Иван Родников. Две войны Ивана

«Вот огород вместе с сыном посадили, осенью обязательно снова заходите, урожая отведаете», – приветливо приглашает к себе в гости в дом по улице Салчака Токи Иван Алексеевич Родников.

В свои девяносто участник Великой Отечественной войны на здоровье не жалуется. Только вот со зрением не всё в порядке. После того как в прошлом году один глаз удалили, ни читать, ни смотреть телевизор не может. «Зато теперь всё больше слушаю», – не унывает ветеран.

Не загадывал никогда

 

– Иван Алексеевич, что же с глазом случилось?

– Да в прошлом году в левом глазу как будто что-то мешать стало. Пошел в больницу, доктор посмотрел, велел лечь на кровать, удалил из глаза что-то. Через неделю голова стала так болеть, что даже прикоснуться к ней нельзя было. Глаз покраснел, кровить начал.

В поликлинике участковый врач сказала, что его надо удалять. И вот четвертого марта мне сделали операцию, и глаз вырезали. Плохо, что теперь читать не могу, и телевизор когда смотрю, всё расплывается, картинка мельтешит. Но по дому еще управляюсь маленько.

– У вас в доме так чисто прибрано, что даже и не скажешь, что здесь нет женских рук.

– Супружница моя Валентина Степановна девять лет назад покинула меня: от сахарного диабета умерла. А ремонт этот внучка Инна сделала, к девятому мая побелила да покрасила. На семидесятилетие победы мэрия выдала тридцать тысяч рублей, чтобы дом в порядок привели. Хотели сами ремонт нам сделать, да я отказался. Потом приходили, проверяли, что сделали.

– Государственной заботой об участнике войны довольны или есть претензии?

– Всем доволен. Из департамента нашего звонят, интересуются, не надо ли какой помощи. Пока сами справляемся. Участковый врач раз в неделю обязательно проведает, а еще уголь за полцены продают.

Пенсия у меня тоже хорошая, около полусотни тысяч рублей, как и у всех участников войны, кто до этой пенсии дожил. Вот внуку в Подмосковье ипотеку, вроде так это называется, помогаю выплачивать. А пять лет назад как участник войны однокомнатную квартиру от государства получил.

Вот иногда сижу, вспоминаю прошлое, много чего было. Но все-таки больше хорошего. С женой пятьдесят пять лет прожил, трех сыновей на ноги поставил, в люди вывел. Вместе со средним сыном Сергеем сейчас хозяйство ведем. Старший Алексей неподалеку от нас живет. А младший Михаил в пятьдесят два года в реке утонул.

Внукам помогаю, четверо их у меня, да трем правнукам. Разлетелись они кто куда. Дай бог, на юбилее свидимся.

– И правда, Иван Алексеевич, третьего сентября вы справите свой девяностый день рождения. Думали ли, что такую длинную жизнь проживете?

– Не загадывал никогда. У меня родова такая: кто в войну голову не сложил, долго жили. Брат Николай в семьдесят девять лет умер, мама – в девяносто два, да и сестры отмеренный богом большой срок прожили.

 

Читать, писать научился, чего ещё надо?

 

– А откуда вы родом?

– Родился в 1925 году в деревне Листвянка Ермаковского района Разъезженского сельсовета. Деревушка моя небольшая, в пяти километрах от села Разъезжее, на правом берегу реки Оя.

Отца звали Алексеем Ивановичем, мать – Акулиной Петровной. Нас было пятеро братьев и четыре сестры. По старшинству назову: Арина, Андриян, Григорий, Татьяна, Федор, Николай, я, Устинья да Дуся.

Отец мой сам был с Курской области. Участник Первой мировой войны. Но о ней нам никогда не рассказывал, не любил вспоминать. С матерью в Листвянке познакомился. Он в деревне на богача батрачил, тот за труд справил ему хозяйство небольшое, животинку кой-какую выделил.

В Листвянке колхоз был небольшой. Всё как и везде: сеяли, убирали, скот держали. Пашни, поля были. Наша семья сперва единоличное хозяйство вела. Две коровы, лошадь, овцы, свиньи – всё свое. Небольшой надел земли тоже был.

