Суг, в местечке в западной части современного Кызыла, фактория татарская стояла, ее хозяева торговали с местным населением.

Сергей взял у нойона – правителя кожууна – разрешение на постройку дома на берегу Енисея, но впоследствии градостроители заставили его переселиться ближе к болоту, потому что он занял участок без их ведома.

Начало Белоцарску было положено, первые домики встали в ряд. Строили их переселенцы из разных мест Сибири: Томска, Красноярска, Минусинска, из деревень Нижнеудинского уезда Иркутской губернии. Прибывающие в Туву рабочие от села Григорьевка до села Верхне-Усинское шли пешком, а оттуда до Хем-Белдира их подвозили на лошадях.

В строительстве города участвовали и тувинские батраки, и русские рабочие, бежавшие с золотых приисков из-за неимоверно тяжелых условий труда и быта, а также некоторые из русских бедняков, переселившихся в Туву в предшествующие годы. Лес заготавливался в Тодже и сплавлялся по Бий-Хему. Известь обжигалась в Сарыг-Сепе и сплавлялась по Каа-Хему. Кирпич производился на месте.

Сергей был предприимчивым смолоду. И тут не прогадал: купил переправу через Енисей. Она стояла у горы Виланы при слиянии Большого Енисея (Бий-Хема) и Малого Енисея (Каа-Хема).

Интересно, что первая переправа через Енисей на торговой дороге из Монголии в Усинский край была организована в местечке Хем-Белдир в 1910 году. Это был небольшой паром, сооружение которого было поручено рабочему Вейсусу, высланному из Центральной России в Минусинск за революционную деятельность. Зимой 1909 года он с семьей переселился в Усть-Уюк и приступил к работе, а летом 1910 года паром был установлен.

Переправа у горы Виланы представляла собой более солидное сооружение – плашкоут, состоящий из парома на двух больших баркасах с настеленным на них полом площадью в 20 квадратных саженей, с перилами, рулевым колесом и десятью лодками для поддержания каната. Канат для плашкоута диаметром в два дюйма, длиной 250 саженей, весом 80 пудов был изготовлен рабочими Минусинска.

Вначале паром шел через Малый Енисей и приставал к вилочке – подножию горы, а потом дальше – через Большой Енисей. Двигался он усилиями двух лошадей, ходящих по кругу. Лошадей этих гоняли Ульяна и Василий, дети Сергея Безъязыкова, нередко до тошноты и рвоты гоняли, потому что по кругу. Сам же Сергей находился на пароме: рулил, командовал переправой.

Но недолго он наслаждался настоящим делом. Лицензию нужно было продлевать, а это не так-то просто. Скоро царские чиновники переправу у него забрали и дали компенсацию – сто шестьдесят рублей. Деньги по тем временам хорошие, но Сергей, конечно, расстроился, что у него отняли дело.

Унывать, однако, было некогда. Придумал новое занятие: купил пару больших домов и сделал заезжую. Вся семья обслуживала постояльцев: пекли, варили, стирали, мыли. Потом и баню срубили для рабочих. В строящемся Белоцарске Безъязыковы были пионерами в этом деле.

Одновременно росла и семья. 18 сентября 1914 года появилась на свет Рая – ровесница Кызыла, следом – Люба.

Босоногие экспедиции

Для детворы на новом месте всё было интересно. Вся степь была обследована, все гнезда проверены, весь лесной массив освоен, дупла обшарены.

Мальчишки знали наизусть, где, каких и сколько птенцов ожидать в каждом гнездовье, где и на что ловился хариус в Енисее, какие плоты имели лучшую серу на своих лесинах.

С ранней весны, как только расцветали первые лютики и появлялись из растаявшей земли хлебенки – дикие степные тюльпаны со съедобными луковицами, начинались нашествия орд маленьких босоножек на ближайшие степи.

Шли ватагой наикратчайшим путем – через болото. Оно жило, дышало, загадочно манило к себе. Однако туда, где росли камыши, не шли. Знали – это озерко в болоте. Искали более надежный путь. Прыгали с кочки на кочку, боясь поскользнуться. И всё же, то тут, то там раздавались громкие вскрики: очередная жертва испытывала на себе, как холодна весенняя вода, скорее не вода, а болотная жижа. Хорошо, если только замокли ноги, а бывало, и упадешь ненароком в эту грязевую жижу – совсем беда, но назад ходу нет, вперед, только вперед.

