Алексей Симонов. Черепаха не умеет ползти назад

Медные, деревянные, тканевые, стеклянные, бисерные, соломенные, плюшевые. В виде шкатулок, копилок, игольниц, компасов, пепельниц, зеркал, держалок для салфеток, ковриков, бижутерии, игрушек. Черепахи всевозможных мастей и разновидностей со всего мира сползлись в московский подъезд Союза журналистов России, крайний в длиннющем доме номер четыре по Зубовскому бульвару, заполонив все полки вдоль стен, подоконник, рабочий стол в крохотной комнате на четвертом этаже – кабинете президента Фонда защиты гласности Алексея Кирилловича Симонова.

У компьютерного монитора, прямо перед глазами хозяина, выстроились особо дорогие ему древнейшие обитательницы планеты Земля. Среди них – единственная в мире, сделанная по спецзаказу уникальная тувинская черепаха: в качестве основы защитного панциря она несет на себе самого Алексея Кирилловича, портретное сходство – один в один.

Каменный Симонов-черепаха выполнен из чонар-даша, так по-тувински называется особый поделочный камень – агальматолит. Кызыльская мастер-камнерез Лариса Норбу вырезала эту фигурку из собственноручно добытого на отдаленной Желтой скале – Сарыг-Хая – крупного куска агальматолита. Чтобы выполнить этот особой важности заказ газеты «Центр Азии», Лариса Матпаковна работала денно и нощно, успела в срок.

2 июня 2006 года, в день проходившей в Москве в здании Фонда Горбачева на Ленинградском проспекте конференции, посвященной пятнадцатилетию симоновского фонда, я гордо вручила Алексею Кирилловичу эту юбилейную черепаху, твердо уверенная, что она своей самобытностью и оригинальностью затмит всех своих товарок. Даже черепаху-переростка – внушительную мягкую игрушку, гордо восседающую в кресле президиума рядом с президентом Фонда защиты гласности.

Так и вышло: презент произвел впечатление на приглашенных, один из которых в своей приветственной речи юбиляру с легким оттенком дружеской зависти заметил: «Тувинские журналисты уже ваяют Симонова в камне».

Да, ваяют, и именно в камне. Потому что есть люди – песок, на них ни в чем нельзя положиться, между пальцами утекут, да еще и тебя, если не успеешь вовремя дистанцироваться, затянут с головой в свою песчаную трясину, где всё зыбко, ненадежно и бессмысленно.

А еще есть редкие человеки – скалы. Твердо стоящие на своем, слова у них не расходятся с делами, а дела настолько значимы, что втягивают в свою орбиту огромное количество людей. Хилый, прислонившись к такой скале, может стать чуть крепче, сильный почувствует себя еще увереннее. И уже стыдно будет не соответствовать, сломаться, позволить себе поддаться страху и превратиться в песок.

Именно таким человеком, с самой первой встречи в Москве в феврале 1999 года, семнадцать лет назад, стал для меня Алексей Симонов.

Трижды мы приглашали его в Туву. Первый визит – в сентябре 1999 года: Кириллович прилетел вместе с экспертом-юристом фонда Светланой Земсковой, их двухдневный семинар «Гласность и закон» в Доме печати стал первым открытым уроком для тувинских журналистов и представителей власти. Одним из его участников был и начинающий политик Шолбан Кара-оол, в то время председатель Верховного хурала, парламента республики, а сейчас – глава Республики Тыва.

Симонов говорил о том, что никогда прежде так прямо – глаза в глаза – не обсуждалось в разрозненном мирке тувинских средств массовой информации: о зыбкой грани между правдой и ложью, об этике и проблеме моральных авторитетов в нашей среде, о заинтересованности в действенности своих публикаций, о сути гражданской позиции и взаимоотношениях с властью.

И щедро одаривал выпущенными фондом книгами о профессиональной этике журналиста, о законодательстве в области СМИ и его применении: знайте свои права, но и обязанности тоже.

Важной вехой в осознании своего долга перед обществом стал этот семинар: без готовых однозначных ответов на всё, а с побуждением к мысли, к пониманию своей роли в избранной профессии и ответственности за нее. Свободных мест в зале не было, равнодушных – тоже: коллеги впервые культурно вступили в диалог друг с другом, заспорили, разговорились. Уже тогда взяла на заметку в качестве примера его умение вести не только диалог, но и полилог – внимательно слушать других.

