Галина Мунзук. Как на ладошке
От шекспировских героинь до ушастого зайчика – диапазон ее ролей на сцене Тувинского музыкально-драматического театра, актрисой которого выпускница Высшего театрального училища имени Бориса Щукина Галина Максимовна Мунзук стала в 1978 году.
Младшая из пяти детей народных артистов РСФСР Максима Монгужуковича и Кара-кыс Номзатовны Мунзуков, продолжив актерскую династию, и сегодня не расстается со сценой. 30 января 2016 года Заслуженная артистка России вышла на театральные подмостки Кызыла в особом спектакле «Небесное зеркало» вместе с детьми и взрослыми, которых считает уникальными.
Именно так – уникальными людьми, а не инвалидами с ограниченными возможностями – назвала ее старшая сестра Светлана Максимовна Мунзук детей и взрослых, занятых в проекте Общественного благотворительного фонда «Дерсу Узала», созданного сестрами в память их легендарного отца – исполнителя главной роли в одноименном советско-японском фильме.
«Небесное зеркало» действительно стало особой постановкой, в которой проявили свои таланты и незрячие, и передвигающиеся на колясках самодеятельные актеры. Для Галины Мунзук, единственного среди них профессионала, участие в этом спектакле было предопределено материнской судьбой: она знает, что это такое – не сдаться перед диагнозом «детский церебральный паралич» и поставить сына на ноги.
Работай, только работай
– Галина Максимовна, а ведь это уже второе интервью, которое вы даете Антуфьевой. Вопрос на засыпку: когда было первое?
– И правда – на засыпку. Даже гадать не буду – сразу сдаюсь. И когда же?
– Тридцать один год назад. Вот и вырезка сохранена – напечатано 8 марта 1985 года в газете «Молодежь Тувы». Я тогда только третий год корреспондентом в ней работала, а вы – уже шестой как были актрисой Тувинского музыкально-драматического театра. Выбор героини для интервью, вышедшего в свет в Международный женский день, был закономерен для органа Тувинского обкома ВЛКСМ: в 1984 году Галина Мунзук стала лауреатом премии комсомола Тувы в области литературы и искусства.
Тогда не поинтересовалась, сейчас исправляюсь: сколь велика была эта премия в денежном выражении?
– Никакого выражения не было. Просто диплом. Да и за звание заслуженного артиста ничего не выплачивалось – что Тувы, что России.
– Не в деньгах радость, в почете. По тем временам – событие.
– Еще какое событие. Молодая, зеленая: столько радости, такой подъем – первое признание! Диплом лауреата премии комсомола Тувы вручали на сцене театра. Выхожу с ним за кулисы, по наивности ожидая, что все без исключения сейчас поздравлять бросятся. А никто, кроме меня, не радуется.
Только в гримерной мои однокурсники по Щуке, так мы наше Высшее театральное училище имени Щукина называли, аплодисментами встретили.
И только позже до меня дошло, что имела в виду мама, когда сказала после окончания училища: «Дочка, театр – это такая сфера, где много зависти. Ни на что не обращай внимания, ни в интриги, ни в финансовые дрязги не встревай. Работай, только работай».
– Знакомая ситуация, типичная и для журналистики, и прочих творческих сфер. Кара-кыс Номзатовна была совершенно права: рецепт от попадания в засасывающее завистливое болото только один – работа. И еще есть лекарство – самому порадоваться за коллегу и поздравить его с успехом. А вы поздравляете коллег с их наградами?
– Поздравляю. Когда у человека нет зависти, хоть кого можно поздравить. Помню, как папа поздравлял артиста ансамбля «Саяны» Демир-оола Бадыргиевича Кежиктига, когда он заслуженного получил: «Молодец! Смотри только, чтобы нос не задрался. А то неудобно будет с задранным носом ходить – упасть можно».
Папа и мама никогда нравоучений не читали, замечания делали, вроде, и мимоходом, а в голове оставалось. И чем старше становилась, тем чаще их слова вспоминались. И к следующим званиям и реакции на них уже спокойнее относилась.
