Экзамен жизни
Жизнь – это непрерывный экзамен. Постоянная проверка на прочность, силу духа, ответственность, доброту, умение любить и делать правильный выбор.
Много таких трудных испытаний было в моей судьбе. Выдержать эти бесконечные экзамены помогали окружавшие меня люди, у которых всегда чему-либо училась, с которых брала пример.
В первую очередь, это мои родители, родные. Потом – школьные учителя, преподаватели в медицинском институте и клинической ординатуре, коллеги-врачи, друзья, писатели Тувы.
И, конечно, писатели мира, которые заворожили меня с детства. Прекрасные книги, которые начала читать с шести лет – под вой вьюги за окном нашего маленького домика в горном селе Мугур-Аксы – и продолжаю читать сейчас – в Литературном институте имени А. М. Горького в Москве, где стала учиться в 57 лет.
Да, именно в пятьдесят семь. И пусть это вас не удивляет, ведь и учиться, и круто изменить свою жизнь, осуществив мечту, никогда не поздно. Как никогда не поздно и проанализировать свою жизнь, рассказав о ней, прежде всего, самому себе.
Свадьба через полвека
Свою свадьбу мои родители – Кыргыс и Сенмит Шомбулы – отметили, только прожив вместе полвека. Мы – дети – в 1993 году организовали им в селе Мугур-Аксы грандиозную золотую свадьбу.
Узнав о наших планах, папа сначала растерялся: «Что вы затеяли? Неужели мы с мамой, как восемнадцатилетние, будем отмечать свадьбу, которой у нас никогда не было? И вы, Зоя и Кара-оол, действительно приехали из Чаа-Холя только с этой целью?»
Потом поразмыслил: «Идея очень интересная. Но для свадьбы надо так много…» Тогда мы показали привезенные продукты, и папа с мамой с радостью согласились: «На свадьбу предостаточно. Вернем свою молодость!»
Папа, в отличие от мамы, которая была младше его на десять лет, никогда не пел, а на золотой свадьбе запел – впервые.
Кыргыс Сундуевич Шомбул родился 30 марта 1917 года в юрте у реки Тарлаг, ныне это место – территория Пий-Хемского района Республики Тыва, в семье простых неграмотных аратов-бедняков Сундуя Кыргыса и Тарыкай Тулуш. Он из рода кыргыс.
При паспортизации – после вступления в 1944 году Тувинской Народной Республики в состав СССР – его имя Шомбул записали фамилией. А его родные братья и сестры получили фамилию Кыргыс. Типичная для Тувы история: подобное при получении паспортов происходило и с членами других семей.
Мне же в свидетельстве о рождении записали: отчество – Шомбуловна, фамилия – Кыргыс, так перенесли и из свидетельства в паспорт. А у моего родного младшего брата Валерия, например, в паспорте значится: отчество – Кыргысович, фамилия – Шомбул.
Папа сначала учился в школе-интернате в селе Тарлаг, а с 1934 года – в сельскохозяйственном техникуме в городе Ойрот-Тура, ныне это Горно-Алтайск. Окончил техникум в 1939 году, получил специальность зоотехника, работал в Тоджинском кожууне. С начала сороковых годов работал зоотехником, председателем колхоза «Малчын», затем – председателем Монгун-Тайгинского райисполкома.
Мама – Сенмит Бурушкаковна Шомбул, девичья фамилия Салчак, родилась 15 мая 1927 года в местечке Айлыг-Хавак у реки Мугур Монгун-Тайгинского района.
Папа с первого взгляда влюбился в кудрявую красавицу-ревсомолку на резвом скакуне. Ее родители – Бурушкак Салчак и Севил Каксаан-Иргит – хотели выдать дочь за более зажиточного человека, но мама тоже полюбила папу и в 1943 году вышла за него замуж.
Двенадцать детей
Родители мои прожили вместе долгую жизнь: трудную, но счастливую. От их брака родились двенадцать детей.
Самая старшая дочь Анай родилась в 1945 году и умерла в восемнадцатилетнем возрасте от туберкулеза легких. 24 февраля 1946 года родился сын Кан-оол, 17 марта 1949 года – Эрес-оол. Олег, родившийся 5 мая 1951 года, трагически погиб в двадцатилетнем возрасте – 14 июля 1971 года, во время службы в советской армии.
Следующая по старшинству я – Зоя – родилась 17 августа 1953 года, сестра Зина – 7 октября 1955 года. Родившийся в марте 1958 года Март-оол в двухмесячном возрасте умер от пневмонии. 21 февраля 1960 года появились на свет двойняшки Люба и Люда, но Люда не дожила и до года: угасла от осложнения коклюша.
