ВАЛЕНТИНА МОНГУШ. СОКРОВИЩА БЕЛОГОЛОВЫХ

Одна из комнат в ее кызыльской квартире напоминает маленький музей дорогих сердцу семейных и национальных реликвий. Среди них особо выделяется плоский, размером с развернутую книгу, камень с отверстием в верхней своей остроконечной части. Его Валентина Бегзиевна Монгуш привезла из Барун-Хемчикского района, где в 2012 году вместе с близкими освещала на месте прадедовской чабанской стоянки родовой источник у речки Аянгаты.

Когда она в детстве, играя речными камешками, находила необычный, с дырочкой насквозь, дед всегда хвалил: этот особый имниг даш – камень с отметиной – от зла защитит, добро принесет. «Женщины нашего аала привязывали такие глазастые камешки к деревянному ведерку для дойки коз и овец, чтоб молока всегда было вдоволь, чтобы численность отары росла, – вспоминает Валентина Бегзиевна. – А вот такой крупный, с таким большим глазом я впервые нашла. Порой прижму этот аянгатинский камень к груди, и он как будто силы дает. Словно согревают меня родные места и все ушедшие за красной солью близкие люди».

Память о своих корнях, народных традициях, учителях и учениках – особое богатство отличника народного просвещения СССР, Заслуженного работника образования Республики Тыва, почетного гражданина Барун-Хемчикского кожууна Валентины Монгуш.

Эту хрупкую женщину жизнь не раз испытывала на прочность трагедиями и потерями. Не сломала, не лишила доброжелательности, энергии, стремления быть полезной людям. Не замкнула в себе.

Перевалив за седьмой десяток, она стала инициатором создания и председателем совета особого общественного ветеранского клуба белоголовых, который работает в Кызыле при Центре развития тувинской традиционной культуры и ремесел. Его задача – делиться с молодежью кладами народных традиций и жизненного опыта.

Об этом и ее мемуарный очерк «Сокровища белоголовых».

Надежда Антуфьева, главный редактор газеты «Центр Азии».

Девочка из бабушкиного рукава

Мама моя Чаш-Уруг Шожулчаповна Куулар родилась недоношенной. 1925 год, местечко Малые Аянгаты в нынешнем Барун-Хемчикском районе. «Не жилец на этом свете», – решила соседка-повитуха и, завернув синее тельце в овечью шкуру, положила его в юрте под сундук-аптара: пусть спокойно отходит.

Не было бы ни меня, ни детей, ни внуков моих, если бы не бабушка новорожденной: как почувствовала, что ее помощь нужна – приехала верхом с дальней стоянки.

Вытащила крошку из-под сундука и поставила свой диагноз: есть в ней жизненная сила. Обложила козьим пухом, запеленала в нежную шкурку ягненка. А потом высунула левую руку из своего зимнего овечьего тона – тулупа и положила внучку в широкий рукав, крепко закрепив его конец тувинским поясом. Получился своеобразный инкубатор. Тельце малышки вертикально – в теплом рукаве, головка – возле бабушкиной груди.

Три месяца не снимала она своего тона, только внучку из рукава в рукав перекладывала. Кормила ее теплым козьим молоком, по капельке со своего языка вливая в крохотный ротик. Когда малышка окрепла, перешла на самодельную соску, сделанную из вымени молодой козы, специально зарезанной для этого.

И выходила ребенка. Девочка выросла – на загляденье: красавица, рукодельница, лёгкая на подъем. Во всем старалась подражать старшему брату Чалбай-оолу, даже в скачках участвовала.

А какая певунья – частушки на ходу сочиняла: о природе, птицах, интересных людях. Освоила и хоомей – горловое пение, за что подростком была бита плеткой. Первый и единственный раз тогда поднял на нее руку отец. А всё потому, что этот особый вид тувинского пения исстари был для женщин под запретом: исполнять его могли только мужчины.

