Валентин Тока. Человек из корзинки

«Сколько же лет прошло уже? – Валентин Георгиевич Тока на секунду задумывается. – Да, семьдесят будет. И никого уже, кроме меня, не осталось из тех, кто был в тот день в Москве – в посольстве Тувинской Народной Республики».

Тот день – это 11 октября 1944 года, когда сбылась мечта его отца Салчака Калбакхорековича Токи: в Москве был подписан указ Президиума Верховного Совета СССР «О принятии Тувинской Народной Республики в состав Союза Советских Социалистических Республик».

Накануне, зная, что в Кремле уже все готово к подписанию этого документа, Тока, сияя лицом, сказал сыну только одну фразу: «Теперь Тува – тоже наша советская родина».

А ранним утром 11 октября они разъехались: сын – во флотский экипаж на подмосковную станцию Лихоборы, а отец – на судьбоносное заседание Президиума Верховного Совета в Кремль.

Прощаясь, Тока не забыл поздравить Валентина с пятнадцатилетием, ведь именно в этот исторический день, поразительное символическое совпадение, его старший сын, наполовину – тувинец, наполовину – русский, умудрился появиться на свет по дороге из Москвы в Кызыл.

Путаная родословная

«Путаная очень моя биография», – улыбается Валентин Георгиевич, перемешивая речь постоянными шутками-прибаутками, анекдотами и хронически отклоняясь от последовательного изложения событий в сложные переплетения судеб людей Тувы, в свое время игравших весьма значительную роль в ее политической, общественной жизни.

Эти детали множества жизней – с их интригами, парадоксами, страданиями – стерлись временем, не сохранились не только в постоянно переписываемой официальной истории, но и в семейной памяти ушедших. А он помнит.

В своей же родословной у Валентина Токи – белые пятна. Дедов и бабушек своих он никогда не видел, все они умерли до его рождения. Дед по отцовской линии не оставил и следа в памяти своих потомков, в автобиографической трилогии «Слово арата» Салчак Тока ограничивается только одной фразой о нем: «Отца я не помню».

О матери в первой части трилогии – более подробно: бедная батрачка по прозвищу Тас-Баштыг – Лысоголовая, так называли ее соседи, потому что на голове женщины не было ни одного волоса. Тас-Баштыг родила сына в тайге – в берестяном чуме на берегу реки Мерген, притока Каа-Хема – Малого Енисея. Тока – младший в семье, родился в 1901 году. Старшие – сестры Албанчи и Кангый, братья Шомуктай и Пежендей.

О деде и бабушке со стороны матери – Александры Георгиевны Алехиной – Валентин Георгиевич знает только то, что они – из Тверской губернии. «Мама так говорила: мы – тверские. Родилась она 10 октября 1910 года. Рассказывала, что в семье было одиннадцать детей. Мать ее умерла, а отец вернулся домой с империалистической войны на костылях, куда ему с такой оравой управиться? Ребятишек – не помирать же им с голоду – разобрали по деревне родня и соседи. А потом мама попала в приют».

Коммунарское воспитание

В 1919 году в Москве открылась опытно-показательная школа-коммуна имени Петра Лепешинского. Шуре Алехиной повезло: она оказалась в этой школьной коммуне, о годах учебы в которой вспоминала как о лучших в жизни. Там она стала пионеркой – одной из первых в стране. 19 мая 1922 года родилась пионерская организация, и уже в январе двадцать третьего Шуре повязали красный галстук.

Спустя шестьдесят лет корреспондент газеты «Молодежь Тувы» Марина Кенин-Лопсан записала воспоминания Александры Георгиевны Тока, в девичестве – Алехиной, о тех днях, они были опубликованы 18 мая 1983 года, в канун дня рождения Всесоюзной пионерской организации.

Александра Георгиевна рассказывала: «Галстук носила с гордостью, очень дорожила им. Когда шла по улице, приветствовала салютом и знакомого, и незнакомого товарища по организации. Приходилось галстук и защищать от скаутов, существовала такая детская буржуазная организация. Они нападали на нас, дело доходило до рукопашной. Я была в звене «Рабочая пчелка» имени Карла Либкнехта. На знамени, что подарили нам комсомольцы, с одной стороны была вышита пчелка, с другой – слова «Будь готов!»