14 июня 1963 года родился Валера, 12 марта 1966 года – Айланмаа, 3 июля 1969 года – Уля.
В 1952 году папа окончил совпартшколу в Кызыле, после чего его направили в Тес-Хемский район, где работал сначала секретарем райисполкома, затем – председателем колхоза «Чодураа». Там, в Тес-Хемском районе, в селе Самагалтай, родились я и сестра Зина.
Свое детство в Тес-Хемском районе почти не помню, а вот юрту дедушки Бурушкак Чульдумовича Салчака и бабушки Севил Иргит (Каксаан-Иргит) у подножия горы Монгун-Тайга хорошо помню. Вокруг юрты – настоящий рай: отары овец, коз, яков, река Мугур, горы с ледниками.
Зине было два, а мне – четыре года, когда родители отвезли нас к бабушке и дедушке. Сама не помню об этом случае, но родители рассказывали, что когда они приехали за нами, я пожаловалась: «Шокар авам соктапты, кызыл авам хыйнапты» – «Пестрая мама ударила, красная мама ругала».
Так я сообщила о том, что нас шлепнули по попам и поругали за то, что намочили бопуктар – детскую обувь из выделанной кожи. Бабушка была в красно-бордовом халате, а ее невестка Кулак – жена сына Метпээ – в пестром. Папа тогда удивился: «В четыре года уже как поэт говорит».
В конце пятидесятых годов родители переехали из Тес-Хемского района в село Хандагайты Овюрского района, где папа недолго работал инструктором в райкоме партии, затем – снова в село Мугур-Аксы Монгун-Тайгинского района, где работали и жили до конца жизни.
Их брачный союз был удивительно гармоничен. Папа и мама дополняли, понимали и не подавляли друг друга, взаимно поддерживали, уважали один другого. И постоянно были в труде.
Моя мама – Большая Медведица
Мама до выхода на пенсию работала швеей в районном бытовом комбинате. Там ее прозвали Улуг-Адыг – Большая Медведица.
Во время летних каникул, начиная с пятого класса до окончания школы, я и братья Кан, Эрес, Олег вместе с мамой работали на сезонных работах колхоза «Малчын»: на стрижке овец, в кирбииш-сарае – кирпичном цехе под руководством Седена Куулара по прозвищу Аксак-Седен – Хромой Седен.
Работа была очень трудная, но никто из нас не жаловался. Мы знали, что зарабатываем деньги, на которые родители купят нам школьные принадлежности, одежду, обувь.
Вспоминаю, как мама перевязывала мои руки с волдырями после стрижки овец и приговаривала: «Ты уже большая, моя помощница, вот первые трудовые волдыри заработала. Ничего, доченька, потерпи, скоро они заживут».
А как болела спина после работы в кирбииш-сарае! Сначала мы таскали серые глиняные кирпичи до печи, в которой их обжигали. После обжигания таскали от печи красные кирпичи.
Среди ясного дня неожиданно налетала песчаная, вместе с глиной, буря, сбивающая с ног. В Монгун-Тайге это часто бывает. Мы прижимались друг к другу, мама чем-то накрывала нас. После бури на зубах скрипел песок, рот был наполнен тягучей серой глиной. Долго потом протирали глаза, выбивали пыль из одежды и волос. И снова брались за серые и красные кирпичи.
Печи, сложенные из этих наших кирпичей, до сих пор нормально топятся. Вот бы возобновить сегодня работу кирпичного сарая Хромого Седена. Ведь в Монгун-Тайге леса нет, а из кирпича можно строить дома.
Какие сильные, проворные руки у мамы! А как она пела! У нее была привычка петь во время особенно трудной работы, тогда даже не замечаешь, как болят руки или спина.
А какая красивая наша смуглая мама: черные кудрявые волосы, румяные щеки, блестящие черные глаза под ровными дугами черных бровей, белые зубы. Мама еще красивее становилась во время кормления грудью, прямо вся лучилась, и так вкусно пахло от нее.
Мне от мамы достались только белые зубы, больше ничего. Я вся в папу. Земляки говорили: «Копия Шомбула!» В детстве часто с обидой говорила маме: «Ты и сестра Анай очень красивые, а я такая уродливая!» Мама меня успокаивала: «Ты свою красоту просто не замечаешь. Подрастешь – поймешь. А сейчас ты лучше братьев учишься, читаешь много. Ты ум отца взяла. Это – самое главное».