Урок был дан, дальнейшее зависело уже не от учителя, а от учеников.

Следующий визит к нам президента Фонда защиты гласности – в июле 2014 года: участие в приуроченном к столетию единения России и Тувы масштабном журналистском форуме «Сибирь – территория надежд». И как последствие договоренностей на этом форуме – новый семинар: школа расследователей в октябре пятнадцатого.

И снова Алексей Кириллович говорил о том же, только с другими примерами и уже для нового поколения журналистов. Текучая профессия, не каждому по силам: только двое из тех, кто слушал его шестнадцать лет назад, вновь пришли и на этот раз.

Всё меняется, но только не он. Не патетика, а мое персональное измерение профессии: пока держится Фонд защиты гласности и его президент, журналистикой в самом благородном понимании этого слова еще стоит заниматься.

Без заднего хода

– Алексей Кириллович, почему из всех представителей животного мира именно черепаха стала эмблемой Фонда защиты гласности?

– Всякая общественная некоммерческая организация, считаю, должна иметь свой слоган. Первым слоганом Фонда защиты гласности было изречение Семюэля Джонсона, английского писателя и философа восемнадцатого века, которое звучало примерно так, перевод мой: «Каждый человек имеет право высказать то, что он считает правдой. Каждый другой человек имеет право дать ему за это по морде».

Потом нам показалось, что этот лозунг несколько грубоват, и был взят другой, суть его заимствовали из сказки «Новое платье короля» Ганса Христиана Андерсена. Лозунг звучал так: «Гласность – это возможность выкрикнуть из толпы, что король голый. А свобода слова – это возможность сказать об этом королю до того, как он вышел на площадь».

Мы мирно и хорошо, с удовольствием, жили под этим лозунгом года три или четыре, пока не начали обнаруживать: мальчики, выкрикивающие из толпы, что король голый, наняты конкурирующими династиями. То есть, делают это не от души, а за деньги.

Понял, что надо менять лозунг. Придумал третий: «Гласность – это черепаха, ползущая к свободе слова». С тех пор черепаха стала символом фонда, а я начал собирать черепах и стал удобным объектом дарения: людям не надо мучиться, что преподнести в торжественных случаях, всё просто – вручить мне еще одну черепаху. И сам покупаю их везде, где увижу.

Сегодня у меня в кабинете одновременно ползут в совершенно разных формах и ипостасях пять тысяч черепах.

– Пять тысяч – слишком круглая цифра для того, чтобы быть правдой. Можете назвать абсолютно точное количество?

– Абсолютно точное – не могу. Сам их не считаю. Два года тому назад поклонница – девочка, которая пришла ко мне на работу, пересчитала моих черепах: было пять тысяч двести. И к тысяче приближаются те, что дома, в том числе – магниты, полностью заполнившие одну из стен здорового, выше роста человека, холодильника. А половина его второй стены заполнена магнитами с названиями и картинками разных мест. За последний год обнаружил, что так много езжу, что мне стало интересно зафиксировать это.

– Какая из этого впечатляющего скопища носительниц панциря особо дорога вам?

– Я бы сказал так: есть в Туве, в Кызыле, газета, называется «Центр Азии». Редактор этой газеты Надежда Антуфьева, может быть, знакомы с ней? – очень изобретательный человек. И однажды она привезла мне сделанную из тувинского камня черепаху, у которой обнаружил свою собственную морду. В этом было сочетание экзотики и симпатии, и поэтому это одна из самых дорогих мне черепах.

– Приятно знать, что этот каменный портрет, которым действительно старалась и удивить, и порадовать дорог вам. Его идея не просто так в голову пришла: на мой взгляд, Симонов весьма похож на экспонаты своей черепаховой коллекции.

– Не согласен. Я знаю, на кого похож – на пингвина, а он – не мое любимое животное. Но ничего с этим не сделаешь.

Хотя собираю черепах, но любимое мое животное – панда. Очень их люблю, в них какая-то такая милота есть, они – как будто мои родственники.

– 2016 год – год двадцатипятилетия Фонда, бессменным председателем которого вы являетесь. Как далеко удалось черепахе гласности доползти за четверть века?

– Боюсь, что не удалось. У меня такое ощущение, что земля двинулась в обратную сторону, и мы стоим по-прежнему на том же самом месте, если не оказались дальше от той цели, которую ставили себе 25 лет назад.