Вот и не стерпел Шожулчап, как-то летом застав дочь в юрте за неподобающим девице занятием: сидит с закрытыми глазами и выводит песни горлом. Вдобавок к этому прегрешению не на женской половине сидит, а на почетном месте хозяина юрты, по-мужски скрестив ноги.

В ярости схватил хлыст и отходил им любимую дочку по спине. Тут уж не стерпела Чаш-Уруг.

Выбежала из юрты и несколько дней домой не возвращалась, убежала на стоянку родственников.

Пришлось отцу самому ехать за любимой дочкой. Помирились. Только взял отец с нее клятву: никогда больше мужчинам не подражать и горловое пение не исполнять. Это считалось унижением мужского достоинства. И свистеть женщинам тоже запрещалось.

Мне мама всегда напоминала мотылька: она могла быть и здесь, и там. Всюду успевала, с любой работой справлялась, играючи. Юмористка, певунья, играла на тувинских струнных инструментах, на русской балалайке. А какой ароматный хлеб она пекла!

Много чего умела моя мама. Метко стреляла. На соревнованиях по стрельбе из малокалиберной винтовки, которые устраивались в честь Восьмого марта – Международного женского дня – она всегда занимала призовые места. С гордостью приносила ценные по тому времени призы: то большой коричневый платок с бахромой, то эмалированный чайник с яркими цветами, то набор пиал.

Короткой была ее жизнь: всего сорок лет. 16 декабря 1965 года мамы не стало. Легла спать и не проснулась. Я тогда училась в Кызыле в педагогическом институте. Туда и пришла первая в моей жизни срочная телеграмма: мамы больше нет.

С тех пор до сегодняшнего дня я боюсь получать телеграммы.

Говорящий по-русски Бегзи

Отец мой Бегзи Чаптанчыгович Иргит родился у красивого озера Кара-Холь, что в Бай-Тайгинском районе. Женившись на Чаш-Уруг, обосновался на ее родине в местечке Малые Аянгаты.

Когда во время праздников его просили спеть, выходил из юрты, брал в руки игил, садился лицом к северу и начинал о своем родном закрытом высокими горами Чёрном озере, в котором, играя, плавает рыба:

Кадыр даглар дуглап алган,

Кара-Хөлүм кайын көстүр.

Кара-Хөлдүң кадыргызы,

Карбап, эштип турган-на боор.

Тосковал по родным местам, которые покинул, рано оставшись сиротой. Работал на золотом прииске, на строительстве дороги через перевал Калдак-Хамар. Повидал свет и разных людей, научился русскому языку. За это редкое в наших краях умение его прозвали Орустаар Бегзи – Говорящий по-русски Бегзи.

Орустаар Бегзи быстро осваивал новое и учил ему земляков. В наших местах он во многом был первым. Первым построил в местечке Малые Аянгаты деревянный домик, просмотреть на который люди приходили, как на экскурсию, загораясь желанием и себе сделать такой же.

Первым посадил и вырастил картофель и получил отличный урожай. Люди дивились

на эту картыышку, уродившуюся размером идик майыы хире – как подошва сапог. Просили попробовать. По неопытности хозяек возникали недоразумения. Некоторые бросали картошку в кожуре в кипящее молоко, недоваривали и, заработав расстройство желудка, между собой ругали Орустаар Бегзи за то, что дал им яд-корень. Приходилось ему учить людей, как ее правильно варить, печь в золе, жарить на топленом масле с диким луком.

А когда он прикатил на велосипеде, тут уж ходоки зачастили со всей округи, кто пешком, кто верхом. Разглядывали, ощупывали диковину, пытаясь понять, как она устроена. Самые смелые пробовали прокатиться, но тут же падали.

Только одному парню удалось проехать и не свалиться на землю. Он тут же предложил хозяину в обмен на железного коня своего скакуна, но тот не согласился.

Помню, как отец решил покатать меня, посадив впереди себя на велосипедную раму. По дороге остановился, прислонил его к дереву и куда-то ненадолго отошел, велев дожидаться его. Вцепившись в руль, дрожала от страха: вдруг эта железная лошадь понесется и умчит неведомо куда? Детская эта боязнь не прошла: так и не смогла ездить на велосипеде. А братья научились, и отцов велосипед лет пятнадцать служил им, пока окончательно не развалился.