Мама и дома была вечно в хлопотах: варила еду, выделывала шкуры, шила, вязала, убирала, мыла, но всегда успевала рассказать нам очень интересные сказки.
У каждого из детей были свои домашние обязанности, мама распределяла их и тщательно контролировала выполнение поручений. Я всегда нянчила кого-то из сестренок или братишку Валеру, пилила, колола дрова, топила печь, ходила за водой на реку Каргы.
Мама могла нас поругать, шлепнуть провинившегося. Но мы, зная свою вину, не обижались на нее. А папа, ее полная противоположность, никогда нас не ругал, не бил, а спокойно убеждал.
Мой папа – Иноходец Шомбул
Папа со своими светло-каштановыми волосами, с сине-голубыми глазами был больше похож на русского, чем на тувинца.
Среднего роста, сухощавый, жилистый, без единого грамма лишнего жира. Спортивная фигура у папы сохранилась до конца его жизни, а мама то худела, то полнела, особенно – после родов.
Его мягкая улыбка, прямой открытый взгляд, светившийся умом и добротой, тихий успокаивающий голос, неторопливые плавные движения, вся манера держать себя внушали уважение к нему. Папа мог не только всех нас поддержать, он умел действовать, брать на себя инициативу и ответственность.
Папа каждый день читал газеты, особенно любил «Шын» – «Правду». Знал наизусть стихи Александра Пушкина, Степана Сарыг-оола, Сергея Пюрбю, развивал и мою память, постоянно спрашивал о прочитанной книге. Он, многократный чемпион по шахматам Монгун-Тайгинского района, научил меня играть в шахматы, и эта игра мудрецов и сегодня – моя любимая.
Папа увлекался многими видами спорта: легкая атлетика, туризм, альпинизм. Первые нормативы по альпинизму он выполнил в 1934 году, покорив самую высокую гору Алтая – Белуху: 4506 метров над уровнем моря. Об этом восхождении папа всегда рассказывал с огромным удовольствием и гордостью: «В нем участвовала интернациональная бригада из тридцати пяти студентов нашего сельскохозяйственного техникума: русские, алтайцы, тувинцы, казахи».
Из тех тридцати пяти спортсменов до сегодняшнего дня здравствует Тамара Чаш-ооловна Норбу – заслуженный ветеран, опытный советско-партийный работник Тувы. С ней я познакомилась, когда уже работала врачом в республиканской больнице № 2, называемой чабанской: пришла к ней домой по вызову.
Папа участвовал и в первом восхождении на самую высокую гору Тувы – Монгун-Тайгу – в августе 1946 года. И тоже в составе интернациональной бригады: восемь русских альпинистов, четыре – тувинских. Участник покорения вершины – Юрий Промптов – написал об этом восхождении книгу «В центре азиатского материка», один из главных героев которой – Кыргыс Сундуевич Шомбул.
Эта книга тиражом в 50 тысяч экземпляров вышла в свет в 1950 году, издана в Москве государственным издательством культурно-просветительной литературы. Папе она была очень дорога.
Папа был увлеченным спортсменом: хорошо играл в волейбол, футбол, участвовал в соревнованиях по стрельбе, в молодые годы неоднократно был призером на скачках, в тувинской борьбе хуреш. Он научил меня кататься на коньках, спортивной ходьбе. В нашем маленьком селе он прославился своей быстрой ходьбой, его прозвали за это Челер-Шомбул – Иноходец Шомбул.
В детстве я часто с интересом слушала беседы папы с мамиными братьями – Хунаном, Бызаай-оолом, Молдургой, ныне это известный в Туве поэт Молдурга Бурушкакович Салчак. Они говорили о прочитанных книгах, о культуре, литературе. Папа часто анализировал, по-дружески критиковал творчество молодого поэта, в моей памяти его иногда резкие, иногда с юмором высказывания по поводу его новорожденных стихов.
Герои бесед взрослых очень увлекали меня: первый летчик-земляк Хунан-оол Кара-Сал, знаменитый народный сказитель Чанчы-Хоо Ооржак, композитор Саая Бюрбе и весь талантливый род саая, борец родом из верховья Барлыка Дагба Саая, прославленный не только в Туве, но и в Монголии мастер горлового пения Хурен-оол Кара-Сал.
Папа любил говорить и о политике, он был членом КПСС, с его слов мы знали назубок имена руководителей многих государств и коммунистических партий.
