Дыдый Сотпа. Жизнь в телевизоре

12 июня 1966 года в Кызыле родилось местное телевидение. А спустя три месяца, пройдя сложный отборочный конкурс женщин-дикторов, на голубом экране появилась Дыдый Сотпа.

«Экии, эргим телекорукчулер» – «Здравствуйте, дорогие телезрители», – с этими словами она тридцать восемь лет появлялась в домах жителей Тувы, и ей всегда были рады.

Ее узнавали на улицах и спешили пожать руку, а ребятишки радостно кричали: «Телевизор идет!»

Сегодня Заслуженный работник культуры Тувинской АССР Дыдый Сотпа, вспоминая сложные и увлекательные годы становления телерадиовещательной компании «Тыва» и своих коллег, стоявших у ее истоков, уверена: на их судьбу выпало большое счастье – открывать новую, телевизионную, страницу истории Тувы.

Назову тебя своим именем

– Дыдый Давааевна, вас называют и Дыдый, и Ниной. Какое из этих имен настоящее?

– Оба имени – настоящие, и оба мне дороги. Именем Дыдый назвали меня родители, оно и записано в паспорте. А имя Нина получила от моей учительницы Нины Владимировны Хохулиной.

В 1952 году, когда училась в четвертом классе, в школу села Баян-Тала приехала группа русских учителей, среди них и Нина Владимировна, которая стала преподавать нам русский язык и литературу. Она приехала из Горьковской области.

Среди моих однокашниц было несколько девочек с именами на букву Д. Новым учителям было сложно выговаривать трудные и такие похожие для них тувинские имена – Дыртый, Дарый, Дыртыына, Дыйтын, Дыдый – и, чтобы не путать учениц, они предложили нам русские имена. Девочки согласились и охотно отзывались на свои новые имена.

А мне Нина Владимировна сказала: «Назову тебя своим именем». Было очень приятно, что меня стали звать Ниной, как и учительницу, ведь педагоги в то время были для нас особенными людьми: мы слушали их, открыв рот, старались подражать во всем. Их уважали и ученики, и родители.

У мамы моей даже была тайная мечта, что и я когда-нибудь стану учить детей. Когда, уже став взрослой семейной женщиной, начала заочно учиться в Кызыльском пединституте, совмещая занятия с работой на телевидении, мама очень обрадовалась и наказывала ни в коем случае не бросать учебу: «У тебя, конечно, хорошая работа, но быть учителем – это особенно почетно».

Педагогом я так и не стала, а вот имя любимой учительницы сохранила: меня до сих пор называют и Ниной, и Дыдый, оба этих имени считаю своими.

– Ваши родители – кто они?

– Чабаны. Появилась я на свет в юрте, на зимней чабанской стоянке в местечке Улуг-Тей. Это на территории нынешнего Дзун-Хемчикского района. Среди шести девочек и трех мальчиков, я – золотая середина, пятая в семье.

Родилась 1 января 1940 года. Но это приблизительная дата, которую записали в свидетельство о рождении. На самом деле, по рассказам мамы, я родилась позже – в феврале. Мама говорила, что родила меня через шесть месяцев после расстрела дяди Байыр-Хелина, а его расстреляли в сентябре тридцать девятого.

Старшие дети помогали родителям по хозяйству: пасли скот, косили сено. Я тоже помогала маме – доила коров, но главной обязанностью была работа няньки: присматривала за младшими братьями и сестрами. О детских колясках тогда и представления не имели, малышей носила на спине. С тех лет сохранилось постоянное беспокойство за младших, хотя они давно уже бабушки и дедушки.

Моя мама, Борбаанай Чулдумовна Куулар, жила только семьей, растила нас, девятерых, с утра до ночи была в делах и заботах. Сегодня порой задумываюсь и не могу понять: и как она, бедная, все успевала? Помню, мама говорила: «Сама ничего не добилась в жизни, даже читать не умею, но вы, дети, – самое большое мое богатство и достижение».