И пионеры были готовы, в школьной коммуне их воспитывали по экспериментальному методу, приучая к труду, самостоятельности и чувству долга. Для этого поселили в сельской местности – в Подмосковье, в Мытищинском районе. Жизнь детей была основана на принципах взрослой коммуны: все общее – и имущество, и труд.

«В нашей школе было два отделения: фабрично-заводское и культурных крестьян. Я училась на втором, – вспоминала Александра Георгиевна. – Мы были самостоятельный народ: убирали помещение, вели хозяйство, за огородом ухаживали, в оранжерее работали, коров доили, шили. Ничего от нас, детей, не запиралось. Школьное самоуправление руководило жизнью, а наши педагоги только направляли его деятельность. Настоящая коммуна».

Будущие культурные крестьяне активно внедрялись в сельскую жизнь: летом ходили за полтора километра в деревню Вешки, где организовывали что-то вроде примитивных детских яслей, нянчась с младенцами, пока их матери работали, помогали бороться с неграмотностью, а в честь революционных праздников разыгрывали целые представления.

Самым ярким и печальным воспоминанием тех лет для Шуры стала смерть Ленина. На похороны вождя мирового пролетариата в январе 1924 года дети избрали делегацию – пятнадцать человек, в числе которых была и активистка Алехина. Сами сделали венок из еловых веток и отправились по морозу к железнодорожной станции – за два с половиной километра. Прибыв в Москву, промерзшие пионеры, снова пешком, добиралась от Савеловского вокзала до Дома Союзов, где в Колонном зале для официального прощания в течение пяти дней и ночей был выставлен гроб с телом Ленина.

Так что закалку в школьные годы Шура получила серьезную. И, как сама говорила на склоне лет, эта коммунарская закалка очень пригодилась ей в жизни, в которой много пришлось пережить и испытать.

Коммунистический университет

В жизни каждого человека – множество встреч с множеством людей. Одни, как волны, набегают и убегают, не оставляя заметного следа. Другие изменяют судьбу. Именно такой судьбоносной встречей для Александры Алехиной стало летнее знакомство с иностранным студентом.

Взрослый уже – на девять лет старше ее, а такой смешной: всему удивляется, как ребенок, по-русски, обдумывая каждое слово, говорит с забавным акцентом, и имя такое необычное – Тока.

Пыталась добиться фамилии и отчества, но ответ получала один – Тока. Оказалось, что в его рожденной в 1921 году молодой стране нет фамилий, а тем более – отчеств. Только имена. А страна эта, о существовании которой Шура до этого понятия не имела, Тувинская Народная Республика.

В Москву Тока попал в числе первых десяти тувинцев, отправившихся в начале лета 1925 года на учебу за границу – в СССР. Всех зачислили в Коммунистический университет трудящихся Востока имени Сталина, учебное заведение Коминтерна – Коммунистического интернационала, международной организации, объединявшей коммунистические партии различных стран. В КУТВе в годы его существования – с двадцать первого по тридцать восьмой – активно выковывали зарубежных партийных, комсомольских и профсоюзных работников.

Среди известных выпускников КУТВа – основатель компартии Вьетнама, первый президент Северного Вьетнама Хо Ши Мин, основоположник турецкой революционной поэзии, лауреат Международной премии Мира Назым Хикмет, руководитель компартии Индонезии Тан Малака, сын Чан Кайши и президент Тайваня Цзян Цзинго, генеральный секретарь компартии Греции Никос Захариадис, китайские коммунистические деятели Дэн Сяопин и Лю Шаоци, секретарь компартии Сирии Халед Багдаш.

Салчак Тока – в числе самых успешных выпускников главного университета коммунизма. После его окончания он ни на миллиметр не отклонялся от заданного курса и 41 год, до самой смерти, нерушимой скалой стоял на посту коммунистического лидера Тувы: сначала – первого секретаря Тувинской народно-революционной партии, а после вхождения республики в состав СССР – первого секретаря Тувинского областного комитета компартии.

Каждый вечер, как стемнеет, вся Удельная пустеет

Свое знакомство с Шурой сам Тока относит к первому своему московскому лету двадцать пятого года: железнодорожная станция Удельная, близ которой – дача КУТВа, куда десятку прибывших из Тувы до начала официальных занятий отправили для адаптации и изучения русского языка. В дачных домиках – коммунистический интернационал: монголы, корейцы, греки, турки, даже персиянка.