В последние годы, до выхода на пенсию, отец работал в должности завскладом райтопсбыта, отвечал за обеспечение населения района углем. В Монгун-Тайге из-за отсутствия леса уголь – это проблема № 1.
Сельчанам постоянно не хватало угля. Папа, вставая в пять утра, проверял наличие угля на жизненно важных объектах – в школе, детских садах, больнице, затем – в сараях жителей. Жадничающим запастись углем впрок, проверив запасы каждого, говорил: «У вас угля пока достаточно, а вот у Халба-Успуна – Медлительного Успуна – всего-то граммов двести».
Он очень верно на глаз отмечал количество угля. Русские водители, прибывавшие в село на нагруженных углем «КамАЗах», прежде чем разгрузиться, проверяли точность заведующего складом и удивлялись его глазомеру.
Из всех своих наград папа очень гордился медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», как знаком того, что правительство Советского Союза оценило его труд в Туве в очень тяжкие военные годы.
Самое главное: папа был очень добрым. Мы, дети, часто стояли в очередях за хлебом: в магазинах или в пекарне Монге-Делгера, которую называли так по имени главного районного пекаря. Шустрые мальчишки пытались хитрить и пробраться вперед, взрослые их ругали и заставляли встать в конец очереди. Иногда хлеба всем в длинной очереди не хватало. Помню, мама частенько ворчала на папу за то, что он, хотя мы жили небогато, и в доме на счету был каждый рубль, и даже копейка, бесплатно отдавал наш хлеб для соседских детей из таких же многодетных семей, как наша: «Своим детям есть нечего, а ты другим отдаешь». Но на самом деле она не очень сердилась, а только делала вид.
В нашем селе жили люди не от мира сего, которых некоторые не упускали случая подразнить. Пожилой Какан Чульдум-Сурун, у которого не было жены и детей, не выговаривал букву «р», ходил по домам родственников по отцовской и материнской линии, помогал по хозяйству, за это его кормили. Когда злые шутники задавали вопрос: «Почему ты не женишься?», он постоянно отвечал: «Женщина по имени Топай меня совсем не замечает». Еще была шаманка Борбак-Кара с сыном Сээден-оолом, больным мальчиком, которого называли неполноценным. Мы, маленькие, очень боялись ее сына. А папа их очень жалел и говорил нам: «Бедная у них судьба! Никогда нельзя ни высмеять, ни дразнить таких людей».
Мне без вас плохо!
Когда мне исполнилось четыре с половиной года, меня отдали в семью родного брата мамы – Хунана Салчака.
У Хунана Бурушкаковича, он был главным экономистом райфинотдела, и Болатмы Донгаковны, она работала председателем районного потребсоюза, не было своих детей, поэтому, как это принято в тувинских семьях, они взяли меня из нашего многодетного семейства на воспитание.
В родной семье я всегда донашивала вещи своей старшей сестры Анай, сладости мы получали только по праздникам. Когда стала жить в новой семье, все изменилось. Очень хорошо помню, как продавцы угощали меня – приемную дочь председателя райпо – шоколадными конфетами, когда я вместе с Болатмой Донгаковной заходила в магазины. Я стеснялась бесплатно брать конфеты, поэтому брала только после разрешения Болатмы Донгаковны.
Мне купили новую одежду, двух кукол. Жить стало веселей. Только приемных родителей, несмотря на их доброту, никак не могла называть авай и ачай – мама и папа.
Помню, как мы поехали в гости в села Шуй и Тээли Бай-Тайгинского района к родственникам приемной матери. Их у нее было много, мама Болатмы Донгаковны – мать-героиня. Мы побывали в гостях не менее чем в десяти домах, и в каждом нас очень приветливо встречали, обильно угощали.
В Тээли я заболела воспалением легких. Меня положили в районную больницу. Температура была очень высокой, я теряла сознание. Очнувшись однажды, увидела: на полу возле моей кровати спит мой родной отец. Оказывается, узнав о моей болезни, он приехал и не отходил от меня ни днем, ни ночью.
Закричала: «Ачай!» Горько плакала и просила: «Забери меня домой! Мне без вас плохо!» И папа повез меня домой – в родную семью. Приемные родители огорчились, но поняли, что ребенок должен жить там, где его сердце. Прощаясь, они отдали все, что купили мне: одежду, игрушки.
Положение единственного ребенка в приемной семье избаловало. В родной семье все удивлялись изменению моего характера: появившимся зазнайству, кокетству, нежеланию трудиться. Как только подходила моя очередь мыть посуду или пол, заставляла работать вместо себя младшую сестренку Зину. За это разрешала ей поиграть одной из моих кукол или давала поносить какое-то из платьев. Но постепенно, слава Богу, эти отрицательные качества исчезли.