А вот папа, Даваа Кежикович Куулар, был грамотным человеком. Он знал старомонгольскую письменность, читал и писал на тибетском языке. У него был прекрасный каллиграфический почерк. Когда, будто по линейке, он выводил бесконечную вязь неведомых мне узорчатых букв на бумаге, восхищалась и вздыхала: «Мне никогда не научиться так красиво писать». Отец возражал: «Научилась бы, как и я. Для человека нет ничего невозможного, было бы желание».

Папа постиг старомонгольский и тибетский в буддийском монастыре Устуу-Хурээ, куда его, шестилетнего, привела тетя Хургулек, а бабушка, чтобы выучить внука, устроилась туда кухаркой.

Устуу-Хурээ был в то время не только религиозным центром, но и центром образования. Папа провел в нем семнадцать лет – с 1913 по 1930 год, когда монастырь закрыли, а всех лам и их учеников разогнали. Если бы не это, то он стал бы ламой, как и дядя Байыр-Хелин Куулар, младший брат его отца.

Байыр-Хелин Куулар шесть лет проучился в тибетском буддийском монастыре, шестнадцать лет – в монгольском монастыре Кандан. Он в совершенстве знал монгольский, тибетский языки и даже понимал английский.

Когда в Тувинской Народной Республике начались гонения на лам, Байыр-Хелин Куулар продолжал тайно проводить обряды, принимать верующих. В 1939 году его приговорили к расстрелу, обвинив в связях с империалистами Японии. Рассказывали, что он был не только мудрым, но и мужественным человеком. Перед расстрелом в местечке Бора-Булак невозмутимо играл в шахматы со своими охранниками, приговаривая: «Надо быстрей закончить партию, ведь мое время ограничено. Наверное, уже пора?»

Из-за этого родства отец всю жизнь терпел притеснения, сказывавшиеся и на семье. Самых старших детей – сестру Дадар и брата Маргыс-оола – исключили из начальной школы, остальных, в отличие от детей других чабанов, не брали в пришкольный интернат. Чтобы выучить детей, родители определяли нас жить к родственникам в село. Меня это даже радовало: была домашним ребенком и очень не хотела жить в интернате.

Агроном – учёный человек

– Какую профессию выбрали после окончания школы?

– Агронома. Мне очень нравилась наш агроном Валентина Михайлова, жена председателя колхоза. Мыгаайлова – так произносил ее фамилию мой отец. И уважительно говорил, что агроном – это такой ученый человек, который умеет даже предсказывать погоду.

Вдобавок к учености у этой привлекательной женщины был уютный дом, чудесные цветы в палисаднике, а еще – красивая шляпа, которая сыграла не последнюю роль в моем желании стать агрономом, как Валентина Михайлова.

В то время обязательным было семилетнее образование. В 1956 году после окончания Баян-Талинской семилетки некоторые одноклассники продолжили учебу в Чадане, в райцентре, а я с подружками подалась в Кызыл: в Тувинский сельскохозяйственный техникум, на агрономическое отделение.

Четыре года в сельхозтехникуме – замечательное время в моей жизни. Нас учили высококлассные преподаватели из-за Саян, среди которых были и кандидаты наук. Студенты – отовсюду: из Кызыла, районов республики, из-за Саян, разных национальностей, возрастов. Некоторых великовозрастных учащихся мы даже путали с преподавателями.

В техникуме повышали квалификацию солидные дяденьки в галифе – агрономы, зоотехники, председатели колхозов, которых наши парни в шутку называли перегноями, намекая на близость их профессии к земле.

Наш сельхозтехникум славился гимнастами, танцорами, певцами. А еще – своим духовым оркестром. По выходным к нам на танцы, где играл оркестр, спешила молодежь со всего города. А какие у нас были кружки! Руководителем студенческой самодеятельности был баянист-виртуоз Виктор Богданов. Танцевальным кружком руководил преподаватель ветеринарии Захар Шин, выпускник сельскохозяйственного института.