Имена со значением

Ни одного снимка отца нет у меня. Сохранившийся в памяти образ – высокий стройный мужчина на вороном коне. Гимнастерка, брюки-галифе, хромовые сапоги, ремень с блестящей пряжкой. В то время он работал в военкомате Барун-Хемчикского района.

Я в семье была первенцем. В паспорте годом рождения ошибочно записан сорок четвертый. Путаница произошла после того, как в райцентре, Кызыл-Мажалыке, сгорел архив ЗАГСа. Но прожитые годы свои и по сей день считаю не по паспорту, а по фактическому рождению – 10 марта 1943 года.

Когда у Чаш-Уруг начались схватки, Орустаар Бегзи как человек просвещенный категорически воспротивился тому, чтобы она рожала по старинке в юрте. Повез в райцентр, где в маленькой больничке русская фельдшерица-акушерка и приняла на руки девочку. Звали ее Валей – Валентиной. Ее именем папа и назвал меня.

Родившимся вслед за мной братьям имена тоже он выбирал. Старший из сыновей стал Папаниным в честь исследователя Арктики, командира первой в мире дрейфующей станции «Северный полюс» Ивана Папанина. Младший – Май-оолом, потому что умудрился появиться на свет в праздничный день Первого мая, в День международной солидарности трудящихся. Отец лежал тогда в районной больнице с тяжелой пневмонией, и когда ему сообщили, что родился мальчик, наказал назвать его майским именем.

5 мая 1948 года папа умер, так и не увидев своего младшего сына Май-оола. Мне было пять лет.

Похищение братика Май-оола

У мамы с горя пропало молоко, и новорожденного Май-оола кормили козьим. Когда ему исполнился годик, к нам из соседнего аала пришли дальние бездетные родственники. Вечером, вернувшись с пастбища, я застала в юрте только маму: она, выпив араки, горько плакала.

Всё поняла без слов: значит, уговорили ее Седен с женой отдать Май-оола им в сыновья, как это принято у тувинцев, не имеющих своих ребятишек. Мол, тебе одной с тремя трудно, а мы его вырастим, на ноги поставим.

Выскочила из юрты, кликнула свою собаку Дырбак – Коготь и поспешила в юрту Седена. Стояла она километрах в трех от нашей летней стоянки. Надо было пройти через лес и речку, а уже темнело. Бегу и плачу от страха и обиды. Верный Дырбак рядом несется, и это придает силы.

Приблизилась к юрте и услышала плач Май-оола. Рыдает уже с хрипотцой, значит, давно. Захожу и вижу: братишка на койке от плача совсем охрип, сосет свой палец. Седен с женой и еще один человек спят на полу беспробудным сном: так напились, что позабыли о ребенке, ничего не слышат.

Схватив братика, бросилась домой. Тащу его то спереди, то на спине. Он у нас на молоке козьем упитанным стал, а мне всего шесть лет. И остановиться боюсь: вдруг проснутся и в погоню бросятся?

Назавтра, когда снова пришли Седен и его жена, я загородила дверь в юрту. Мама еле-еле уговорила, чтобы пустила их хоть чаю попить. Пока чаевничали, волком на них смотрела, глаз не спускала. Три дня потом не отходила от юрты, всё караулила братика. Мама наотрез отказалась отдавать малыша родственникам, а когда я подросла, говорила: «Правильно сделала, дети, порой, умнее взрослых бывают».

Я рано стала взрослеть. Замечая, что мама, овдовев, часто плакала тайком, старалась во всём помочь ей. С пяти лет пасла козлят, ягнят, телят. С восьми верхом на лошади присматривала за отарой овец, доила коров. Лучшая награда – добрые глаза матери и слова: «Помощница моя, старшенькая моя, что бы я делала без тебя».

