Августа Переляева. Право говорить то, что думаю
Девочка, родившаяся в Тувинской Народной Республике в маленькой таежной деревне Салдам, в школьные годы наметила для себя три дороги: дипломатия, журналистика, юриспруденция.
С первой ей пришлось свернуть. Вторая протянулась на тридцать лет. А третья началась после выхода на пенсию, и именно ее Августа Переляева считает вершиной своего жизненного пути.
Эта вершина – правозащитная деятельность, которой она занимается уже пятнадцать лет, возглавляя Тувинское республиканское общественное правозащитное движение.
Пятнадцать лет Августа Переляева помогает людям, учит их отстаивать свои права и публично выражать свою позицию.
Первый блин комом
– У человека в жизни есть несколько социальных ролей. Кем, прежде всего, считаете себя вы, Августа Николаевна?
– Прежде всего, я – пенсионерка. Работающая пенсионерка.
– На пенсии принято отдыхать, заниматься своим здоровьем, нянчиться с внуками, а вы продолжаете работать. Почему?
– До выхода в 1995 году на пенсию я работала главным редактором газеты «Деткимче-Содействие», которая тогда выходила в Туве, но из-за ряда трудностей прекратила свое существование в 1996 году. Наша газета часто печатала проблемные материалы. Приходил человек с какой-нибудь жалобой, мы пытались помочь ему: разобраться и опубликовать материал об этом в газете.
Когда ушла на пенсию, думала заняться огородом и садом, любимым рукоделием. Но ко мне по-прежнему обращались с просьбами о помощи. Не могла отказать людям, чьи права бесспорно были нарушены: консультировала, подсказывала, куда обратиться, помогала написать заявление, ходила с ними в суды.
Тогда я была членом партии «Яблоко», региональное отделение которой в Туве возглавлял Владимир Тавберидзе. Он посоветовал: занимаясь такими делами, лучше зарегистрировать общественную организацию. Ведь я ходила как частное лицо, а это ограничивало возможности более активной защиты прав граждан.
18 марта 1998 года мы учредили Тувинское республиканское общественное правозащитное движение, меня избрали его председателем. Так я начала официально заниматься правозащитной деятельностью.
– Помните самые первые свои дела?
– Конечно. В конце девяностых годов помогали тем, кому задерживали заработную плату, чьи предприятия, на которых люди проработали долгие годы, разваливались. Консультировали работников швейной фабрики, которые высуживали долги по зарплате и долю в имуществе предприятия. Приватизацию фабрики не раз отменяли, и, в 
конце концов, они добились своего.
Потом к нам обратились чабаны с просьбой помочь вернуть свои деньги. Три года подряд – 1994, 1995, 1996 – был неурожай из-за засухи. Чтобы восполнить потери, фермерам в 1995 и 1996 годах выдавали товарные кредиты зерном или бензином.
В один год Туве из федерального бюджета выделили 14 миллиардов рублей, в другой – 11 миллиардов. Этими средствами правительство расплатилось по товарным кредитам фермеров с «Тыванефтепродуктом» – за бензин, «Тывахлебопродуктом» – за зерно. А эти два предприятия продолжали взыскивать кредиты с некоторых фермеров, получая деньги дважды: и от них, и от правительства.
Но мы не смогли довести это дело до конца, не сумели высудить для фермеров компенсацию за неурожай. Сказался недостаток квалификации, опыта, мы не смогли достать необходимые документы. Нужен был реестр хозяйств, которые пострадали от засухи. Вхождение фермера в этот реестр явилось бы основанием для того, чтобы доказывать в суде: он должен получить компенсацию. Однако мы не смогли получить реестр ни в Минсельхозе, ни в совхозах, ни у фермеров.
Это был первый блин, который вышел комом. Это значительное дело, в котором не достигла успеха, стало для меня серьезным уроком: чтобы выиграть экономическое дело в суде, необходимо иметь документацию. В судебном заседании эмоции не проходят, нужны веские аргументы, подтвержденные бумагами. Поэтому, когда ко мне приходят люди, первым делом спрашиваю, какие у них есть документы, без них ничего не выйдет.
Но было и положительное: с чабанами за время совместной борьбы за их права сблизилась и на лето устроила к ним детей-сирот. Ребята на чабанских стоянках и отдохнули на свежем воздухе, и поправились на здоровом молочно-мясном питании, и поработали, а чабаны рассчитались с ними скотом. Считаю, что такую воспитывающую трудолюбие технологию организации отдыха сирот нужно усвоить и продолжать.
Я сама сирота, поэтому понимаю и вижу недостатки воспитания детей в интернатах: их не приучают к труду, да и не могут приучить. Они привыкают ко всему готовому и не могут нормально адаптироваться к самостоятельной жизни.
Газета вместо букваря
– Вы, сирота, тоже воспитывались в интернате?
– Нет, мне повезло: меня воспитала бабушка Мария Николаевна Таштандинова.