Захар Елисеевич так великолепно танцевал, что мы сначала думали: он – профессиональный артист балета. В украинском гопаке летал, словно по воздуху. Старшекурсницы были в него поголовно влюблены, но безрезультатно: он был очень скромным и добропорядочным семейным человеком. Из тянувшейся к нему талантливой молодежи вскоре вышли отличные плясуны: Бийир-оол Ондар, Комбу Бижек, Даш-оол Шыырап.

В свободное от занятий и кружков время мы очень любили ходить в парк культуры и отдыха. Тогда в нем в теплое время года работал Зеленый театр, лекторий, настоящий красивый ресторан, постоянно журчал фонтан. И, конечно, была танцплощадка. Танцы заканчивались в одиннадцать часов вечера. Возвращаясь с них, мы дружно пели песни из кинофильмов «Дело было в Пенькове», «Весна на Заречной улице», «Высота». А парни нашей группы, озорные выдумщики, сопровождавшие нас повсюду, добавляли к этому хору сочиненные ими частушки про девушек и друзей. И никаких поножовщины, криминала не было. Никто не боялся гулять допоздна.

Техникум окончила в 1960 году, и меня приняли на работу инструктором Дзун-Хемчикского районного комитета комсомола. Первым секретарем РК ВЛКСМ была Зоя Маадыевна Лакпа, удивительной красоты женщина. Она повела меня к главному человеку района – степенному и доброжелательному Дожулдею Бурзунеевичу Ондару, первому секретарю райкома партии. С его согласия и одобрения и начала свои первые трудовые шаги.

Работники райкома комсомола не сидели в кабинетах. Мы в составе агитационно-культурной бригады выезжали с концертами на фермы, на полеводческие станы, читали лекции, воодушевляли людей на ударный труд, в период окота овец брали шефство над чабанами.

В то время Дзун-Хемчикский район гремел своими талантами на всю Туву. На очередном республиканском смотре художественной самодеятельности в Кызыле район вновь отличился: занял первое место. Тогда эти конкурсы были очень важными событиями в культурной жизни Тувы, на заключительном концерте в жюри сидели одни знаменитости: композиторы Алексей Чыргал-оол, Ростислав Кенденбиль, писатели Степан Сарыг-оол, Леонид Чадамба, артист Виктор Кок-оол.

Вскоре в район пришло сообщение: двоим участницам заключительного концерта конкурса – мне и Ганне Куулар – явиться в Кызыл на совет жюри. Очень удивилась, чем же могла заинтересовать жюри, ведь у меня на конкурсе была очень скромная роль: даже не солировала, а танцевала и пела в составе ансамбля и квартета. Но раз вызывают – надо ехать.

Приехали и услышали удивительное предложение: поступать в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Для этого надо было год отучиться в студии при Тувинском музыкально-драматическом театре. Оказывается, в этой студии, готовясь к учебе в Ленинграде, уже три года занимались парни и девушки, но с девушками была проблема: выходили замуж, рожали и оставляли учебу. Поэтому требовалось пополнить состав студийцев.

Мама, когда я рассказала ей об этом, только головой покачала: «В театре такие таланты, как Кара-кыс и Максим Мунзуки, работают, не каждому труд артиста по плечу». Видимо, пыталась деликатно намекнуть, что у дочки такого таланта нет.

Но я уже решила: поеду учиться, попробую себя в искусстве. Тем более, что появились слухи о том, что скоро в стране грядет сокращение райкомов комсомола, и они станут просто отделами при райкомах партии. У всех комсомольских работников возникали вопросы: «Что с нами будет? Куда пойдем работать?»

Поцелуй Бальзаминова

– Помните, кто преподавал вам в театральной студии?