Но мы выбрали черепаху в первую очередь потому, что у нее нет заднего хода. Черепаха не умеет ползти назад.

Ответить собственной жизнью

– С 2001 года вы являетесь еще и председателем жюри ежегодного конкурса премии имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок». Кто из лауреатов и дипломантов этого конкурса, на ваш взгляд, и сегодня может служить примером журналистского поступка?

– Лауреатом премии за 2002 год была Аня Политковская. По условиям конкурса победитель на следующий год обязательно входит в жюри. Три года при подведении итогов конкурса я имел чудовищную головную боль, потому что Анюта каждое свое слово считала поступком и отстаивала его как краеугольный камень своего существования. А потом ее убили. Она ответила собственной жизнью за всё, что написала.

А поскольку таких людей у нас в жюри достаточно много, то считаю, что состав жюри сегодняшнего дня – это в значительной мере состав людей, которые реально совершили эти поступки. Для которых слово – это дело, и которые за него отвечают. В том числе – и собственной жизнью.

– Ответить собственной жизнью – весьма сомнительный стимул для занятия расследовательской журналистикой.

Да вы, Алексей Кириллович, это и сами прекрасно знаете, на сайте Фонда защиты гласности – целый архив, начиная с января 2004 года: имена погибших, покалеченных, подвергнувшихся нападениям, получивших угрозы, судебные иски.

В 2015 году фонд зарегистрировал четыре гибели журналистов, семьдесят нападений на них, восемьдесят одно задержание полицией, сорок четыре угрозы, тридцать четыре случая изъятия и повреждения фотоаппаратов, видеокамер, компьютеров, тридцать уголовных преследований.

Впечатляет масштаб мониторинга по всей России, и я знаю, что вы не просто фиксируете, а реально юридически и морально помогаете многим, как нашему ближайшему соседу – абаканскому журналисту Михаилу Афанасьеву, в 2004 году встречавшему Всемирный день прав человека в камере предварительного заключения.

Но собранные сотрудником фонда Борисом Тимошенко и его двадцатью корреспондентами факты всевозможных преследований тех, кто пытается докопаться до правды, мало вдохновляют начинающих свою журналистскую дорогу последовать их примеру: умереть раньше срока или стать покалеченным инвалидом никому не хочется.

Тем не менее, вы с известными ветеранами печатного слова ездите по стране с программой школы расследователей, вот и в Туву к нам завернули. Молодые коллеги с огромным интересом к этим занятиям отнеслись, и это порадовало: расширяют кругозор, учатся самостоятельно мыслить. Но я никогда никому из них не предложу заняться конкретным серьезным расследованием, потому что тогда буду ответственна за их безопасность, которую гарантировать не смогу.

– И я отдаю себе отчет в том, что сегодня у них нет реальной возможности всерьез заниматься журналистскими расследованиями. Но жизнь ведь завтра не обрывается. Она достаточно длинная.

Честно говоря, в 1985 году я даже близко не мог себе представить, чем буду заниматься в 1995 году, всего-навсего через десять лет. Поэтому перед концом занятий я попросил ребят прислать мне в порядке тренировки некие наброски того, что они хотели бы расследовать.

Да, сегодня это нельзя. Ну и что? Для того чтобы завтра это сделать, надо сегодня к этому готовиться.

– 10 октября 2006 года, когда в Москве на Троекуровском кладбище хоронили Анну Политковскую, я была там – в толпе пришедших проститься. Вы тоже были, у самого гроба, и из всех прощальных слов через переполненный зал с плохой слышимостью только ваша фраза долетела до меня и крепко запомнилась: «Она была человеком, который знал, что такое страх, и не позволял себе этому страху поддаться».

А вы знаете, что такое страх и как ему не поддаться?

– Да, знаю. Знаю, что страхи – очень разные: я, например, последние пятьдесят лет очень боюсь высоты. Другое дело – страх в бою. Среди отцовских переводов Киплинга есть такие строчки:

Я не жил, умирая от страха.

Я, убив в себе страх, воевал.

Это и есть главный рецепт, если он вообще существует. Причем – для всякого страха. Не случайно герои войны оказывались трусами в гражданской жизни. Сегодня главный страх, на мой взгляд – это страх перед возможным ущемлением человеческого достоинства.

Журналистика – это рабство

– Ваш собственный опыт занятия журналистикой?