Теперь надо подняться на гору – возвышенность сразу за городскими домишками. Сейчас там больничный городок, телецентр, но тогда она была далеко за городом. Еще немного, и необозримая степь расстилалась безбрежным морем с хрустальным воздухом над ним и бездонной высотой небесного купола.

Но глаза ребятишек уже давно прикованы только к земле. И вот первый, потом еще и еще победный крик: нашел! Это то, ради чего и была предпринята вся экспедиция: робкие первые росточки хлебенок. Теперь – за дело.

Собираясь в путь-дорогу, каждый пацан, а иногда с ними увязывались и девчонки, запасался ножом. Ценился нож крепкий, с длинной ручкой. Кто-то выпрашивал у родителей лопату. Уж он-то был у ребят на особом счету: по производительности хозяин надежной лопаты превосходил всех остальных.

У каждого обязательно был мешочек, тряпичная сумка или хотя бы вместительные карманы, в них сначала хранилась заветная корочка хлеба, моментально съедаемая на горе, а потом складывалась добыча – хлебенки и степной дикий лук.

Выкопать их было непросто. Иногда ни нож, ни лопата не справлялись с каменистым упрямым грунтом, из которого выглядывали тонкие стебельки первых весенних растений. Ножи и лопаты берегли: не дай Бог, сломается, отвечать перед родителями придется по полной. А была беда и пострашнее – потерять нож. Как ни береги это сокровище, всё равно кто-то остается без него. Тут и до слез доходило: как появиться домой, где в хозяйстве имелся всего один нож?

Первые трофеи безоговорочно делились на всех и стремительно съедались. Не смущало отсутствие воды для мытья, с луковицы просто снималась нежная свежая коричневая пленочка, и обнажалась светлая сердцевина. Съедали сосредоточенно, по-взрослому оценивая вкусовые качества добычи.

А затем каждый был обязан выкопать как можно больше луковичек сладковато-крахмального вкуса, а также терпкой горечи лука и принести это богатство в семью. Пусть и другие насладятся первыми природными витаминами. Потом выхвалялся один пацан перед другим: сколько раз ходил в степь и сколько накопал хлебенок.

Но самым заветным желанием ребятни было попасть на Догээ – одну из вершин горной гряды, подступающую к городу на правом берегу Енисея. Стоило перенести все тяготы дальнего пути ради счастья побывать там.

С вершины открывались необозримые дали. От увиденного дух захватывало. Голубая извилистая лента Енисея в зеленом уборе лесов лежала, как на ладони. А небо, небо, раскинувшееся голубым шатром! По небу – изменчивые облака, причудливые, всегда новые, метаморфозы которых можно наблюдать бесконечно. А еще – орлы, свободные, смелые птицы, хозяева бездонного неба. Их плавное парение всегда торжественно и загадочно. Удивительное, завораживающее зрелище.

Теперь предстоял долгий и трудный обратный путь. Спускаться было не легче. Уже не привлекали саранки, заячья капуста, встретившаяся на пути змейка, похожие на маленьких забавных человечков зеленые кузнечики, прыгающие без устали и стрекочущие так громко, что глохли уши.

Солнце палило нещадно, сильно хотелось пить, и заблаговременно припасенные корочки хлеба давно были съедены. Уставали ребятишки от этих походов чрезвычайно, но при первой же возможности вновь шли покорять Догээ.

Вольное босоногое детство. Ребятишек не отягощали проблемы: революция, гражданская война, съезды, аресты и другие взрослые игры.

Белоцарск: все люди – наперечёт

Белоцарск, будущий Кызыл, долго выглядел деревней. План застройки двух, а потом четырех улиц казался исчерпывающе достаточным.. В списках населенных пунктов Енисейской губернии и Урянхайского края указано: в 1916–1919 годах здесь проживало 175 семей: 457 мужчин и 268 женщин от восемнадцати до шестидесяти лет.