– Конечно. Это были такие профессионалы! Год обучения в театральной студии очень расширил культурный кругозор.

Сольфеджио преподавали композиторы Алексей Чыргал-оол, Ростислав Кенденбиль, занятия по изобразительному искусству вел художник Сергей Ланзы, с тувинской литературой знакомили писатели Леонид Чадамба и Степан Сарыг-оол. Актриса Марьям Рамазанова и ее муж Сергей Забродин, режиссер театра, учили актерскому мастерству. Марьям Алексеевна нас любила и говорила: «Вы – мои дети, как и мой сын Степа».

Жили студийцы в деревянном общежитии на улице Ленина, а занятия проходили в старом, тоже деревянном, здании театра, расположенном на улице Щетинкина и Кравченко, где сейчас филармония. Директором театра был Родион Окуй-оолович Далай-оол.

С любопытством смотрела, как работают на сцене Александр Лаптан, Николай Олзей-оол, Виктор Кок-оол, чета Мунзуков, восхищались бесподобной Вассой Железновой в исполнении Любови Севилбаа. Наши первые профессиональные артисты были очень талантливы, энергичны, легки на подъем: сегодня репетировали в театре, а завтра на бортовых грузовиках выезжали в районы.

Вскоре и мы отправились на гастроли с дипломными спектаклями. Нашим бригадиром был Виктор Шогжапович Кок-оол – Кок-оол башкы, как мы его называли. Его все уважали, куда бы мы ни приезжали, несли чайники с горячим чаем, угощали от души. Этот великий артист, драматург, композитор был удивительно человечный, простой и веселый. Он никогда не уставал рассказывать об истории создания тувинского театра, о своих произведениях и приключениях.

– Ваши первые роли?

– У меня были две роли в дипломных спектаклях. В «Аленьком цветочке» Сергея Аксакова играла Капу, старшую дочь купца. Средней дочкой была Ноябрина Монгуш, младшей – Дарый Монгуш. Нашего отца играл Люндуп Солун-оол.

Вторая роль – вдовой купчихи Белотеловой в «Женитьбе Бальзаминова» Александра Островского.

В образе ужасной Белотеловой и увидели меня впервые во время гастролей будущие свекор и свекровь, родители Алан-оола Тулушевича Сотпа. Когда я по ходу пьесы целовалась на сцене с Бальзаминовым – Солун-оолом, заметила, что они опустили глаза и смотрят в пол. Еще бы, сын сказал, что выбрал себе невесту, а эта девушка так неприлично себя ведет: при всех целуется с другим человеком. Это спектакль стал сущим наказанием и для родителей Алан-оола, и для меня.

Во время гастролей поняла: кочевая жизнь артиста, когда днем играешь спектакль в сельском клубе, а потом в этом же клубе и ночуешь, не для меня. И мама сокрушалась: «Дочка, у тебя такой хороший жених, но если всю жизнь будешь так ездить, как семью заведешь, как детей вырастишь?»

К тому времени Алан-оол Сотпа – парень с лучезарной улыбкой, с которым мы познакомились летом 1962 года на танцплощадке в парке Чадана, уже успел встретиться с моими родителями и представиться женихом. И, конечно, обворожил их своей улыбкой, которая не только меня, но и других обезоруживала. Девочки в общежитии даже называли его «наш честей – наш зять», когда во время моей учебы в студии он приезжал в Кызыл и ухаживал за мной.

Так что роли в «Аленьком цветочке» и «Женитьбе Бальзаминова» стали для меня первыми и последними. Когда дирекция театра вручала нам свидетельства об окончании обучения в студии, уже решила, что учиться в Ленинград не поеду.

В кабинет директора, где сидели наши преподаватели, зашла вместе с Алан-оолом в качестве группы поддержки и, осмелившись, произнесла слова, которые мы заранее с ним отрепетировали: поблагодарила за знания, которые мне дали, за предоставленную возможность проявить себя в искусстве, извинилась за то, что не оправдала доверия.