– Журналистикой начал заниматься в 1959 году. Мне было 20 лет. Первые три статьи в газете «Московский комсомолец», где мы с приятелем начали внештатно работать, были подписаны двумя фамилиями. Он потом стал заместителем главного редактора журнала «Советский Союз», был редактором газеты «Век». Он стал заниматься журналистикой всерьез, а я пошел в востоковедение.

Никогда не был регулярным журналистом. Журналистика – это рабство. Ты обязан выдать столько-то строчек: в этот месяц, в эту неделю, в этот день. И душу вкладывать в каждую написанную строчку, и мозги – туда же.

– Да, это рабство, но добровольное. А еще – постоянная изматывающая мука.

– Совершенно с этим согласен. Я год проработал колумнистом в газете «Русская мысль» Была в Париже такая газета, год был ее московским колумнистом и каждую неделю отправлял туда свою колонку. Где-то на седьмой, восьмой колонке у меня уже ручки тряслись. Да что же это такое, другое надо делать, а у меня всё время свербит: про что буду писать?

Потом меня взяли колумнистом в «Известия», а потом быстренько оттуда выгнали, потому что я никак не хотел согласиться с версией редактора: он хотел печатать либерала, и это должен был быть я, и консерватора, это должен был быть Соколов, такой толстый бородатый человек, в «Известиях» до сих пор.

Я не хотел быть либералом, при чем тут либерал? Короче говоря, выгнали меня оттуда, взяли в «Новые известия». Потом закрылись «Новые известия», потом опять открылись, но меня уже там не было.

Вот это было мое последнее занятие журналистикой, всё остальное время занимался совсем другими делами – защитой журналистов. И это для меня куда более живое дело, чем писание колонок.

Я – Кириллович!

– До сих пор неловко за свой литературный промах: когда в 1999 году впервые встретилась с вами в Москве, обратилась так – Алексей Константинович. Логика простая: раз писатель Константин Симонов – ваш отец, то у сына отчество соответствующие.

Обычно люди обижаются, когда путают их имена-отчества, а вы терпеливо пояснили: «Отец уже после моего рождения сменил имя, потому что букву «р» не выговаривал. А я так и остался Кирилловичем». Да еще и успокоили: не огорчайтесь, не вы одна ошибаетесь, «Я – Кириллович!» – это самый короткий анекдот моей жизни, который иногда приходится рассказывать по два раза в день».

Сейчас, полагаю, такой ошибки журналисты уже не допускают, в 2015 году в связи с юбилейной датой – столетием со дня рождения Константина Михайловича Симонова – пришлось осилить заново и его творчество, и биографию перед тем, как брать у вас многочисленные интервью об отце.

Интересные детали вы в этих беседах раскрываете. А сами написать книгу об отце не пробовали?

– Взялся писать. У меня даже договор есть, серия «Жизнь замечательных людей». Они были бы счастливы, если бы выпустил ее к столетию. Но я, к сожалению, не успел.

За год до столетия твердо решил, что не буду этого делать. А потом один кусок написал, второй. Три главы за год. Одна – про то, как мы отца хоронили. Другая – про то, как мы с ним познакомились, переделкинская глава, которая плавно переходит в главу про его роман с Валентиной Васильевной Серовой.

Когда писал, понял простую вещь: почему никому из тех, кому так нравится писать на тему их взаимоотношений, не пришло в голову, что весь этот роман – в самих стихах. Зачем придумывать? Если внимательно читать стихи, видно, как он начинается, как папаша совершенно ошалел от влюбленности. Видно, что эта влюбленность не приносит ему удачи. Видно, как он начинает говорить о браке, как до брака начинает с ней жить.

В стихах есть всё это, есть. Черным по белому описано. Он ничего чужого туда не включал, он всё писал про себя. Наконец, женился.

А дальше:

Если любишь, готовься удар принимать за ударом,

После долгого счастья остаться на месте пустом;

Все романы на свадьбах кончают недаром,

Потому что не знают, что делать с героем потом.

Это из его поэмы «Пять страниц».

И стихов становится меньше.

– Но поэма «Пять страниц» была написана в 1938 году, когда роман Симонова с Серовой ещё и не начинался.

– Ну и что? Ровно это с ним происходит. Всё в стихах есть, зачем придумывать? Читайте стихи, это намного интересней.