Уроки русского языка студентам из ТНР давал Александр Адольфович Пальмбах, впоследствии, в 1930 году, по просьбе Токи приехавший в Кызыл и ставший создателем тувинской письменности.

Занятия идут трудно. В тувинской группе из десяти новоиспеченных студентов только один – Тока – понимает и может перевести товарищам: сказались годы жизни и работы среди русских – старообрядцев с реки Каа-Хем, поближе к которым его мать перекочевала, когда младшему сыну минуло десять.

Такие же проблемы – и у приехавших из других стран. И тогда парни разработали свой метод изучения языка – с глубоким погружением в среду его носительниц: вечерами шли к станции и знакомились с русскими девушками. Первопроходцы практического метода стали делать заметные успехи, и у них очень быстро появились последователи, что нашло отражение в частушке:

«Каждый вечер, как стемнеет,

Вся Удельная пустеет.

Парни к станции стремятся

Русским языком заняться».

«Однажды и я опоздал с вечерней прогулки, – рассказывает Салчак Тока в своей автобиографической повести. – Ее звали Шурой. Она выросла в детском доме, жила на станции Удельной. Училась в девятом классе. В старом вылинявшем ситцевом платье и сандалиях, коротко стриженная, с веснушками. У нее был очень хороший характер, и мы сразу стали друзьями».

Затем – еще отрывок о Шуре:

«Седьмого ноября 1927 года я впервые прошел в студенческой колонне по Красной площади. Только вернулся домой – скорей к телефону:

– Шура? С праздником тебя! Ты свободна вечером? Буду ждать у Пушкина.

– Приду ровно в семь. Смотри сам не опаздывай! – услышал я в трубке ласковый голос.

Времени оставалось немного. Побежал сломя голову. Успел раньше нее. Вскоре подошла и Шура. Я взял ее под руку, и мы зашагали по бульвару.

Сколько же, оказывается, надо ей рассказать! Именно ей. Я только сейчас понял, как она близка мне. Мы садились на скамейки, снова шли, останавливались под деревьями и все говорили, говорили…»

Последнее упоминание о Шуре в «Слове арата» относится к знаменательному для Токи июльскому дню 1929 года: «Мы – выпускники Коммунистического университета трудящихся Востока. Первые тувинцы, окончившие советское учебное заведение. Первые тувинцы с высшим образованием!»

«Появилось огромное желание поделиться своей радостью с близким человеком», – и счастливый выпускник звонит Шуре, приглашает ее на прощальный пир в честь окончания университета. Пир – в Петровско-Рзумовском парке. Под деревьями на плащ-палатках все заставлено вареным и жареным: постарался университетский завхоз. Вокруг – педагоги, выпускники КУТВа, их гости. «Шура – рядом со мной», – отмечает Тока.

И все, больше в «Слове арата» о Шуре не упоминается.

Рождённый в дороге

А она, Александра Георгиевна Алехина, в замужестве – Тока, известная в Тувинской Народной Республике как товарищ Шура, была рядом со своим супругом двенадцать лет, в самое трудное для него время классовой борьбы – с 1929 года по 1941 год. И оставалась его законной женой, а затем – и вдовой, до самой смерти.

Брак их был зарегистрирован в Москве 31 мая 1929 года, о чем был сделана соответствующая запись за номером 1899. После регистрации жене присвоена фамилия Тока.

Подтверждающее этот факт свидетельство, выданное Свердловским бюро ЗАГСа Москвы 8 февраля 1949 года, Александра Георгиевна бережно хранила до самой своей смерти. «Мама умерла в Кызыле 22 ноября 1986 года от рака молочной железы. Всю жизнь она носила фамилию Тока. И замуж больше не выходила, и отец с ней не разводился», – рассказывает Валентин Георгиевич.

Так что в июльский день двадцать девятого в московском Петровско-Рзумовском парке рядом с Тока сидела не просто хорошая знакомая, а законная жена, полностью разделяющая его грандиозные устремления – преодолеть отсталость Тувы, шагнув из феодализма сразу в социализм, и готовая во всем помогать ему.

Сразу же после выпускного пира Тока, Седип-оол и Шагдыр отправляются домой – только они, трое из десяти, смогли окончить Коммунистический университет трудящихся Востока, прочие были отчислены: одни – за неуспеваемость и нежелание учиться, другие – за классовое происхождение.