Мучительная роль
– Самая трудная для вас театральная роль?
– Хорошо, что не спросили про самую любимую. Когда такой стандартный вопрос задают, всегда удивляюсь: что значит любимая роль? Это то же самое, что спросить: кого из своих детей вы больше любите?
Неважно, в какой ты роли – главной или эпизодической, на каком плане стоишь – переднем, среднем или заднем. Очень точно сказал Константин Станиславский: «Нет маленьких ролей». В каждой надо полностью выкладываться, каждую любить. Потому что на сцене – как на ладошке, соврать невозможно – всё видно. Как и в жизни.
А вот самую трудную, даже мучительную для меня роль назвать могу – Кара в спектакле «Хайыраан бот».
– «Сожаление» – мой литературный перевод названия этого спектакля, классики тувинской драматургии. В советское время именно «Хайыраан бот» – трагическая история любви Кары и Седипа – обязательно открывала очередной театральный сезон. И зал всегда был полон, зрители увлеченно смотрели спектакль вновь и вновь, горячо обсуждая каждую новую трактовку, игру каждого актера: лучше он или хуже предыдущего?
Большой честью было играть в этом спектакле. Почему же для вас роль главной героини в нем была мукой?
– Потому что не готова была к этой роли. Всего пять лет в театре проработала, и мне ее дали. Откровенно скажу: не обрадовалась, а заплакала. Столько комплексов пришлось преодолеть, столько смелости проявить, чтобы Кару сыграть.
Главный комплекс – с языком. Я ведь окончила русскую школу и по-тувински совсем не говорила. Изучать язык стала только в Москве, в Щукинском училище, ведь нашу группу студентов специально набирали для пополнения тувинской труппы театра. Наталья Борисовна Тыртык-Кара училась в Москве в партийной школе и параллельно была нашим куратором. Она и стала моей учительницей тувинского языка, очень ей благодарна.
Когда окончила училище, уже могла говорить, но с акцентом. Столько из-за этого обидного наслушалась. Приходилось каждое слово множество раз повторять, чтобы со сцены оно правильно звучало. Есть такие, которые особенно трудно произнести, ощущение, что язык во рту не умещается.
– Пример такого трудного тувинского слова?
– Хилинчектиг – мучительный. Сейчас-то уже произношу верно, а тогда…
Как-то во время репетиции после одной из песен Кары, а она в спектакле три раза поет, из зала раздался резкий женский голос: «Зачем вы ей дали эту роль? Поет неритмично, говорит плохо».
Все остановились, ошарашенные. Режиссер Сиин-оол Лакпаевич Оюн, чтобы как-то сгладить неловкость, объявил перерыв. Я со сцены выбежала, какой-то угол нашла, наревелась. Слышу – звонок на репетицию. Холодной водой умылась, обозлилась и пошла на сцену: всё равно добьюсь, всё равно докажу!
– Добилась?
– Да, это я по маминой реакции поняла. Это ведь была ее роль. Кара – Кара-кыс Мунзук, столько лет это на всех афишах значилось. И всего несколько лет прошло, как она по возрасту перестала ее играть.
Мама на все спектакли приходила, но ничего мне не говорила, только смотрела из зала. Один раз поймала ее взгляд, в котором прочитала: «Молодец, доча, подросла». А второй – уже года через три после того, как Кару играть стала.
Никогда не забуду этот взгляд за кулисами: уже другой, неродной, оценивающей актрисы, не мамы.
– Если прямым текстом: Кара-кыс Мунзук на секунду забыла, что она – мама Галины Мунзук и посмотрела на нее, как состарившаяся театральная прима, чье место заняла превзошедшая её молодая дебютантка?
– Да. Описать невозможно, но любая актриса смысл такого взгляда почувствует. Она только глянула, ничего не сказала, но я поняла: значит, роль пошла, что-то во мне появилось.