Как гора свалилась с плеч, когда Виктор Шогжапович Кок-оол не рассердился, а ласково сказал: «Знания никогда не бывают лишними, они все равно пригодятся тебе в жизни, вот увидишь». И как он оказался прав!

Вместе с Алан-оол мы вернулись в Чадан. Он, выпускник Алтайского сельхозинститута, работал старшим агрономом Дзун-Хемчикского территориального производственного управления сельского хозяйства, я начала работать в отделе культуры Дзун-Хемчикского района.

Свадьбу сыграли осенью 1963 года. Через год у нас родился сын Орлан.

Конкурсные красавицы и человек из машины

– А как вы попали на телевидение, Дыдый Давааевна?

– С подачи мужа. Алан-оол Тулушевич обладал удивительной силой убеждения. Робкая по натуре, всегда поддавалась его уговорам и преодолевала свою стеснительность.

Помню, в 1965 году в село Хайыракан, где мы тогда жили, привезли спектакль «Коварство и любовь» Шиллера. Всех артистов знала по учебе в студии и после спектакля пригласила к нам домой на ужин. Так супруг умудрился уговорить меня перед знаменитой певицей, Заслуженной артисткой РСФСР Хургулек Конгар спеть ее коронную песню «Айлан кужум».

Так же и с телевидением получилось. В августе 1966 года мы переехали в Кызыл. Супруга назначили на должность инспектора Комитета народного контроля Тувинской АССР, и нам дали двухкомнатную квартиру в полублагоустроенном доме по улице Щетинкина и Кравченко.

В квартире еще побелка идет, мы вещи из машины выгружаем, сынишка, возбужденный этой суетой, плачет, держась за мою юбку. И в разгар этой суматохи Алан-оол говорит:

«Соседи рассказали, что на телевидении объявлен конкурс: выбирают женщин-дикторов, хорошо говорящих на тувинском. Сегодня он как раз и начался. Когда я в Барнауле учился, там тоже такой объявляли, приглашали людей, имеющих отношение к искусству. А у тебя такой опыт есть. Попробуй. И работа хорошая, легкая, как раз для женщины: никуда ездить не надо, сиди себе спокойно на одном месте и читай новости».

Отмахнулась, какой конкурс, какое там телевидение, я и телевизор-то только один раз видела – в Красноярске, куда ездила с мужем к его друзьям. Какой-то ящик, на маленьком экране которого женщина что-то читает. Этот ящик меня нисколько не заинтересовал.

А муж не отстает, убеждает: за телевидением – будущее, как здорово, что оно, наконец, и в Кызыле появилось, хоть и позже, чем в других городах страны. Попробуй, попытка – не пытка. И, как всегда, уговорил – умел подобрать ключик ко мне.

На следующий день начинаю собираться на этот конкурс, понятия не имея, что на нем от меня потребуют. Понимаю только одно: надо выглядеть прилично. Но ничего найти не могу: ни платья, ни туфель. В квартире – кавардак, все вещи в узлах, ничего еще не распаковано. Натянула юбку, какой-то свитер и полусапожки. И это – в августовскую жару. Даже толком причесаться не успела.

Муж подвез меня на машине к новому недавно отстроенному зданию телецентра и уехал на работу. На улице перед входом – огромная очередь из женщин и совсем юных девушек. И все – такие эффектные, нарядные: в летних платьях, туфельках, босоножках.

А среди них – настоящая ослепительная красавица в белом платье. Огромные глаза, коса ниже пояса. Позже узнала, что это была Анчымаа Салчаковна Калга-оол, жена художника Ивана Чамзоевича Салчака. Думаю: зачем какой-то конкурс проводить, и так понятно, кто будет диктором.