Репрессированная тёща Шожулчапа Куулара

Есть среди народа люди, которые на первый взгляд ничем особым не выделяются. Не занимают высоких постов, не имеют особых наград и богатства, не совершают героических поступков, а просто живут день ото дня. Но если внимательно присмотреться, то именно они оказываются примерами силы духа и воли.

Именно к таким людям смело могу отнести своего дедушку по материнской линии Шожулчапа Хувутуевича Куулара. Родился он в 1898 году, рано женился и рано овдовел. 29 лет было Шожулчапу, когда умерла жена, оставив ему четверых детей. Старшему Чалбай-оолу – двенадцать лет, за ним девочки Чаш-Уруг, Данзы-Белек, Даш-Маа, младшенькой – два годика.

Теща, помогавшая растить детей, не раз советовала зятю: женись, в юрте твоей нужна женская рука. И на подходящих невест указывала. Но у того один ответ: родную мать не заменить, не хочу, чтоб чужая женщина на моих детей косо смотрела. Однолюб.

Шожулчап умел говорить и писать по-монгольски, поэтому его назначили председателем арбана, так в Тувинской Народной Республике называли объединение нескольких юрт-дворов, и он часто уезжал верхом по председательским делам.

Как-то вернувшись в свой аал, остолбенел: исчезла тещина юрта. И самой матери жены нет нигде. Испуганные дети рассказали: прискакали какие-то всадники, некоторые – с ружьями, вынесли из бабушкиной юрты все вещи, саму юрту разобрали и увезли с бабушкой неизвестно куда.

И табун, и скот тоже угнали, оставив ей две коровы, пять овец, пять коз и одну лошадку.

Бросился Шожулчап в райцентр: верните бабушку к внукам. А там начальники строго прикрикнули: больше с такой просьбой не обращайся, иначе твои дети совсем сиротами останутся.

Оказалось, что попала теща под раскулачивание за то, что имела много скота и табун лошадей. Отвезли ее в местечко Шыраа-Булак и велели жить в юрте одной, ни с кем не общаться. Пригрозили: если узнают, что встречается с людьми, сошлют еще дальше – в неведомую Сибирь. Умоляла она хоть одной из осиротевших внучек разрешить жить с ней. Не позволили: кулачка и враг народа не имеет права воспитывать детей.

Узнав, где находится одинокая юрта тещи, Шожулчап тайком вместе с детьми навещали ее в темные звездные ночи. А днем – нельзя, увидят и донесут. Совсем плохо стало, когда выпал снег. Следы на снегу не скроешь, а проверяющие из райцентра наезжали и внимательно осматривали всё вокруг: не навещает ли кто сосланную.

Одному из них предложила она чаю, а тот и спрашивает подозрительно: «Откуда он у тебя, кто привез?» Объяснила, что это дикий чай – летом шиповник да марьин корень собрала и насушила. Показала: вон и кожаные мешочки с ним на юрточной решетке висят. А тайно доставленный зятем настоящий плиточный чай она прятала за юртой под камнем.

Зять заранее, до снега, заготавливал ей дрова. Оставлял у косогора, а она уже на своей лошадке понемногу привозила их к юрте. Так и зимовала. А когда снег таял, зять снова добирался до нее, ловко ступая по оттаявшим камням, чтобы не наследить.

Два с половиной года провела старая Тенниг-Кат – Колючая ягода в одиночестве, а потом ей разрешили вернуться к людям. К тому времени она совсем в себе замкнулась и вскоре угасла. Люди между собой говорили, что от душевной боли померла, не выдержала человеческой жестокости. До последнего ее часа Шожулчап заботился о матери своей так рано ушедшей жены.

Таёжный следопыт: спасти ребёнка и найти преступников

Такой же надежной опорой был Шожулчап Куулар для своих детей и внуков. А ими он был богат. У сына Чалбай-оола родилось одиннадцать детей, у Чаш-Уруг – трое, у Данзы-Белек – семеро, а у самой младшей дочки ребятишек не было, но она была для племянников второй мамой.