И мы никогда с ней эту тему не обсуждали.
Тоже артист, как и ты, перевернется
– Провокационный вопрос: как вышло, что Заслуженная артистка Российской Федерации скатилась до уровня самодеятельности, участвуя в спектакле «Небесное зеркало», в котором заняты школьники и взрослые непрофессионалы?
– Да, скатилась, и в очень хорошем смысле слова. Такой проект придумала моя старшая сестра Светлана Максимовна Мунзук, что от участия в нем невозможно было отказаться. Репетиции начались, когда я к своему творческому вечеру готовилась, он на четвертое декабря 2015 года был назначен. Столько волнений и забот было с этим юбилейным вечером, но даже мысли не было – отказать. Потому что впервые у нас в Туве такой особенный спектакль ставился: артисты – люди с ограниченными возможностями, и взрослые, и дети.
– Опыт работы с такими детьми у вас уже был?
– Был, небольшой. Занималась с такими детьми, когда сыночка еще махоньким был. Был в Кызыле рядом с базаром Центр реабилитации детей-инвалидов. Ходила с Артышкой туда на мероприятия, и тут предлагают: а вы не попробуете позаниматься с ребятишками? Желающие есть, а заниматься с ними некому.
Согласилась и кружочек такой вела. Самые простые упражнения: пение, движения под музыку. Ребятишки разных возрастов с детским церебральным параличом разной формы. Приветствовали меня: «Здравствуйте, башкы». Даже неудобно было. Какой я башкы – учитель? Просто понимала, что некому с ними заняться, а им этого так хочется. Как мама понимала.
– Как мама понимала – мне ясно, о чем вы: знаю, что трудный путь прошли вместе с младшим сыном Артышем, пока он крепко на ноги встал. Можете откровенно поделиться своим уникальным материнским опытом – как не сдаться детскому церебральному параличу?
– Уникальным опытом? Да он у каждой мамы такой, потому что ребенок у нее особенный. Мне понравилось, как Света на премьере «Небесного зеркала» назвала этих ребятишек: не инвалиды, не дети с какими-то там ограниченными возможностями, а уникальные. Уникальные дети.
А мой опыт? Хорошо, расскажу, если это может кому-то пригодиться и как-то помочь.
Первый мой сын Аяс на четырнадцать лет старше второго, Артыша в тридцать три года родила – 27 ноября 1988 года. До этого даже понятия о детских инвалидностях не имела, знать о них не знала.
В женскую консультацию регулярно ходила, наблюдалась, меня заверяли, что всё в порядке. Только мама что-то подозревала: «Доча, ты посоветуйся с доктором, что-то форма живота у тебя не такая». Я снова в консультацию, а врач отшутилась: «Ничего страшного, тоже, как и ты, артист, перевернется».
А я же наших врачей слушалась, доверяла. Только после случая с сыном отношение к ним изменилось. «Надо было массаж делать, когда ребенок в животе был, чтобы он правильно повернулся», – так сказала русская бабушка, что на правом берегу Енисея жила. О ней молва шла, что народными средствами помогает, и я к ней с сыночком ездила. То же самое – что меры еще на стадии беременности принимать надо было – потом и китайские специалисты подтвердили.
Такое счастье: вот он, живой!
– А в каком из двух роддомов Кызыла Артыш на свет появился?
– В первом, на улице Гагарина.
– О, и я тоже там рожала, на первом этаже, и сына, и дочь. Надю – за четыре месяца до того, как вы Артыша. Прекрасно помню высокий стол в родзале: меня на нем врач с медсестрой ночью одну оставили, а сами ушли куда-то.
И вот чувствую, что ребенок-то уже появляется, и ужас, что его подхватить некому, и он сейчас с этого высоченного стола прямо на кафель пола упадет и разобьется – сильнее боли. Ничего более умного, чем «Лезет!», в голову не пришло. Но заорала так, что услышали. Прибежали и вовремя на руки приняли.