Стою, позорюсь, чувствуя себя деревней среди таких эффектных городских женщин. И решаю сбежать. Поворачиваюсь, чтобы тихонечко удрать, и тут передо мной тормозит черная «Волга», из нее выходит дарга-начальник. Лицо знакомое, а имени вспомнить не могу. Словно догадавшись о моих намерениях, спрашивает: «Вы уже уходите? Вас уже прослушали?» Растерялась, как школьница, пролепетала, что опоздала на день и поэтому думаю, что мне лучше уйти.

А человек из машины очень серьезно посмотрел на меня и говорит: «Если надумали и уже пришли, то вам лучше не отступать, а приступить к участию в конкурсе, пусть и с опозданием».

Послушалась, вернулась, встала в конец очереди. Краем глаза вижу, что женщины из очереди разглядывают меня, бросая скептические взгляды на полусапожки не по сезону. Думаю в сердцах: «Чтоб эти сапожки пропали пропадом». Но не ухожу, стою, понимая: если сейчас уйду, все будут смеяться надо мной. Нет, не уйду, дождусь своей очереди, а там что будет, то будет.

– Вы узнали имя человека из машины, не позволившего вам сбежать?

– Да. Имя этого человека, совет которого – не отступать – предопределил всю мою дальнейшую профессиональную судьбу, – Кужугет Сереевич Шойгу. Он был председателем комиссии по отбору дикторов. Комиссия эта была очень представительная, в ней – начальники из совета министров республики, из обкома партии.

Почти космическое испытание

Все было так серьезно: первую женщину-диктора для тувинского телевидения выбирали почти как первую женщину для полета в космос – под контролем партии и правительства?

– Очень серьезно, и для меня это точно было испытание сродни космическому. Но говорить о том, что на конкурсе в августе 1966 года выбирали самую первую женщину-диктора, было бы неправильно. Первой была диктор-практикант Борбаа Монгуш, она была принята вне конкурса на время пробного вещания.

Официальная дата рождения телевидения в Туве – 12 июня 1966 года. В этот день два диктора – Борбаа Монгуш и Сергей Кондинкин официально открыли телеэфир в Туве: вышла первая короткая передача. И после этого в течение трех месяцев шло нерегулярное вещание: выходили в эфир только по средам на пять – десять минут. Дикторы читали новости из республиканских газет: Сергей Кондинкин – на русском, Борбаа Монгуш – на тувинском.

Только эти передачи очень мало кто видел. По самой простой причине: у людей не было телевизоров, да и трансляция шла только на Кызыл. Я тоже впервые увидела и Сергея Кондинкина, и Борбу Монгуш лишь в студии, когда уже во всю участвовала в конкурсе, и восхищалась про себя: «Такая красивая девушка диктором работает, разве могу претендовать на ее место?»

Конкурс наш на целую неделю растянулся: каждый день – новый тур. В конце дня оглашали итоги: кому из участниц прийти на следующий тур. Я ждать не могла, надо было бежать домой к сыну, поэтому просто оставила номер своего телефона, благо он у нас дома был.

Но даже не надеялась, что мне позвонят, потому что считала, что первое испытание не выдержала. Мне предложили прочитать несколько заметок на тувинском языке из местных газет. Так волновалась, что не помню, как оттараторила тексты.

Очень удивилась, когда вечером раздался звонок: приходите на следующий тур. Снова тексты, еще более трудные, в том числе – материалы ТАСС, в которых было полно сложных аббревиатур.

На третий день в аппаратной на втором этаже меня посадили перед телекамерой на крутящийся стул. Вокруг множество незнакомой аппаратуры и людей, среди которых и члены комиссии.

Камеры с разных сторон то наезжают, то отъезжают. Огромные софиты ослепляют до невозможности, их боишься даже больше начальства. Душно, жарко. С ужасом думаю: ничего себе легкая работа для женщины, это же просто мучение. Внезапно увидела себя в мониторе и невольно вздрогнула, до того испуганной сама себе показалась.