А с приемными родителями осталась в очень теплых дружеских отношениях. Жаль, что дядя Хунан Бурушкакович покинул этот мир совсем молодым. А здравствующую Болатму Донгаковну с ее сыном Эресом, невесткой Алдынай и многочисленными внучатами я не забываю.
В один день – смерть сестры и рождение брата
В неполных десять лет я пережила первую потерю: ушла из жизни моя любимая, самая старшая сестра Анай. Она умерла от туберкулеза легких – в восемнадцать лет.
Сестра долго болела, лечилась, а когда ей дома в очередной раз стало плохо, ее повезли в больницу в Кызыл, но довести не успели: она скончалась в больнице села Тээли. Нам в Мугур-Аксы о ее кончине сообщил по рации папа, который был вместе с Анай. Это было 14 июня 1963 года. В этот же день мама родила младшего братика.
Болатмаа Донгаковна, отправив меня на следующий день в нашу сельскую больницу с обедом для мамы, предупредила: «Если мама спросит про Анай, не говори, что она покинула нас, а скажи, что ей лучше. Иначе она будет плакать, и у нее пропадет молоко, как тогда малыша кормить». Я шла в больницу, вытирая слезы плечом, ведь руки были заняты кастрюльками с обедом.
Конечно, мама сразу же спросила меня про старшую дочь. Я ответила, как было велено, и чтобы как-то отвлечь авай от мыслей про Анай и скрыть горе, перевела разговор на новорожденного, предложив: «Давай, назовем братика Валерой – в честь космонавта Быковского».
О полете космического корабля «Восток-5», командиром которого был Валерий Быковский, как раз сегодня – 14 июня 1963 года – сообщило радио. Маме мое предложение понравилось, и новорожденный получил имя Валерий.
Болезнь и смерть Анай стали не только горем нашей семьи, но и причиной того, что мне в очередной раз пришлось уехать от родных. Меня и брата Олега отправили в Шуйскую санаторно-лесную школу. В лесную школу набирали ребятишек, бывших в контакте с туберкулезными больными – для профилактики этой болезни. В этой школе я училась в третьем и четвертом классах.
В санатории были дети из разных сел Бай-Тайгинского, Барун-Хемчикского и Монгун-Тайгинского районов Тувы: Тээли, Бай-Тала, Кызыл-Дага, Дон-Терезина, Эрги-Барлыка, Аксы-Барлыка, Мугур-Аксы. Одноклассница из села Тээли – Чылбакмаа Комбужаповна Конга – до сих пор моя подруга, ныне она – операционная сестра хирургического отделения в Ак-Довураке.
В родительские дни ко всем детям приезжали из близлежащих деревень родственники, ко мне и брату Олегу из самого отдаленного Монгун-Тайгинского района некому было приехать. Мы очень тосковали по родным.
Как большой праздник, запомнился нам единственный визит: из города Чадана на райисполкомовском УАЗике к нам приехал самый младший родной брат папы – Михаил Кыргысович Сундуй. Он до выхода на пенсию много лет работал в советско-партийных органах в Дзун-Хемчикском и Пий-Хемском районах. Сегодня он – единственный, кто остался в живых из папиных братьев и сестер.
Дядя сам сидел за рулем, такой красивый: в кожаной куртке, в классическом черном костюме, при галстуке, в новых блестящих ботинках. Он был очень похож на отца, только моложе. Нам с братом дядя привез лакомства: большой пакет конфет и яблок.
Увидев, что у меня такой солидный родственник, соседка по комнате Алевтина из Дон-Терезина, которая до этого била меня и других девочек из нашей четырехместной комнаты, если мы отказывались мыть за нее пол во время ее дежурства, стала относиться ко мне более терпимо и обижать перестала.
Так нас учили
Папина любовь к чтению передалась мне очень рано. Когда в 1960 году пошла в первый класс, уже умела читать. А вот с письмом были трудности. Я – левша, как и папа, и первая учительница Тамара-башкы, как мы ее называли, много сил потратила, чтобы научить меня писать правой рукой.
Тамара-башкы – красивая, с врожденным талантом педагога – была невесткой Шомбула и Сенмит Салчаков. С четой Салчаков и моими родителями постоянно происходили разные забавные путаницы, потому что они – тезки. Монгун-тайгинцы, чтобы как-то различать двух Шомбулов с их женами-тезками, называли их по цвету волос: моего папу – Кызыл-Шомбул – Красный Шомбул, а Шомбула Салчака – Кара-Шомбул – Черный Шомбул. Вдобавок, у Салчаков тоже была дочь, которую звали Зоей, как и меня. И бывало, что письма, которые приходили мне, почтальон отдавал ей, и наоборот, а потом мы обменивались ими.