– Вот и я на этом столе лежу и слышу слова врача: «Ребенок мертвый». Сынок мой, когда на свет появился, не сразу заплакал. Но не поверила, не было у меня глубоко внутри этой трагедии и чувства, что это правда.
Когда принесли его кормить – такое счастье: вот он, живой! Такой сверточек приносят – не прямой, как другим мамам в нашей общей палате, а треугольный – он ножки не мог вытягивать. Диагноз: детский церебральный паралич, нижний парапарез – паралич обеих ног.
После роддома сразу – в отделение патологии новорожденных. Долго там лежали. Чего только ни насмотрелась. Боже мой, сколько таких детей с самыми разными травмами.
Девочка с заячьей губой и волчьей пастью – всё вместе. Приносят, а мать не хочет ее на руки брать, когда уговорят – кормит через силу, как будто ненавидит. Потом она от нее отказалась. Еще одна девочка лежала – ее сразу бросили: у нее и с ручками, и с ножками что-то не так было.
Бедные дети, они же не виноваты, что такими на свет появились. Невозможно было на всё это смотреть, очень жалко. Ночами уткнусь в подушку и плачу: и о детках этих, и о своем сыночке.
Честно говоря, полгода так проплакала. А потом всё это как-то перешло просто в заботу. Конечно, переживала за него, но уже не так сильно плакала.
Галя-плакса
– И всё же плакала? Трудно поверить, что всегда улыбающаяся на людях Галина Максимовна, в театральном послужном списке которой столько сильных персонажей, часто льет слезы.
– О, Надежда Мухарбековна, я такая плакса – ужас. Всегда так злилась на себя: Галя-плакса, что ты опять ноешь! Разозлюсь и опять начинаю то, что не получилось.
Маленькая была, братья шутили: «Галя, заплачь, мы тебя сфотографируем!» И фотографировали. Я же самая младшая в семье Мунзуков. Первая девочка, которую мама родила, умерла в годик с небольшим. Потом Мерген на свет появился, за ним Орлан, Эрес, Света, а когда маме тридцать семь было – я.
Только пикну – братья и сестра ко мне бегут, в дверях застревая: лишь бы Галю успокоить. Жила, как почка в сале. Все меня на руках носили, лелеяли. Нежилась в их любви.
Сейчас-то я уже меньше слез лью, но иногда бывает – от радости или сильных чувств. Недавно озвучивала синхронный перевод с тувинского на русский спектакля «Журавли», который режиссер Марина Идам поставила про наших тувинских добровольцев. Читаю текст, смотрю на сцену, а в горле – ком.
Вот такая плакса-вакса. Только не подумайте, что сыночке свои слезы показывала – нет. Нельзя было при нем плакать, должна была для него во всем опорой быть, чтобы на ноги поставить. До трех лет он совсем не ходил. На руках носила или на коляске возила. А когда Артышке три года исполнилось, купила велосипед, и он очень нас выручал: посажу его на багажник, и едем вместе.
Хоть табличку на грудь вешай
– У дочери моей однокурсницы был похожий диагноз, и когда она везла трехлетнюю дочурку в закрытой коляске, ее чуть ли не чокнутой за глаза называли – реакция ограниченных людей.
– То же самое. По улице иду, слышу осуждающее: «Такого большого ребенка и в коляске везет». Хоть табличку на грудь вешай с разъяснением, почему мне так делать приходится.
– Сытый голодного не разумеет, а здоровый – больного. Бестактных хватает.
– О, это я с сыном хорошо поняла: взрослый человек, а может такое ляпнуть. Казалось бы, умные, серьезные должности занимают, а такое скажут, что просто поражаешься.
А сыночка всё очень хорошо понимал – с младенчества. Я с ним не замечала, как день проходил. Разговариваю с ним, а он глазками мне отвечает. Умственно очень хорошо развивался.
Когда годик исполнился, стала его брать с собой на гастроли по районам – работать-то надо. Посажу за кулисами на стул, скажу: «Мама работает». И он сидит с таким серьезным лицом, весь спектакль ни разу не пикнет.