Но нажали на нас сильно, налогом задавили. Поэтому пришлось в колхоз вступить. Отдали всю живность, только коровенка осталась. Всё общее стало. В колхозе больше рожь, лен, кукурузу сеяли, а пшеница плохо росла. В тайге ведь дожди часто, а пшеница влагу плохо переносит.

Сразу за нашей оградой кедрач начинался, поэтому худо-бедно, но не голодали даже во время войны. И дети, и взрослые работой были заняты. Большую часть урожая государству сдавали, а себе маленько оставалось.

В деревне четырехлетняя школа была. После ее окончания ребятишки шли учиться в соседнее село Разъезжее. Я начал было в пятый ходить, да там речку надо было переходить, опасно, вот родители и решили, что четырех классов достаточно. Читать, писать научился, чего еще надо?

– Ваше самое яркое воспоминание из детства?

– Как мы с отцом капканы на кротов ставили. Повадились они в один год посевы колхозные портить. В день по восемь – десять кротов попадалось. Шкурки их высушивали и сдавали в Заготпушнину, что в Ермаковском была.

А еще помню, как с отцом осенью на белку ходили. Мне тогда лет десять было. Тайга на делянки поделена была. Каждый из мужиков только на своей территории охотился. Отец – с берданкой, а я – на подмоге. На месте разделывали тушки, мясо – собакам, шкурку опять же в Заготпушнину несли.

И мой черёд пришёл

 

– Иван Алексеевич, а как узнали о том, что война началась?

– По радио сказали. Оно у нас на улице на столбе висело. В районе сразу же мобилизацию объявили. Всех подходящих по возрасту мужиков и парней на фронт призвали, в колхозе одни женщины и малолетки остались.

Мои старшие братья Андриян и Григорий в самом начале войны на фронт ушли. А брат Федор уже там был. Он срочную проходил, когда война началась. Кабы не война, он должен был осенью вернуться. Федор в погранотряде служил в Брестской крепости, которая приняла на себя первый удар фашистов. Там и погиб.

Андриян под Ленинградом голову сложил. Григорий – в Смоленске: тяжело раненный лежал в госпитале, который немцы разбомбили. Брата Николая в сорок втором году призвали. А за ним – и меня.

Перед этим успел на тракториста выучиться. В сорок первом приехал в деревню председатель сельсовета, езжай, говорит, в Ермаковское, на тракториста учиться. Из нашей деревни я да из соседнего Разъезжего Максим Ефремов три месяца в МТС отучились. А осенью меня сразу же – на поля. До ноября сорок второго на тракторе пропахал.

А потом и мой черед пришел.

– Куда же вас направили, Иван Алексеевич?

– А не сразу и направили. В первый раз нас, трех парней из Листвянки – Виктора Гаврилова, Костю Казакова и меня, в ноябре сорок второго призвали. Сопровождающий привез нас на Абаканский вокзал, а сам смотался куда-то. Трое суток мы там просидели. Есть, спать хочется, а куда пойдешь?

Ну, и махнули мы обратно в деревню. Приехали и сидим, молчим. Нас так ведь и не хватились. А через пять месяцев, в марте 1943 года, опять нам повестки приходят. На этот раз проволочек не было.

Провожали нас всем селом. Мать лямки к мешку приделала, и мне – за плечи. А в нем каравай хлеба да кусок сала. Отец своего самосаду насыпал целый куль.

– А вы уже курить умели?

– Баловался разве что, тайком на задворках покуривал. Но после военного лагеря как отрезало. Да так, что всю жизнь потом ни разу папиросу в руки не взял, ни разу не затянулся.

 

Не зависеть от своей слабости

 

– И что же случилось?

– А вот что. Из деревни нас на телеге привезли в Ермаковский райвоенкомат, оттуда на грузовиках всех призывников привезли в Абакан на автовокзал. Переночевали там, а утром – прямиком в Бердск. В то время рядом с этим городом военные лагеря были, навроде пересылочного пункта.