После смерти нашего папы дедушка заменил его, всегда был рядом. Кроме обычных для кочевников умений он отличался талантами гадальщика по бараньей лопатке и следопыта, мастерски читающего в тайге следы зверей.

К нему часто обращались по поводу потери коня или коровы. А однажды он нашел и спас от смерти ребенка. Было это в середине пятидесятых, Шожулчап Хувутуевич работал тогда сторожем на полевом тракторном стане. Прямо туда, в поле, и приехала к нему незнакомая женщина. Плача, рассказала, что собирая в тайге ягоды, потеряла четырехлетнего сына. Вот уже четвертые сутки его ищут, даже с вертолета, но безрезультатно.

Изучив баранью лопатку, гадальщик успокоил женщину: ребенок жив, но ему надо самому поехать туда, где он пропал. Места были хорошо знакомы: Малые-Аянгаты, местечко Эзирлиг-Аксы. Когда верхом на лошади прибыл туда, только руками развел от огорчения: вокруг машины, около которой мать оставила сына, уйдя собирать ягоды, всё затоптано.

Оказалось потом, что отец ребенка, председатель райисполкома Константин Сыдам-оол, мобилизовал на поиски все имеющиеся ресурсы: людей для прочесывания местности автобусами привозили, а они по неопытности так вытоптали местность, что даже умелому следопыту было нелегко выбрать правильное направление для поиска. Но Шожулчап всё же определил его и, двигаясь по следу, находил места, где мальчик проводил ночи.

Выйдя на большую поляну, он увидел множество птиц, кружившихся над одним местом. Сначала подумал, что над падалью какого-то зверя. Решил проверить. Когда приблизился, то увидел среди высокой травы рой насекомых. А в траве – тельце ребенка, в глазах, ноздрях, в уголках рта его уже копошились насекомые.

Но ребенок был жив, и Шожулчап принялся очищать его лицо, глаза пришлось вычищать языком. Только тогда мальчик очнулся и левой рукой показал на свой рот: хочу пить. А в правой руке он крепко сжимал крышку от эмалированного ведра. Вот, оказывается, в чем дело. Мать наказала сыну никуда не отлучаться от машины и пошла с ведром собирать ягоды. А малыш, увидев крышку от ведра, решил, что мама забыла нужную вещь и отправился ее искать.

Потом в округе было много разговоров о том, что нашедший заблудившего ребенка старик разбогател, так щедро оделили его денежной наградой родители малыша. На самом же деле они одарили дедушку только чекушкой водки и пятью буханками хлеба. А вот в прежние времена, сказывали старики, тувинцы умели благодарить Человека, нашедшего заблудившегося, тот до конца своей жизни становился самым почетным членом семьи.

Еще один случай, когда Шожулчап Куулар проявил свои поисковые способности и раскрыл настоящее преступление, долго помнили сельские старожилы.

Дело было после празднования нового года, и когда за селом среди караганника нашли тело молодого парня, милиционеры решили, что он просто замерз спьяну. Шожулчап, случайно проходивший мимо, стал присматриваться к следам вокруг, а милиция его гонит: проходи старик, не мешай.

Тут он и говорит им: этого парня убили, и принесли его сюда три человека, один был в кирзовых сапогах, двое – в валенках, у одного из них валенки подшиты, а у другого – нет. И по следам привел милиционеров к дому, где совершилось преступление.

Шангыш – легендарное деревце

Как же не хватало мне мудрого совета дедушки-следопыта Шожулчапа, когда исчез его собственный правнук, которому он дал имя Шангыш.

Старший наш сын Владимир родился в 1970 году. Год знаменательный – столетие со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Коллеги по райкому партии в один голос предложили моему мужу Василию Дудукпеновичу Монгушу назвать его в честь вождя мирового пролетариата. Он согласился, с партийной рекомендацией не поспоришь. По всей стране в тот год имя Володя было популярным для новорожденных.