На репетиции в театр тоже с собой брала. У нас такой рабочий день был: репетиция – с одиннадцати и где-то до трех. Потом перерыв. В семь вечера – спектакль или снова репетиция до тех пор, пока режиссер не отпустит. Сейчас в театре уже так не работают.
Тогда ведь таких детей в Кызыле в детские сады не принимали. Одну группу для ребятишек разного возраста с инвалидностью открыли в девятнадцатом садике, когда нам уже около шести лет было. Артыш туда с удовольствием ходил – он с детства с любым человеком мог беседу завести и контакт найти. Очень общительный – благодаря театру.
Иногда, когда подрос, приходилось ненадолго и одного дома оставлять. Мама и папа тогда еще работали, старший сын уже в армии был.
Посажу в манеж, положу туда бутылочку с водой, пакетик с пряничками, поставлю горшок с крышкой и телефон – тогда еще проводной, с трубкой. Накажу: трубку аккуратно на место клади, чтобы связь всегда была. Он сидит в этом своем домике – рисует, книжки листает. Звоню в перерывах между выходами на сцену: «Как дела, сынок?» «Нормально, мама».
Женщина – сильнее
– Как много пришлось пережить и преодолеть, чтобы и в прямом, и в переносном смысле поставить младшего сына на ноги?
– Лет семь почти не спала, постоянно просыпалась: как он? Сколько лекарств перепил, сколько массажей было сделано, сколько операций перенес, столько боли.
Только на четвертый год стал понемножку ходить. Помните, к нам впервые приехали китайские врачи? Первая группа – когда Артышке третий годик шел, прием они в парке вели. Месяц я к ним его возила на лечение: массаж, иглоукалывание.
Больно, конечно: он плачет, я потихоньку плачу. Но после этого стал на цыпочки подниматься и понемножку на цыпочках ходить. Как мы с ним радовались!
На следующий год – уже другая группа из Китая, снова к ним на процедуры. Первая операция – в пять лет. Делал ее покойный хирург Виктор Александрович Верещагин. Растянул немножко сухожилия.
Обе ножки – в гипсе, я тащу его на руках по коридору ресбольницы, и вдруг сынок как заплачет. Что такое? А сзади шел мужчина с полностью обожженным лицом. Он увидел и испугался. Так что всего он по больницам насмотрелся.
– И сколько всего операций вашему мужественному сыну пришлось пережить?
– Шесть операций перенесли, чтобы ноги потихоньку выправить. А в девятом классе Артыш сказал: «Мама, больше на операции соглашаться не буду, я устал, и ты устала. Как хожу, так и буду ходить». Он старался не ходить, а бегать, так у него лучше получалось.
– Как же актриса со скромной зарплатой справлялась с этим, ведь операции – платные?
– Ничего, справилась, правда, материальную помощь где только ни просила, за всякую подработку бралась.
Мы же не только операции делали, но и на реабилитации после них ездили: в Иркутск, Москву, там массажи, процедуры всяческие. В Минздраве говорят: вы сначала съездите, а мы вам потом выплатим. А чтобы съездить, надо где-то средства найти.
Как-то не знала, где еще деньги на операцию достать, а нужно было шесть тысяч, и мне подсказали: попроси материальную помощь в правительстве – в Белом доме. Удивилась: неужели можно? Можно, напиши заявление. Пошла, стою в большой очереди, а в соседний кабинет идет сотрудница, знакомая. Удивилась: «А ты что тут делаешь?» «Да вот, сыну материальную помощь ищу».
Она в свой кабинет пригласила, очень удивлялась, что ничего не знала о наших с сыночкой трудностях, а потом рассказала такое, что я дар речи потеряла. Оказывается, есть такие люди: чтобы лишние деньги получить, специально инвалидность детям оформляют – здоровым.
Господи, как так можно? Как они бога не боятся?