В октябре вслед за мужем в Туву отправляется и беременная Шура. Но от Москвы отъезжает недалеко: начинаются схватки, и ее высаживают из поезда на железнодорожной станции в городе Ростове Ярославской области. 11 октября 1929 года на свет появляется мальчик – здоровый, крикливый, похожий одновременно и на мать, и на отца.

«Вот так и вышло, что местом моего рождения стал город Ростов, так и в паспорте записано, – рассказывает Валентин Тока. – В ростовском роддоме маме дали плетеную корзину, которая была мне и коляской, и кроваткой одновременно. В ней она повезла меня дальше и к ноябрю довезла до Кызыла. Так что я – человек из корзинки, так и можете написать».

В Минусинске перед трудным путем через Саянские горы в ямщицких санях, только так можно было добраться тогда за границу СССР – в Тувинскую Народную Республику, Шура спохватилась: надо ведь ребенку свидетельство о рождении оформить. 28 октября 1929 года в Минусинском окружном отделении ЗАГСа ей выдают это свидетельство. Мать – Тока Александра Георгиевна, отец – Тока, в графе имя – прочерк, в графе фамилия – прочерк.

«Странный какой отец, без имени и отчества, одно слово – иностранец», – недоумевала заведующая ЗАГСом, ломая голову: как же оформить ребенка по правилам – по советским законам. В результате нашла простой выход: отчество записала по матери – Георгиевич.

«Так я и стал Валентином Георгиевичем Тока. Ну, не Валентином Токавичем Тока же меня было записывать, – смеется Валентин Георгиевич. – А у отца полное ФИО появилось только после 1944 года, с вхождением ТНР в состав СССР, когда началась всеобщая паспортизация: Салчак Калбакхорекович Тока. Калбакхорекович – Широкогрудович, это он сам себе такое красивое отчество выбрал, а имя Салчак – по названию рода».

Токина квартира

Мы беседуем с Валентином Тока в гостевом домике во дворе Минусинского краеведческого музея имени Николая Мартьянова, любезно предоставленного нам для встречи администрацией музея. В город Минусинск Красноярского края он с супругой Ольгой Алексеевной переехал из Кызыла в 2004 году – поближе к семье младшей дочери Юлии.

Валентин Георгиевич принес с собой фотоальбомы матери. Он рассматривает вклеенные в них старые фотографии, комментируя каждую, и вспоминает:

«Кызыл в начале тридцатых годов игрушечным городом был: несколько улиц. Все друг друга знали. Когда в ноябре двадцать девятого мама со мной в корзинке добралась, наконец, до Кызыла, ямщик довез прямо до места: «Вот она – токина квартира».

Наш деревянный домик, в котором мы поначалу жили, очень хорошо помню: он стоял неподалеку от Енисея, там, где сейчас стадион имени Пятилетия Советской Тувы. Мама рассказывала: когда начинал плакать, она выставляла корзинку на крылечко, и я на свежем воздухе успокаивался, засыпал. А когда ходить начал, привязывала меня за ногу длинной бельевой веревкой, и я возле дома гулял.

В домике – комнатка и кухня, причем, кухня, где стояла печка, была раза в три больше комнатки-спальни. И на кухне, с жильем ведь большие сложности были, у нас жил товарищ Тай, который позже стал министром внутренних дел ТНР. При паспортизации его имя слилось со словом товарищ и стало фамилией – Товарищтай. И он на маму ворчал: «Шура, зачем ты Валю привязала, он же не лошадь, а человек!»

А маме приходилось меня привязывать: она боялась, что в Енисей нырну, яслей-то в Кызыле тогда не было, и домработницы-няни у нас не было, она появилась уже когда у меня братик Тагба родился, мама его ласково Тагбушей называла. Только прожил братик очень недолго – годик ему был, когда его дизентерия подкосила. Эпидемия дизентерии была, много ребятишек тогда в Кызыле умерло.

Вот тут даже фотография в материнском альбоме есть – детские похороны: братик в маленьком гробу с искусственными цветами, и я около него. Какой же это год? Тридцать четвертый? А что это за мальчик рядом со мной? А, это Лёва Машенкин, его отец в Кызыле был ветеринаром. Это он фотографии делал, очень этим делом увлекался.