Когда же 16 декабря 1971 года появился на свет наш второй сын, пришла моя пора: теперь имя сыну будет давать старший в семье, мой дедушка Шожулчап. Ему шел тогда семьдесят третий год. Поразмыслив, дедушка назвал имя: Шангыш.

Странное имя, никогда такого прежде не встречала. Что же оно означает? И дедушка рассказал:

«Шангыш – это такое легендарное священное деревце, очень красивое, покрытое красноватой тонкой корой. Растет глубоко в тайге и только на севере. В старину тувинцы делали из шангыша ыдык ок – священную пулю. После того, как шаман заговорит священную пулю, ее очень бережно хранили на дне сундука. Пуля из шангыша охраняла юрту от злых духов и всякой нечисти. Никакая порча не могла навредить берегущей ее семье.

Только добыть шангыш не каждый может. Это удавалось лишь самым стойким и удалым охотникам, на всю зиму отправлявшимся в северную тайгу и искавшим его по склонам гор. Когда был очень молодым, я сам воочию видел это деревце, но добраться до него не мог: очень уж высоко росло».

Дав это имя правнуку, дедушка словно выполнил свое последнее важное дело в жизни и через два месяца – 23 февраля 1972 года – ушел за красной солью. Похоронили его на пригорке в местечке Серлиг-Оорга около дороги между райцентром и селом Аянгаты. Таково было его желание.

Шангыш Монгуш, корреспондент газеты «Хемчиктин сылдызы» – «Звезды Хемчика», ушел из дома в поселке Кызыл-Мажалык и пропал 19 января 2004 года. В те черные дни я посещала могилу дедушки, просила помочь, подсказать. К концу третьего месяца наших безуспешных поисков дедушка Шожулчап появился в моем сне: постоял молча, покачал головой и исчез.

Тогда я поняла, что сына нет в живых. 2 мая его изуродованное ножом и топором тело обнаружили рыбаки – километрах в трех от поселка, на маленьком островке на реке Хемчик. Одежда зацепилась за сучок поваленного дерева, и тело не унесло дальше по течению. 5 мая его похоронили.

Убийцы до сих пор не найдены.

Царь Чалбай: родные места или красная книжка?

Полное его имя – Чалбай-оол Шожулчапович Куулар. А земляки прозвали его Чалбай-Хаан. Царское прозвище свое мой дядя, старший брат мамы, получил не случайно.

Кем только он не работал в Малых Аянгатах: бригадиром, заведующим складом, приемщиком пушнины, председателем колхоза имени Тридцатилетия Октября. В пятидесятые годы, когда начали укрупнять коллективные хозяйства, перестал существовать и этот колхоз. Всё население, школа, столовая, медпункт, дома перекочевали в Большие Аянгаты в колхоз имени Тридцатилетия комсомола.

Люди плакали, рвали на себе волосы, уж очень не хотелось уезжать из насиженных родных мест. Трудно обживались на новом месте. Даже коровы и лошади по привычке возвращались на пустые стоянки, не то, что люди.

Дядя не выдержал. Поработав некоторое время кладовщиком в Больших Аянгатах, перекочевал со своим скотом обратно в родные места.

Вскоре его вызвали в райком партии. «Зачинщик, плохой пример показываешь», – отчитал первый секретарь Чалбай-оола Шожулчаповича, вслед за которым еще несколько смельчаков перекочевали обратно. Назначил трехдневный срок для возвращения всех в Большие Аянгаты. И сурово добавил: «Если не исполнишь приказ, расстанешься с партийным билетом».

Тогда дядя вытащил из внутреннего кармана фуфайки свой партбилет и положил перед первым секретарем на стол: «Возьмите, мне дороже родная земля, где покоятся мои предки, а не эта красная книжка».

Люди думали, что его будут преследовать за такой дерзкий поступок, но никто больше строптивца не беспокоил. А земляки дали ему уважительное прозвище Чалбай-Хаан, то есть Царь Чалбай. Как настоящему хозяину родных мест.