Вот там увидал, как солдаты за самокрутку последнюю пайку хлеба отдавали. И такая злость меня взяла. Ведь покурит солдат, а кушать-то нечего: еду-то на табак обменял. Я тогда весь отцовский табак бойцам раздал, просто так. А сам решил, что никогда в жизни не буду зависеть от своей слабости. На фронте от махорки, что по солдатскому пайку мне положена была, сразу же отказался в пользу товарищей.

Как только приехали, нас по землянкам распределили. В них нары трехъярусные, а стены бревнами обложены. Выдали там нам бушлаты, все черные, замазанные, ботинки, шапку и голяшки – обмотки такие двухметровые. Эти обмотки – такая штука неудобная. Обвязываешь ими ноги до колен, затем надеваешь ботинки. А они то и дело норовят с ног свалиться. Хорошо, что их потом заменили на портянки и сапоги. Но это уже в Новосибирском автополку было.

В Бердске целый месяц нас каждый день с криками «Ура!» по-пластунски да со станковым пулеметом по полю гоняли. Еще не забуду, как мы наголодались в этих лагерях. В день давали котелок с водой, в которой одна свеколка плавает, и кусок хлеба. Такой липкий кусок, что сожмешь его, и пальцы потом с трудом разжимаешь.

Под конец так оголодали в лагере, что нам уж все равно было: под пули идти или еще куда.

– Не страшно было – под пули?

– Даже и не думал об этом, по молодости, наверное. Убьют и убьют. Не я же один, всех убивают, так рассуждал.

Через месяц приехали покупатели: набирать солдат в полки и части для пополнения. Обо всем спрашивали: где родился, кто мать, отец, кем работал, сколько классов кончил. Я-то в летчики сильно хотел, да как узнали про четыре класса образования, сразу меня завернули.

 

Первомайский парад

 

– Куда же вы попали?

– В автополк. Спрашивают: «Кто трактористом был?» Я и вызвался. Мои земляки Виктор и Костя в пехоту попали, говорят: «Давай вместе держаться». Но я отказался, ведь технику-то знал.

В автополк двенадцать человек отобрали. Посадили нас в телячий вагон и прямиком – в Новосибирск. С вокзала пешком – в часть, она на окраине города была. Жили в двухэтажных деревянных казармах. Здесь кормили уже получше, не то, что на пересылке.

Как прибыли, сразу же начали готовиться к параду в честь Первомая. Месяц нас по плацу гоняли, с утра и до вечера маршировали. Парад прошел первого мая на большой площади в центре города. Народу много собралось, да всё больше старики, бабы и дети малые.

После парада отправили нас в город Богородск Горьковской области. Там тоже учения были. Снова бегали и «Ура!» кричали. Потом на шоферов ЗИС-5 и полуторки начали нас учить. В тридцать шестом автоучебном полку нам выдали военные права. А потом меня сразу же определили в подвозчики снарядов к «Катюше».

 

Выстрелить и смотаться

 

– К той самой легендарной «Катюше», реактивному гвардейскому миномету?

– К той самой. Как закончили учебу, приезжают с воинской части и отбирают шесть человек, и меня среди них, к более опытным шоферам на подмогу. На каждой полуторке – по два шофера было. Мы снаряды не только подвозили, но и грузили их в машину.

В ящике – по два снаряда, каждый из которых по сорок пять килограммов, да ящик сам весом в десять килограммов. Вот и выходит, что центнерами таскали. Снаряды эти на станции брали. Придет разнарядка, мы и забирали сколько нужно для своего полка.

«Катюши» то в одном, то в двух километрах от передовой стояли. На передовой корректировщик был, который определял по местности куда стрелять и передавал данные по связи. А всего на одной установке было четыре заряжающих, командир, наводчик и водитель.

– «Катюши» ведь секретной техникой были?

– По первости – да. Но под конец войны, когда мы немца гнать начали, уже такой секретности не было. Просто когда «Катюша» отстреливалась, нужно было ее быстренько увести – выстрелить и смотаться. Враг-то сразу засекал, откуда залп, и начинал бомбить это место. Для него ничего слаще не было, как «Катюшу» уничтожить.

«Катюша» – минометная установка БМ-13 – состояла из восьми направляющих рельсов. Вот с них-то и стартовали реактивные мины. И звук при этом издавался такой, как скрежет, а еще, как будто пар шипит.