– Рассказывая о материнских заботах, вы совсем не упоминаете о вкладе отца.
– Даже говорить о нем не хочу. Я обоих сыновей одна воспитала, поэтому и сейчас мы такие дружные, понимаем друг друга с полуслова.
И фамилию оба – и Артыш, и Аяс – взяли не своих отцов, а мою: сами их поменяли, когда паспорта получали. Так что все мы – Мунзуки, мы вместе всё пережили и преодолели.
– Женщина сильнее мужчины?
– Да. В физическом плане мужчины, конечно, сильнее. А в моральном – женщины. Выживаемость у женщины больше, по себе знаю.
Не могу нагрубить, ответить хамством на хамство. Но всё равно у меня внутренне чувство, что я – сильнее. Хотя и плачу.
Окончание – в №14 от 22 апреля 2016 года
Интервью Надежды Антуфьевой с Галиной Мунзук «Как на ладошке» войдёт тридцать четвёртым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги продолжает готовить редакция газеты «Центр Азии».
Фото:
1. Заслуженная артистка Российской Федерации Галина Мунзук и ученица школы № 4 Нинжедмаа Хомушку – премьера спектакля «Небесное зеркало», поставленного по проекту Фонда «Дерсу Узала» имени Максима Мунзука. Кызыл, малая сцена «Тет-а-тет» Национального театра Республики Тыва. 30 января 2016 года. Фото Ай-кыс Монгуш.
2. Слева направо – Галина Мунзук, Зоя Байыр-оол, Галина Доржу – выпускницы Высшего театрального училища имени Бориса Щукина, выпуск 1978 года. Кызыл, Тувинский музыкально-драматический театр, спектакль «Шельменко-денщик». 1982 год.
3. Кара-кыс Номзатовна Мунзук в роли Кары в спектакле «Хайыраан бот» – «Сожаление». Кызыл, конец сороковых годов.
4. Галина Максимовна Мунзук в роли Кары в спектакле «Хайыраан бот» – «Сожаление». Кызыл, 1984 год.
5. Спектакль «Хайыраан бот». Финал. В центре – влюбленные Кара и Седип, которым не суждено быть вместе. Кара – Кара-кыс Мунзук, Седип – Алексей Чыргал-оол. Кенден-Хуурак – Максим Дакпай, Хам-оол – Александр Тавакай, Оске – Олег Намдараа. Снимок выглядит несколько странно из-за ретуши – подрисовки тушью частей лица, тела, декораций, сделанной в редакции газеты «Шын» перед отправкой фото в типографию. Без этого из-за низкого качества типографского оборудования того времени фото на газетной странице получилось бы нечетким. Кызыл, 1944 год.
6. Галина Мунзук с мамой Кара-кыс Мунзук. Жену и дочку сфотографировал Максим Мунзук. Кызыл, 1964 год.
7. Жизнерадостному Артышу – шесть лет. Кызыл, 31 января 1995 года. Снимок сделан в Тувинском музыкально-драматическом театре, в котором Артыш провел свое детство вместе с мамой – актрисой Галиной Мунзук.
8. Сцена из спектакля «Король Лир» по пьесе Уильяма Шекспира. Король Лир – Александр Салчак, его дочь Регана – Галина Мунзук. Кызыл, Тувинский музыкально-драматический театр. 2005 год.
9. Коллектив Тувинского музыкально-драматического театра, открытие сорок пятого театрального сезона. В центре первого ряда сидит Народной артист РСФСР Максим Монгужукович Мунзук, справа от него – супруга, Народная артистка РСФСР Кара-кыс Номзатовна Мунзук. Их дочь Галина Мунзук стоит во втором ряду, за спинами родителей. Кызыл, сентябрь 1980 года.
10. Мы – Мунзуки! Галина Мунзук с сыновьями: слева – старший Аяс, справа – младший Артыш. 1 января 2014 года – встреча нового года в Москве.
Надежда Антуфьева, antufeva@centerasia.ru