– Безусловно, но и история их создания тоже увлекает – тех, что вошли в золотой фонд поэзии. Особенно много всевозможных версий за семьдесят четыре года после его создания накопилось вокруг стихотворения «Жди меня», посвященного Валентине Серовой, но оказавшегося выше конкретных личных чувств и ставшего символом силы побеждающей смерть женской любви и верности.

Среди них – довольно свежая: о том, что Симонов заимствовал строчки стихотворения «Жди меня» у Гумилева.

– Нет такого стихотворения у Гумилева, специально проверял, это лажа.

Действительно, есть огромное количество легенд, связанных с этим стихотворением. Одна из них примерно в восемьдесят третьем или в восемьдесят четвертом году была озвучена в газете «Московский комсомолец». Появилась статья Валерия Аграновского о том, что на вечере встречи с норильчанами Симонов признался, что это стихотворение было написано до войны и посвящено его товарищу, который в это время находился в лагере в Норильске.

Валерий Аграновский – очень серьезный журналист, более того, близкий приятель моей мамы и мой. Это было ошарашивающее изобретение, и я сразу же написал свой ответ-опровержение в газету.

В дневниках отца точно сказано, когда оно было написано и где: на даче Льва Кассиля, где он жил в ожидании очередной журналистской командировки на фронт. 28 июля 1941 года – три стихотворения подряд: «Жди меня», «Майор привез мальчишку на лафете» и «Не сердитесь – к лучшему, что себя не мучая, вам пишу от случая до другого случая» – одно из лучших его стихотворений.

Они все были написаны в один и тот же день, и это было в Переделкине – на даче по улице Серафимовича, дом семь.

С одного прочтения

– Этот дачный писательский поселок Переделкино фигурирует и в уже написанной вами части книги об отце, а тема этой главы в вашей формулировке уже интригует: как мы с ним познакомились.

– На самом деле так и познакомились, когда начали меня возить к нему в Переделкино, уже после войны. Я же его в войну не помню. Сейчас стала популярной фотография сорок четвертого года, где мы с отцом друг от друга прикуриваем. Но я абсолютно не помню, как происходила эта съемка.

– Так вот где истоки дурной привычки: выросший Алексей Симонов не расставался с сигаретой.

– Уже шестой год, как окончательно расстался. И без каких-то зароков и мук. Был бронхит, а когда болеешь, курить совершенно не хочется. Дней пять не прикасался к сигаретам, а когда выздоровел, подумал: может, и на шестой не стоит снова начинать? Так и бросил.

– Если это фото с отцом сделано в 1944 году, то вам на нем, учитывая дату рождения – 8 августа 1939 года – четыре или пять лет. Ничего удивительного, что не помните, как это происходило: детская память избирательна. А что из военного времени крепко запомнилось?

– Стихи. У меня в этом возрасте начался безумный азарт на стихи. Всё, что было в рифму, запоминал. Сразу, с одного прочтения.

До сих пор помню книжку, которая вышла в сорок четвертом году, называлась «Бьемся мы здорово, рубим отчаянно, внуки Суворова, дети Чапаева». Книжка Маршака. И сейчас в памяти восемь из двенадцати или четырнадцати имевшихся там стихотворений.

– Например?

– Например:

Всё ближе слышен шум и гам,

Моторы тарахтят,

На мотоциклах мчится к нам

Штурмовиков отряд.

И вдруг навстречу им свинья

Выходит из кустов,

Как будто дразнит: вот, мол, я,

Обед для вас готов.

За нею дюжина цыплят,

Наседка и петух,

Остановился весь отряд

и выругался вслух:

Ах, доннер веттер, нох айн маль,

Вот жирная свинья,

Сегодня славный митэксмаль

Состряпаем, друзья.

Фашисты бросились вперед,

Бежит от них петух,

Свинья визжит, петух орет,

Летит по ветру пух.

Но в это время грянул гром –

Один, другой раскат.

Летит фельдфебель кувырком

И дюжина солдат.

Попались хищники в капкан

Живьем в чужом краю,

Отряд советских партизан

Им подложил свинью.

Карась глотает червяка,

А щука – карася,

А вот фашист наверняка

Клюет на порося.

– Самуил Маршак в таком аспекте его творчества для детей – открытие для меня. Это точно его стихотворение?

– Точно. Нигде больше никогда не перепечатывалось. Вот еще из той книжки помню:

Только начали обедать

Толстый Ганс и тощий Фриц,

Прилетела их проведать

Вереница наших птиц.