Он здорово пел народные песни, исполнял хоомей. Так же, как и его отец, гадал на бараньей лопатке. Добрейший человек, он очень любил детей. И своих, и ребятишек многочисленной родни, которые постоянно гостили в его юрте. Вечерами он рассказывал им сказки. И я никогда не слышала, чтобы он сердился или ругал кого-нибудь.

До конца своей жизни чабанил Царь Чалбай в родных местах.

Диковинные люди

Русских людей я впервые увидела в четыре года. Их по весне привез в своей тележке отец. Выбежав навстречу ему и увидев странных незнакомцев – мужчину и женщину – растерялась и спряталась за юрту.

Внутрь меня смогли заманить только конфетой-подушечкой: устоять против этого редкого лакомства было выше моих детских сил.

Василий и Елена – так звали наших гостей, мужа и жену. Не только для меня, малышки, были они диковинными людьми, все соседи потянулись к нам, чтобы только взглянуть на новых друзей Орустаара Бегзи и послушать русскую речь, хотя ничего из сказанного ими не понимали. А когда отец переводил, слушали, затаив дыхание. Особенно, если Василий рассказывал об отгремевшей два года назад войне.

Постепенно гости сдружились со всеми, мы стали называть их на тувинский манер – Бачыылай и Илимаа. Живя в нашей юрте, они постепенно осваивали то, что для нас было обычным делом. Елена выучилась доить коз, овец, коров, а Василий – ездить верхом.

Не обходилось и без смешных случаев. Елена решила самостоятельно приготовить Василию кашу по-тувински. Почти до краев насыпала в пиалу далган – обжаренную ячменную муку, сверху положила топленное масло, потом налила чай с молоком и начала перемешивать. Ничего не вышло: всё переливалось через край.

Мама моя, войдя в юрту, поняла ее ошибку, но объяснить не могла, а отец-переводчик был в отъезде. Тогда она просто взяла другую пиалу и стала показывать, как надо делать правильно. Сначала налить горячий чай с молоком, потом положить кусочек масла, а когда оно растворится, по ложечке, перемешивая, сыпать далган. Четыре, пять чайных ложечек вполне достаточно.

Супруги внимательно смотрели и дружно кивали, мол, поняли секрет. А потом все втроем дружно смеялись.

Дегустация кузнецом круглого зелёного

Зато когда перекочевали в тайгу на летнюю стоянку в местечко Эзирлиг-Аксы – Орлиный рот, настал черед гостей учить весь аал. Райское место – ягоды, грибы, кедровые шишки, цветы. Елена показывала женщинам, как варить варенье, собирать и солить грибы, а Василий обучал мужчин изготовлению деревянных бочек для их хранения.

Те очень сомневались, что из этого может что-то толковое получиться, и были изумлены, когда мастер для пробы наполнил готовые кадушки речной водой. Надо же: из кусков дерева сделаны, а как хорошо эти большие посудины воду держат!

Заготовили всего – кедровые орехи, варенье, соленья, топленое масло, нагрузили телегу кадушками, бидонами и поехали с отцом продавать в райцентр. Когда вернулись, весь аал дивился: чего только не привезли, целыми мешками: мука, буханки хлеба, что-то белое, как крохотные камешки, и что-то большое круглое – зеленое.

Это зеленое Елена принялась готовить, и по аалу распространился странный незнакомый запах. Потом отец стал созывать всех: Илимаа приглашает в юрту отведать капусту. Отважился на это только дарган – кузнец – Дайдык Саая.

Когда вышел, его окружили со всех сторон и стали расспрашивать, что же это было? Обычно молчаливый и угрюмый кузнец тут вдруг улыбнулся загадочно и важно, как первооткрыватель, ответил, что в одной пиале оно хрустело на зубах, а в другой было мягким и нежным, напоминало вкус эдирчаа – нутряного сала барана. Вкусно!

Так в нашем аале впервые состоялась дегустация круглого зеленого: капустного салата и тушеной капусты. Мама после этого дочиста вымыла свой казан и долго выветривала из юрты капустный запах. Это уже после, когда научились тушить капусту с мясом, от нее было за уши не оттащить.