Вскоре ряды переселенцев пополнились инженерами, топографами, землемерами, врачами, учителями, полицейскими. В расположенную в центре города церковь приехал священник. По свидетельству старожилов, первое строение православной церкви сгорело во время белоцарского боя 29 августа 1919 года. По другой версии, во время белоцарского боя церковь уцелела, а сгорела позднее – от рук неизвестных злоумышленников. Второе здание церкви было построено за городом. Со временем город разросся, и церковь оказалась внутри него.

В сентябре 1916 года недалеко от Енисея, в помещении одного из бараков, открылась первая русская школа. В настоящее время на ее месте стоит здание Дома народного творчества, в котором размещаются Министерство культуры Республики Тыва и другие ведомства. В доме, расположенном рядом со школой, была столовая. В ней кормили детей, здесь же столовались российские специалисты. В этой школе-гимназии начали учиться 47 учеников, среди которых был и Вася Безъязыков.

Роковой выстрел: погружение во тьму

Вася радовал родителей и учителей смышленостью, быстротой реакции, физическим развитием. Среди сверстников во всём и всегда был впереди. В городки, лапту, бабки ли играли, Вася был признанным заводилой.

Многие мальчишки завидовали его удачливости. Но среди них был один по-настоящему несчастливый. Буду называть его Ванькой.

Не везло ему. Бабки – суставы животных – для него собирали мать с отцом, но всякий раз этот Васька Безъязыков всё у него выигрывал.

В очередной раз прибежал Ванька к матери: «Дай бабки!» А она: «Не дам, не умеешь, не играй. Не буду больше тебе бабки собирать, иди к отцу». К отцу идти боязно, а играть хочется, но кто возьмет в игру без бабок? Размазывая слезы, прибежал Ванька к своему победителю и закричал: «Я тебя застрелю!» Васька равнодушно ответил: «Ну и стреляй!»

Не вынес Ванька обиды, и когда родители уехали из дома, вооружился отцовым дробовиком. Был вечер, игроки расходились по домам. Ванька выждал, когда Васька оказался в удобном для него месте, за домами, где никто не видит, и выстрелил. Попал в лицо.

Вася упал, потерял сознание. Ванька ужаснулся содеянному, стал в ужасе метаться. Что теперь будет? Молниеносно принял решение: чтобы скрыть следы преступления, утащить тело подальше. Схватил Ваську за ноги и поволок за навозные кучи, туда, где теперь старое кладбище. Сам же убежал и спрятался.

Случилось это в марте 1918 года. По ночам было еще так холодно, что не дожить бы раненому до утра, но случай спас мальчугана. На подводе возвращались домой родители Ваньки, увидели, что на куче что-то черное шевелится. Остановил отец лошадь, пошел посмотреть.А это Безъязыковых сынишка пытается встать на ноги. На лицо страшно смотреть: всё в крови, глаз не видно.

Кто тебя так? За что? Вася говорить не может, ослаб, чуть дышит. Положили его на подводу и привезли домой к родителям.

Конечно, злодея нашли скоро. Что ему сделали за это? Выпорол отец его как следует, но жить после этого случая в Кызыле семья уже не могла, уехала.

Долго Васю лечили, долго находился он между жизнью и смертью. Наконец, победила жизнь. Но – в кромешной тьме на всю оставшуюся будущность. Перед мальчиком встала трудная задача: учиться жить в темноте.

Продолжение – в №6 от 20 февраля 2014 года

Очерк Зинаиды Казанцевойо Василии Безъязыкове «Раненый орёл» войдёт шестым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

1. Оркестр народных инструментов. В центре первого ряда с баяном – Василий Безъязыков. Справа от него – Александр Кутенёв, слева –Нижегородов.

Во втором ряду слева направо: Зоя Нижегородова, Ирина Намай, за ней на заднем плане МаркелОсердцов, далее Мария Борисова, Варвара Петрова, Семён Сиротин. Тувинская Аратская Республика, Кызыл. Начало тридцатых годов двадцатого века.

2. Семья Безъязыковых. Сидят Сергей Петрович и Пелагея Мелентьевна с младшей дочерью Любой на руках, справа от нее – сын Василий. Между родителями – Фёдор. Слева от отца – старшая дочь Ульяна и маленькая Раиса. За Пелагеей Мелентьевной стоитжившая в семье работница. Урянхайский край, город Белоцарск, будущий Кызыл. 1917 год.