С ранних лет я приучилась ходить в библиотеку при клубе, библиотекарем тогда работал известный в Туве сказитель Самбуу Чувурекович Саая. Я любила приходить к нему: Самбуу Чувурекович интуитивно чувствовал любящих книги детей, всегда встречал нас с радостью, советовал, что почитать, часто просил рассказать о прочитанном. Если на улице была пурга, заставлял раздеться, погреться и непременно рассказывал какую-нибудь тувинскую сказку.
В начальных классах мы учились в маленькой школе в нижнем старом поселке Куду-Суур у подножия Кара-Дага, а в старших классах – уже в новой школе в Устуу-Сууре, где были хорошие актовый и спортивный залы.
В этом спортзале мы часто играли в волейбол, из нашего класса особенно отличались в этой игре Анатолий Саая, призер во многих видах спорта, Роза Салчак, Римма Дада, Дуся Хертек.
Однажды во время игры я чуть не ослепла. Наш учитель Шой-оол Иргитович Намы сильно ударил по мячу, который никто не смог отбить, и мяч попал в незащищенное решетками окно. Стекло – вдребезги, осколки – мне в лицо. Хорошо, что успела зажмуриться, но раны на лице не заживали долго.
Кроме учебы и спорта, в школе были и общественные обязанности. В десятом классе была комсоргом, входила в бюро районной комсомольской организации. Дел на мою долю выпадало много, и самых разнообразных. Правда, о дисциплине и моральном облике ученика-комсомольца можно было не беспокоиться, с этим все обстояло благополучно. Главной задачей было втянуть всех в общественную деятельность. Мы оформляли стенные газеты, ставили спектакли, проводили в школе-интернате беседы с младшими учениками, пилили и кололи дрова для интерната, помогали пенсионерам и инвалидам. Это было в порядке вещей, так нас учили: бесплатная общественная работа в советское время была естественным, обычным делом.
Мугур-Аксынская школа дала многое: страсть к знаниям, к самостоятельной работе с учебниками, осознание важности дружбы и взаимопомощи. Все это оказалось полезным на последующих этапах жизни.
Учили нас знающие, требовательные, добрые и справедливые учителя. Особенно запомнились мне Долчун Баазановна Донгак, учительница родного языка и литературы с пятидесятилетним педагогическим стажем, и Алла Яковлевна Гринева, преподававшая русский язык и литературу. Их уроки я любила больше всего.
Долчун Баазановна и Алла Яковлевна научили писать сочинения на тувинском и русском языках, заставляли записывать краткое содержание прочитанных книг в читательский дневник, учили четко выражать свои мысли.
Учительница, которая всему удивлялась
Алла Яковлевна Гринева приехала к нам в село из Омска – по распределению. Для нас наша первая русская учительница была чем-то особенным, необычным.
И для нее, горожанки, попавшей в далекое горное тувинское село, все здесь было непривычным. Мы учили учительницу колоть дрова, растапливать печку, а она нас угощала печеньем и кофе, который я в первый раз попробовала в гостях у учительницы.
Алла Яковлевна тоже приходила к нам в гости: в те времена знакомство с семьями, домашней жизнью школьников было обязательно для педагога.
Жили мы на улице Малчын, сейчас она носит имя моего папы – Шомбула Кыргыса. В нашем деревянном доме, состоявшем из кухни и спальни, вместе с нами всегда – до окончания школы – жили родные и двоюродные братья, сестры, племянники мамы: Хунан, Молдурга, Бызаай-оол, Ошку-Саар, Дайтаан, Хеймер-оол, Севек. Это как в тувинской пословице: «На ветвистом дереве птицы гнездятся, в доброй юрте народ собирается».
Для нас в таком многолюдье – иногда в доме одновременно жили девятнадцать человек – не было ничего необычного, все прекрасно помещались. А Бызаай-оол с Хеймер-оолом еще и умудрялись превращать нашу спальню в фотолабораторию. В темноте включали красный фонарь, пленка вставлялась в фотоувеличитель, потом бумажный листок гулял по маленьким ванночкам с проявителем и закрепителем, и вот уже негатив превращается в позитив – в изображение, которое соответствует реальности. Для меня это было волшебством.