В начале войны эта установку ставили на ЗИСы. А как появился американский «Студебеккер», стали использовать его. У него и мощность больше была, и проходимость.

«Катюша» могла одновременно и шестнадцатью снарядами пальнут, а могла и несколькими. При стрельбе сзади от нее огненный хвост вырывался. Поэтому позади нее нельзя было стоять, а только по бокам и то на расстоянии нескольких метров. Дальность стрельбы – примерно восемь километров. Она зависела от того, насколько высоко поднять установку. Выше поднимут – дальше стрельнет, ниже – ближе.

«Катюши» в бою обычно после артналета применяли. А в промежутках между боями установку нужно было маскировать. Мы ее ветками прикрывали.

– И как долго вы подвозчиком снарядов прослужили?

– До самого конца войны. И что удивительно, ни разу ранен не был, хотя под обстрелы попадал. Это в Латвии было. Едем по дороге, а тут как начали в нас стрелять, то недолет, то перелет. Однажды в лесу стояли, а тут обстрел начался. Осколки так и стучат по кузову. Но ничего, уцелели.

Под Осташково, это в Белоруссии, наша установка как-то раз стояла. Мы снаряды подвезли, старшой говорит: «Иди узнай, нужны снаряды или нет». Я и пошел, дурья башка, напрямик. Тут немецкий пулеметчик заприметил меня и давай строчить. Только успел пригнуться и под откос сигануть.

Среди подвозчиков снарядов к «Катюшам» потерь мало было. Мы ведь не на передовой, а далеко позади нее стояли. Это пехота почти вся погибала. Два моих земляка, с которыми вместе призывался, как раз в пехоту попали. С фронта-то живыми вернулись, только Костя Казаков без ноги, а Виктор Гаврилов сильно контуженным. Так и не оправился от этого, умер вскорости.

– Победу где встретили?

– За Ригой. Тогда весть пришла, что немцы в кучку собираются. Вот мы и приготовили свои «Катюши». Ждали только команды: «Огонь!» Но стрелять нам так не пришлось. Седьмого мая приказ: «Отставить». А девятого мая о победе объявили.

– Какой наградой вы больше всего гордитесь?

– Медалью «За отвагу». Это моя единственная боевая награда, остальные – юбилейные. Награждали нас в Биробиджане, в сентябре 1945 года. Нас туда после Риги, как только о начале войны с Японией стало известно, загнали.

 

Без единого выстрела

 

– Так вы и в войне с Японией участие принимали?

– Да. Только без единого выстрела. Вот как это было. После Биробиджана направили нас в село Бабстово, это там же в Еврейской автономной области. Жили мы в лесу в брезентовых палатках. Но учений шибко не было. Все ждали приказа о наступлении. Как только он был получен, отправились к Амуру, а там, где переправа, понтонов нет. Пришлось на катерах переправляться.

Высадились на тот берег и прямиком в Цзямус – китайский портовый город на реке Сунгари. Пока мы до города добирались, Япония белый флаг подняла. Вот нам и пришлось возвращаться, не сделав ни одного выстрела.

А после войны парней сорок третьего года призыва дослуживать оставили. Вначале в белорусском городке Куколевка служил, там военные гарнизоны были. Через два года – приказ: на Дальний Восток, в город Петропавловск-Камчатский. В семидесяти пяти километрах от него военная часть находилась. Меня определили шофером в хозчасть. Там до сентября 1949 года и прослужил.

К тому времени отца и сестры Арины в живых уже не было. Отец сильно простыл зимой в тайге. На нем шабурышко был плохонький. Это навроде фуфайки из овечьей шерсти. Мама смастерила. Он как слег, так и не встал. Арина тоже от болезни умерла.

Брат Николай в сорок шестом вернулся. В леспромхозе стал работать, что в двенадцати километрах от Листвянки был. Лес заготавливал

И я, как приехал, решил паспорт справить, чтобы с колхоза уйти. А чего там делать-то? Техники никакой, на чем работать? В ЗАГСе, в селе Ермаковском, выправил паспорт, там же и остался. Это был 1950 год. Неподалеку от села как раз ГЭС начали строить. Стал шоферить на самосвале, камни, землю возил.