Вернулась домой, считая, что больше уже не позовут: на этот раз точно провалилась. Нет, опять звонок. И голос в телефоне уже не такой официальный, а как-то мягче звучит. И появилась какая-то уверенность, а вдруг и получится? Стала уже больше стараться: и одежду тщательней подбирать, и волосы укладывать.

Так прошла неделя. Конкурс закончился, и меня вызвали к председателю госкомитета по телевидению и радиовещанию при Совете Министров Тувинской АССР Николаю Дамбаевичу Шиирипею, который входил в состав комиссии конкурса и присутствовал на всех его этапах. Комитет находился в двухэтажном деревянном здании на улице Кочетова, сейчас там департамент по социальной политике мэрии Кызыла.

Вместе со мной вызвали и Борбу Монгуш. Сначала председатель обратился к ней. Вежливо сказав, что трехмесячный испытательный срок диктора-практиканта закончился, предложил ей работу помощника режиссера. Она согласилась, поработав какое-то время помощником режиссера, ушла с телевидения и состоялась как счастливая мать большого семейства.

Потом Николай Дамбаевич обратился ко мне, поздравил с успешным прохождением конкурса и сказал: «У нас начинается настоящее регулярное вещание, и теперь диктором станете вы: будете читать медээлер – новости на тувинском языке, а также вести передачи».

А затем постучал пальцами по столу, была у него такая привычка, и сказал: «Такие длинные серьги, выходя в эфир, не надевайте. Хорошо?» Тут же сняла серьги и спрятала в сумочку. Слово председателя – закон, так и впоследствии всегда было. Но Николай Дамбаевич никогда не злоупотреблял своей властью, это был объективный, доброжелательный и грамотный руководитель.

– Одержав такую непростую победу на конкурсе дикторов, вы ликовали?

– Какое там ликование. Конечно, было приятно, но в то же время прекрасно понимала: то, что случилось с моей предшественницей, могло ожидать и меня, потому что, как и она, была принята с трехмесячным испытательным сроком.

Однако случилось иначе: диктором проработала двадцать два года, в том числе, шестнадцать лет – в прямом эфире. Затем шестнадцать лет была редактором, автором тематических передач, организатором-ведущим музыкальной поздравительной коммерческой передачи «Хогжумнуг байыр» – «Музыкальное поздравление», которая и по сей день идет в эфире.

Вот так телевизионная дорога растянулась для меня на тридцать восемь лет: с 8 сентября 1966 года по 7 февраля 2004 года.

окончание – в №18 от 10 мая 2012 года

Интервью Надежды Антуфьевой и Саяны Ондур с Дыдый Сотпа «Жизнь в телевизоре» войдет сорок первым номером в пятый том книги «Люди Центра Азии», который продолжает формировать редакция газеты «Центр Азии».

Пятый том планируется к изданию в 2014 году.

 

Фото:

 

 1. Ветеран тувинского телевидения Дыдый Сотпа в родной студии. Кызыл, ГТРК «Тыва», филиал Всероссийской государственной телевизионной и радиовещательной компании. 18 апреля 2013 года. Фото Откан-оола Монгуша.

2. Дыдый Куулар – студентка Тувинского сельскохозяйственного техникума. Кызыл, 1957 год.

3. Студенты агрономического отделения Тувинского сельскохозяйственного техникума. Дыдый Куулар – первая слева в первом ряду. Кызыл, парк культуры и отдыха имени Гастелло. Лето 1958 года.

4. Молодая семья. Дыдый и Алан-оол Сотпа с сыном Орланом. Тувинская АССР, Дзун-Хемчикский район, село Хайыракан. 1965 год.

5. Диктор Дыдый Сотпа ведет в прямом эфире информационный выпуск новостей «Телемедээлер». Кызыл, 1977 год.

Беседовали Надежда АНТУФЬЕВА, Саяна ОНДУР
  • 25 737