Я и сам года в четыре чуть не умер: на улице решил собаку погладить, а она меня укусила в лицо. Оказалась бешеной, она и милиционера тяпнула, который ее пристрелил. И меня срочно – в Минусинск, в больницу, и там мне пятьдесят пять уколов от бешенства в живот сделали. И все в порядке – не сбесился.

И мать, и отец постоянно на работе пропадали, отец, если не в разъездах по кожуунам, очень поздно домой приходил. И вот что интересно: он вечерами при свете лампочки работы Ленина переписывал, конспектировал красными чернилами. Именно красными, что меня, маленького, очень удивляло.

Электричество в Кызыле тогда уже было. Электростанция – в каменном домике в центре города, сейчас это дом 27 по улице Ленина, в нем отдел литературы по искусству Национальной библиотеки располагается. Командовал электростанцией специалист по фамилии Шустер. И когда что-то у него там ломалось, мы, мальчишки, кричали ему: «Шустер, Шустер, не подгадь, электричество наладь!»

Товарищ Шура

Александра Тока, выходившая в Москве замуж за простого студента, в Кызыле застала супруга уже большим начальником: карьера его после возвращения из КУТВа сразу резко пошла вверх. Уже в ноябре двадцать девятого его избрали вторым секретарем Центрального комитета Тувинской народно-революционной партии, а в 1932 году он становится первым – генеральным – секретарем ТНРП.

Комсомолка Шура ни в коем случае не могла довольствоваться ролью домохозяйки, просто жены при муже. Все, чему научилась в годы своего московского пионерско-комсомольского детства, она начала активно внедрять в Кызыле.

«Товарищ Шура – под этим именем ее знали в Тувинской Народной Республике, – рассказывает о матери Валентин Тока. – Даже в ее удостоверении члена Малого Хурала, как сейчас бы сказали – депутата, было написано так: товарищ Шура Александра Георгиевна Алехина. Работала она в ЦК профсоюза республики, кроме этого – множество общественных дел: была активисткой женского совета, организовывала волейбольную команду, с неграмотностью боролась. Она даже всех домработниц, которые у нас были, в обязательном порядке заставляла учиться вечерами.

И в создании первых яслей в Кызыле – тоже ее труд. Вот видите – в ее альбоме сохранились фотография тех лет: ребятишки, и тувинские, и русские, их первые воспитательницы.

А еще она первые пионерские отряды организовывала. Когда мама в 1982 годуснова вернулась жить в Кызыл, Будегечи Конзулакович Будегечиев, он в восьмидесятые годы министерством финансов Тувинской АССР руководил, вспомнил, что именно она его в пионеры принимала, и в знак признания ее заслуг очень быстро решил вопрос о персональной пенсии для Александры Георгиевны Тока».

Снова вернулась в Кызыл – это спустя сорок лет после того, как в сентябре 1941 года Шура Тока вместе с сыном Валентином вынуждена была покинуть Туву. И не по своей воле покинуть.

Продолжение  – в №12 от 4 апреля 2014 года

Очерк Надежды Антуфьевой «Человек из корзинки» о Валентине Тока войдёт пятьдесят седьмым номером в пятый том книги «Люди Центра Азии», который выйдет в свет в июле 2014 года – к столетнему юбилею единения России и Тувы, столетию города Кызыла.

Фото:

1. Валентин Тока с книгой своих рассказов «Никто пути пройденного у нас не отберет» в библиотеке Минусинского краеведческого музея имени Николая Мартьянова. Красноярский край, г. Минусинск. 27 сентября 2013 года. Фото Людмилы Порошиной.

2. Свидетельство о браке родителей Валентина Токи: Александры Георгиевны Алехиной и Тока, впоследствии – Салчака Калбакхорековича Тока.

3. Семья Тока: товарищ Шура и товарищ Тока с сыном Валей. Тувинская Народная Республика, город Кызыл. Начало 1930 года.

4. Валя Тока с плюшевым мишкой на завалинке первого дома, в котором семья Тока жила в Кызыле. 1932 год.

5. Опытно-показательные ясли, в создании которых принимала участие товарищ Шура – Александра Тока. Валентин Тока – второй справа в первом ряду. Кызыл, май 1933 года.

6. Сидят супруги Тока: Тока, на руках у него сын Тагба, Александра с сыном Валентином. Стоят сын ветеринара Лев Машенкин и домработница.Кызыл, конец 1933 года.

Надежда АНТУФЬЕВА