А белое, как крохотные камешки, оказалось рисом. Мама, смеясь, вспоминала, что с ним у нее поначалу ошибка вышла, как у Елены с далганом. Насыпала она его щедро, почти полный котел, воды добавила и начала варить. А оно как набухнет, да как полезет из котла, и всё лезет и лезет, пришлось в ведерко отбавлять.

Когда поняли, как правильно готовить рис, очень его нахваливали: как хорошо для кочевников – парой горсточек вся семья насытится.

Венок и платок от синеглазой Илимы-Елены

Синеглазая Илимаа-Елена полюбила меня и часто брала с собой. Вместе присматривали за козлятами и ягнятами, собирали у речки чараш даш – красивые камешки, чтобы играть в сайзанак – делать игрушечные постройки. Камушки эти заменяли ребятишкам современные кубики.

Елена пыталась учить меня русским словам и первое, что я смогла произнести правильно, было «иди сюда». Как кадр яркого цветного кино сохранилась в памяти картинка: гуляем с ней среди цветов. Она срывает их и показывает, что нужны длинные стебли. Когда набираем целый букет, начинает как-то по-особому переплетать их. Смотрю изумленно: что же это такое будет? Получается венок. Елена сначала примеряет его сама, а я замираю от восторга: ах, как красиво. А потом надевает на голову мне. Я счастлива: какой необыкновенный подарок!

К концу лета гости уехали от нас. Елена оставила маме на память подушку. Такую нежную, легкую. Женщинам было очень любопытно: что же там внутри делает ее такой мягкой? Уговорили маму вспороть подарок и посмотреть. И каково же было всеобщее недоумение: внутри оказались птичьи перья.

Сейчас молодежи трудно понять, почему они изумились. А ответ прост. В кочевой жизни всё рационально предусмотрено: наши длинные подушки служили местом хранения детской одежды, и никому бы в голову не пришло набивать их пухом и пером.

Осенью папа нагрузил полную тележку детьми из нашего и соседних аалов, человек десять набралось, и повез в село Кызыл-Мажалык ставить прививки. Ох, и страху, слез у нас было. Зато после процедуры – радость, он привез нас к дому Бачыылая и Илимы.

Елена усадила всех за стол, накормила, а потом каждого оделила подарками: девочкам повязала цветастые платки концами вперед, а мальчикам – темненькие, концами назад. Двум ребятишкам сшитого заранее не хватило, и она тут же выкроила и прострочила подарки и для них. Я впервые увидела тогда швейную машинку и узнала, что голову можно повязать платком.

Продолжение – в №9 от 21 июля 2017.

Очерк Валентины Монгуш «Сокровища белоголовых» войдёт сорок девятым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги продолжает готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

1. Валентина Бегзиевна Монгуш, отличник народного просвещения СССР, Заслуженный работник образования Республики Тыва, почетный гражданин Барун-Хемчикского района с одноглазым камнем – ее особым амулетом из родных мест у речки Аянгаты. Кызыл, 10 июня 2017 года. Фото Василия Балчый-оола.

2. Студентка филологического факультета педагогического института Валентина Бегзиевна Иргит с мамой Чаш-Уруг Шожулчаповной Куулар. Кызыл, осень 1965 года.

3. Следопыт Шожулчап Хувутуевич Куулар с сыном Чалбай-оолом и его дочками, своими внучками. Слева от дедушки – Зинаида, справа – Галина. Тувинская АССР, Барун-Хемчикский район, село Аянгаты. Конец шестидесятых годов двадцатого века.

4. Шангыш Монгуш (слева), студент актерского отделения Кызыльского училища искусств, с другом Шораном Монгушем. Кызыл, 1988 год.

5. Царь Чалбай – чабан Чалбай-оол Шожулчапович Куулар – на родовой летней стоянке у речки Аянгаты. Тувинская АССР, Барун-Хемчикский район. Лето 1978 года.