Через два года гидроэлектростанцию мы построили, перебросили нас в соседний Идринский район, чтобы и там ГЭС строить. Но там только чуток отработал. Потому-что не дело: я всё в разъездах, а семья-то в Ермаковском осталась. Сын Алеша в 1951 году родился. Жена Валентина продавцом в киоске работала.

Сначала жили на квартире у ее дяди, потом комнату сняли. Зарплата моя была четыреста восемьдесят рублей. Вроде, неплохая по тем деньгам, а купить на нее нечего. В магазинах – шаром покати. Голодно. Вот и решили в Туву податься. В это время здесь тесть мой Степан Федорович Фурсин уже проживал, работал мотористом на Кызыльском ремзаводе. И все в письмах звал: приезжайте, мол, сюда.

 

Лучшую долю искали и нашли

– Не боязно было насиженное место покидать?

– Да нисколько. Лучшую долю искали и нашли ее здесь, в Туве. Весной пятьдесят четвертого поехал сначала один: разведать, что к чему. Правду писал тесть, что в Туве жизнь намного лучше, чем у нас. В магазинах – всего навалом, чего в Ермаках и не видывали: сахар, крупы, колбасы, рыба, материя. По осени перевез в Кызыл жену и сыновей, к тому времени уже и Сережа родился. А младший Михаил в Кызыле в шестьдесят третьем году на свет появился.

Устроился слесарем в стройконтору Кызылского авторемзавода. Затем там же – шофером на грузовик ЗИС. Директором тогда был Волченко, бухгалтером – Рощин. Работал с Сегаевым, Щадриным, братьями Поповыми, Кукариными. Тогда по городу три АТП было. Мы ремонтировали их автомашины. Из Минусинска и Монголии на ремонт тоже привозили. На ремзаводе столярный, литейный цеха были, много подсобных помещений. Человек двести работали, русские и тувинцы – все вместе.

А жена сначала с ребятишками дома сидела, а потом много лет сестрой-хозяйкой в ресбольнице проработала.

С ремзавода и ушел на пенсию. Правда, еще долго потом, если просили, всегда помогал.

– Иван Алексеевич, а война часто снится?

– Бывает, что другой раз и приснится. Будто еду я на своем грузовике куда-то, а потом – раз, и в другом месте оказываюсь. Но сны не страшные. Может, потому, что столько времени прошло с той войны?

Фото Виталия Шайфулина и из личного архива Ивана Родникова.

Интервью Юлии Манчин-оол с Иваном Родниковым «Две войны Ивана» войдёт шестнадцатым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».

 

Фото:

1. Рукопожатие. Ветеран Иван Родников и глава Тувы Шолбан Кара-оол перед парадом в честь семидесятилетия победы. Кызыл, 9 мая 2015 года. Фото Виталия Шайфулина.

2. Родниковы во дворе своего дома. Алексей Иванович и Акулина Петровна с дочерями Дусей, Устиньей, Ариной. Деревня Листвянка Ермаковского района Разъезженского сельсовета. 1938 год.

3. Ракетная установка «Катюша» – гвардейский миномет БМ-13 – на шасси «Studebaker» в Центральном музее Великой Отечественной войны в Москве.

4. После войны служба продолжилась. Военный шофер Иван Родников у своей полуторки. Дальний Восток, город Петропавловск-Камчатский, 1948 год.

5. Супруги Иван Алексеевич и Валентина Степановна Родниковы. Красноярский край, село Ермаковское, 1950 год.

6. Иван Родников, водитель грузовика ЗИС, с сыном Алексеем. Тувинская автономная область, Кызыл. 1954 год.

7. Сотрудники Кызыльского ремзавода. Иван Родников – второй слева. Город Кызыл, 1956 год.

8. Ветераны войны и труженики тыла после церемонии вручения юбилейных медалей «70 лет Победы в Великой Отечественной войне». Иван Родников – первый справа во втором ряду. Республика Тыва, Кызыл, Дом правительства. 19 марта 2015 года. Фото Виталия Шайфулина.

Юлия МАНЧИН-ООЛ