Алла Яковлевна, придя в наш дом, всему удивлялась, задавала мне вежливые вопросы:
«В вашем доме всего две комнаты, где же спят родители, твои сестренки, братишки, двоюродные родственники, ведь кроватей всего три? Как готовят тараа? У всех есть свои обязанности по дому? Как твоя мама успевает вас всех накормить, одеть, обуть, когда успевает поспать? Я у родителей – единственная, и то мама не все успевала».
Я отвечала:
«Мы все спим в спальне, старшие дети – на полу, младшие и мама с папой – на кроватях. А во второй комнате – в кухне – кушаем. Тараа готовят так: сначала жарят, потом жареное сухое просо толкут в ступе. Свои обязанности, конечно, есть у всех детей. А когда мама и папа спят, не знаю. Перед сном мама или папа всегда рассказывают нам сказку. Мы засыпаем, а они еще что-то делают по дому. Просыпаюсь, родители уже давно на ногах».
Учительница русского языка и литературы стала для меня не только любимым педагогом, но и добрым другом. В студенческие годы постоянно переписывалась с Аллой Яковлевной: писала ей в Омск, потом в Благовещенск, куда она переехала. Алла Яковлевна, которая к тому времени вышла замуж и сменила фамилию на Молодцову, отвечала теплыми письмами, прислала свою фотографию с мужем и маленьким сыном, а однажды – даже посылку с теплым платьем и свитером. Жаль, что после моего окончания института ее адрес сменился, письма возвращались обратно с пометкой: «Адресат выбыл».
В выпускном классе я очень близко подружилась с единственной русской одноклассницей – Галиной Лехер. Ее отчим Угдыжеков работал учителем, а мама – техничкой в школе-интернате. Хотя Галя жила далеко от меня, я часто к ней ходила, чтобы больше общаться на русском. Учили друг друга: я ее – говорить по-тувински, она поправляла мои ошибки в русском языке.
Галя оказалась очень способной к языкам: очень быстро все схватывала и неплохо стала говорить по-тувински. Она и по-немецки отлично говорит сейчас: живет и работает в Германии, в городе Минден.
Я же так и не смогла дотянуть русский язык до отличной отметки. Получила аттестат со всеми пятерками, и только по русскому – четверка. Да и та оказалась не совсем настоящей четверкой, это я поняла, уехав из родного села – учиться в институте. Совершенствовать знание языка мне пришлось в последующие годы, да и сейчас этим занимаюсь.
После того, как мигнёт и погаснет лампочка
А свет в нашем селе горел только до двадцати трех часов. Потом лампочки три раза мигали – такой был сигнал – и свет отключали.
Дальше готовить уроки приходилось при скудном освещении керосиновой лампы – коптилки. Иногда, если попадалась очень увлекательная художественная книга, не могла оторваться и сидела на кухне у коптилки до трех или четырех часов утра. Каюсь, даже обманывала родителей, когда они напоминали мне: надо спать. Отвечала, что делаю очень трудное домашнее задание.
«Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, «Чапаев» Дмитрия Фурманова, «Как закалялась сталь» Николая Островского, «Детство», «В людях», «Мои университеты» Максима Горького, «Тихий Дон» и «Поднятая целина» Михаила Шолохова, «Слово арата» Салчака Токи. А еще Александр Пушкин, Джек Лондон! Начнешь читать – не оторваться.
Утром лицо было в саже от керосиновой лампы, и меня за это подразнивали братишки и сестренки. Герои книг были для меня, как живые: так переживала за них, что могла во время чтения заплакать или засмеяться.
Младшие часто просили прочитать вслух те места, где смеялась или плакала. Особенно часто читала им вслух зимними вечерами, когда на улице мела пурга, иногда переводя с русского на тувинский язык. Самые маленькие во время этих чтений часто засыпали около меня: кто у ног, кто сбоку.
Ледниковая роза
И вот что интересно: в нашем далеком от благ цивилизации селе Мугур-Аксы, где не было ни одного теплого туалета, а зимой мели такие вьюги, что, порой, на улицу не выйдешь – ничего не видно, в шестидесятые годы, в пору моего ученичества, литературная жизнь била ключом.
В Мугур-Аксы приезжали и проводили творческие встречи известные писатели и поэты Тувы. Они рассказывали нам о своей жизни, творчестве, отвечали на многочисленные вопросы.