Вместо хлеба бомбы с неба

Принесла она врагам,

Вместо мяса – три фугаса,

Каждый в триста килограмм.

А на третье – не бомбошку,

А хорошую бомбежку.

– Это мама, Евгения Самойловна Ласкина, профессиональный литературный редактор, вам эту книжку в военные годы читала?

– Мама работала, как вол, снабжала танковые заводы чугуном и прокатом. Бабка читала. Моя еврейская бабка Берта Павловна, которая всегда рассказывала: «Таскался за мной, как хвост: «Баба, читай! Баба, читай!»

С тех пор и лет так до двадцати пяти – двадцати семи все стихи помню. У меня эта полочка памяти полностью забита. После этого с огромным трудом запомнил три или четыре стихотворения. А я, между прочим, в более поздние годы познакомился с Мандельштамом, Тютчевым, стал читать Блока. Любить – люблю, а запоминать – нет. Вот такая история.

Окончание – в №9 от 11 марта 2016 года.

Интервью Надежды Антуфьевой с Алексеем Симоновым «Черепаха не умеет ползти назад» войдёт тридцать вторым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги продолжает готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

1. Президент Фонда защиты гласности Алексей Кириллович Симонов: умение внимательно слушать других. Республика Тыва, Кызыл. 16 октября 2015 года. Фото Алдынмы Тюлюш.

2. Участники семинара «Гласность и закон» – первого открытого урока для тувинских журналистов и представителей власти. В центре президент Фонда защиты гласности Алексей Кириллович Симонов. Республика Тыва, Кызыл, Дом печати. 9 сентября 1999 года.

Фото Виталия Шайфулина – из архива газеты «Центр Азии».

3. Черепаха, не умеющая ползти назад, – эмблема Фонда защиты гласности. А его девиз – «Гласность – это черепаха, ползущая к свободе слова».

4. Каменный Симонов-черепаха из чонар-даша – агальматолита. Работа тувинского мастера-камнереза Ларисы Норбу – презент газеты «Центр Азии» в честь пятнадцатилетия Фонда защиты гласности. Москва, 2 июня 2006 года. Фото Надежды Антуфьевой.

5. За автографами – очередь. Алексей Симонов подписывает Уране Базыр-оол одну из книг Фонда защиты гласности, привезенных им в подарок журналистам Тувы. Республика Тыва, Кызыл, Дом печати. 9 сентября 1999 года. Фото Виталия Шайфулина – из архива газеты «Центр Азии».

6. После семинара – поездка с журналистами в верховье Малого Енисея, в староверческие места. Президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов сидит в центре, за ним – эксперт-юрист фонда Светлана Земскова. Слева от Симонова – журналист Надежда Слесарева, справа – главный редактор газеты «Центр Азии» Надежда Антуфьева. Стоят слева направо заместитель редактора газеты «Центр Азии» Евгений Дашкевич и ее фотокорреспондент Виталий Шайфулин. Республика Тыва, Каа-Хемский район, близ села Сизим. Фото Виталия Шайфулина – из архива газеты «Центр Азии».

7. Алексей Симонов: «Я не надеюсь найти ответы на все волнующие вас вопросы, связанные с гласностью. Более того, я глубоко убежден, что вопросов по этому поводу на сегодняшний день в России существует намного больше, чем ответов. Дело в том, что гласность в России очень недостаточно сопровождается слышимостью, хотя свобода слова на самом деле состоит из этих двух половинок – гласности и слышимости.

Прокричать, сказать, что нехорошо, журналистам еще удается, а вот получить ответную волну предпринятых властью действий удается значительно реже. Пока не существует, к сожалению, тех структур, которые именуются структурами гражданского общества, структур, которые могли бы усилить резонанс гласности».

Республика Тыва, Кызыл, Дом печати, семинар «Гласность и закон». 9 сентября 1999 года.

Фото Виталия Шайфулина – из архива газеты «Центр Азии».

8. Алексей Симонов с приехавшим с фронта отцом Константином Симоновым. Москва, 1944 год. Алексей Симонов: «Я абсолютно не помню,

как происходила эта съемка».

9. Алексей Симонов с мамой Евгенией Самойловной Ласкиной. Москва, 1945 год.

Надежда Антуфьева, antufeva@centerasia.ru