Особенно запомнился поэтический вечер Александра Даржая, на котором мы читали и свои стихи. Я тоже рискнула прочитать свое первое стихотворение «Родная земля» – о ледяной Монгун-Тайге. Александр Александрович поправил его в нескольких местах, но похвалил и посоветовал дальше писать. Как я тогда радовалась этой первой похвале! Второе свое стихотворение – о космонавте Гагарине – даже рискнула отправить в детскую газету «Сылдысчыгаш» – «Звездочку», но его не напечатали.
В школе постоянно работал литературный кружок с красивым названием «Менги чечээ» – «Ледниковая роза». Руководил им мой дядя, поэт Молдурга Бурушкакович Салчак. На занятиях мы вместе разбирали удачные и неудачные стихи кружковцев. Я была самым активным членом этого кружка, хотя дядя мог прекрасно раскритиковать меня и дома, что он и делал, уча относиться внимательно к каждой строчке. Но оказалось, что критика в кружке – на людях – не так остро воспринимается, как дома, в одиночестве.
В этом кружке мы читали не только свои стихи, но и обсуждали прочитанное, учились на примере великих поэтов России. Там всерьез заинтересовывалась поэзией Сергея Есенина, Александра Блока, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой. Мы знакомились с творчеством тувинских поэтов, я наизусть знала некоторые стихи Степана Сарыг-оола, Сергея Пюрбю, Монгуша Кенин-Лопсана, Кызыл-Эника Кудажы, Екатерины Тановой, Олчей-оола Монгуша.
Когда занятия после моего дяди стал вести Майнак Онановича Саая – прозаик и поэт, в то время руководивший отделом культуры Монгун-Тайгинского района – наш кружок преобразовался в серьезное литературно-художественное объединение. К нам присоединились монгун-тайгинские композиторы: Базыр-оол Чульдум-Сурун, Саая Бюрбе, Олег Тюндешев, Калбак-оол Салчак, Олег Иргит, Михаил Сотпа. Они писали на наши стихи музыку.
После разбора и редактирования Майнак Онанович наши стихи, рассказы, очерки отправлял в республиканские газеты и в «Улуг-Хем», литературно-художественный журнал Союза писателей Тувы, который особенно активно публиковал их. Но ни одно мое школьное стихотворение не было напечатано, радость от первой публикации, которую ощущает каждый пишущий, пришла намного позже.
Продолжение – в № 9 от 9 марта 2011.
Очерк Зои Донгак «Экзамен жизни» войдет двадцать первым номером в пятый том книги «Люди Центра Азии», который продолжает формировать редакция газеты «Центр Азии».
Планируемое количество материалов о людях Тувы – сто.
Пятый том выйдет в свет в начале 2016 года.
Фото:
2. Моя мама Сенмит Шомбул с двойняшками Любой и Людой. Село Мугур-Аксы, 1960 год.
3. Мои родные братья: Эрес, Олег, Кан-оол. Город Ужур. В Ужуре Олег только начал служить, а Кан-оол и Эрес уже отслужили одновременно в одной войсковой части и, возвращаясь домой, заехали к брату. 1970 год.
4. Мои мама и папа – Сенмит и Кыргыс Шомбулы, брат Олег. На руках у папы младший брат Валера. Село Мугур-Аксы, Монгун-Тайгинский район, Тувинская АССР, 1964 год.
5. На пути к вершине Монгун-Тайги. Мой папа – Кыргыс Шомбул – шестой по счету слева. Он – левша, поэтому и палочку держит в левой руке. Август 1946 года. Фото из книги Юрия Промптова «В центре азиатского материка», Москва, 1950 год.
6. Приемная мама Болатмаа Салчак. В нижнем ряду – Зоя и ее сестра Зина. Село Мугур-Аксы, 1959 год.
7. Дядя Молдурга Салчак с Зоей на коленях, сестра Анай, мама с Зиной. Село Мугур-Аксы, 1958 год.
8. Михаил Кыргысович Сундуй, родной брат моего папы Кыргыса Сундуевича Шомбула. Москва, Высшая комсомольская школа, 1961 год.
9. Зоя Кыргыс с одноклассницей Галиной Лехер и учительницей русского языка и литературы Аллой Яковлевной Гриневой. Село Мугур-Аксы, средняя школа, 1969 – 1970 учебный год.
10. Одноклассницы. В первом ряду слева направо: Дуся Хертек, Зоя Кыргыс, Роза Салчак. Во втором ряду: Татьяна Сугур, Чечекмаа Хертек, Ольга Чульдум-Сурун, Лида Иргит. Село Мугур-Аксы. 1967 – 1968 учебный год.
Зоя ДОНГАК Zoya17081953@mail.ru