Мама – Антонида Николаевна Таштандинова – умерла, когда мне было два года и восемь месяцев. Брак с отцом – Бавукпаном Санаевичем Донгаком – не был зарегистрирован, отчество Николаевна досталось мне от дедушки. После смерти матери отец уехал и завел другую семью. Имя Николай у нас было родовым, в каждом поколении им обязательно нарекали одного мальчика.
Я родилась 26 апреля 1944 года – еще в Тувинской Народной Республике – за пять с половиной месяцев до ее вхождения 11 октября в состав России на правах автономной области. Появилась на свет в Тоджинском районе, в маленькой больничке села Тоора-Хем, расположенного в двух километров от села Салдам, где жила мама.
Но в свидетельстве о рождении у меня записано другое тоджинское село – Сейба, которое потом перекочевало и в паспорт. Это случилось потому, что детей, рожденных в наших местах, в то время регистрировали только в столице – Кызыле, куда летом добирались на сплавлявшихся по Енисею плотах.
Мужчина, которому родители новорожденных дали для регистрации записочки с именами, датами и местами рождения детей, добравшись до Кызыла, запил и потерял бумаги. Зарегистрировал детей по памяти, перепутав все данные.
Я жила в селе Салдам с бабушкой. Она не получала пенсию, так как не было трудового стажа для ее оформления: ее мать когда-то была кухаркой у богатых, а она помогала ей.
Жили за счет натурального хозяйства: сажали большой огород, держали корову. Если она приносила телку, то меняли ее на бычка и забивали на мясо. Картошку и капусту продавали врачам и учителям.
Зимой бабушка постоянно вязала носки и другие теплые вещи. Вязала и сети, которые продавала рыбакам. Сети вязать очень сложно, надо завязать каждую ячейку. Я наматывала нитки на челноки, этот монотонный труд у любого выработает терпение.
Для охотников мы с ней вязали рукавицы с отдельными большим и указательным пальцами. Перчаток тогда в продаже не было, да они и не согреют.
Будучи абсолютно неграмотной, бабушка прекрасно умела считать в уме, хорошо играла в карты. Говорила на трех языках, ведь в нашем роду – представители разных национальностей – хакасов, тувинцев, русских.
Она научила меня не только трудиться, но и думать: никогда ничего не разъясняла, а говорила: «Иди и сделай». А если я спрашивала: «Как?», удивленно смотрела на меня и говорила: «Неужели ты не видела, как другие это делают, а если не видела, неужели не догадаешься, как это можно лучше сделать?»
Читать научилась в пять лет, причем, не по букварю, а по газете. Родственники между делом показывали мне буквы в заголовках газеты «Тувинская правда», а потом в книге я сама находила их и на удивление всем начала читать.
Поэтому, когда пошла учиться, мне сначала было неинтересно. В начальной школе села Тоора-Хем в то время в одной комнате занималось по два разных класса: первый – с третьим, второй – с четвертым. Мне хватало внимания одновременно усваивать обе программы. Поэтому, когда переходила из класса в класс, мне было скучно: ничего нового. Училась, играючи.
Рано пристрастилась к чтению книг. У нас было заведено так: кто-то из взрослых читает вслух, а бабушка и односельчане, которые часто собирались у нас в доме, слушали. Так, например, мы прочитали в «Роман-газете» роман Михаила Шолохова «Тихий дон». Благодаря традиции чтения мы все – и мои двоюродные братья, сестры, и я – грамотно говорим по-русски.
Однако читать можно было только по вечерам или в выходные, когда сделана вся работа, а в деревне такое нечасто бывает. Мне же хотелось знать больше – с детства была страшно любопытной. Поэтому брала книги в библиотеке, у знакомых, прятала их везде по дому и читала украдкой. Меня поразило, когда, уехав из деревни, увидела, что родители силой заставляют детей читать.
Пятьдесят километров по тайге
– На что еще толкало вас детское любопытство?
– Однажды за световой день прошла по тайге около пятидесяти километров. Это было в 1957 году, в тот год у озера Азас впервые открыли пионерский лагерь.
Я в это время была в тайге на сборе орехов в местечке Арга вместе со знакомой женщиной, которую все называли по отчеству – Ниловна, и ее братом. Хотела заработать денег на велосипед и ездить на нем в школу.
Ниловна через неделю после начала нашей работы запрягла лошадь и отправилась на телеге в Салдам за продуктами, а, вернувшись, сообщила «Тебе, Гутька, выделили путевку в пионерский лагерь, но ты туда все равно не попадешь, потому что детей уже увезли в лагерь».
Поскольку в лагере ни разу не была, очень захотела в него попасть, он представлялся чем-то необычным, загадочным. Решила идти пешком. Рано утром, еще затемно, встала, тихонько собрала рюкзак, положив в него кедровые шишки, чтобы угостить друзей.
Ниловна услышала и спросила, что я делаю. Ответила, что собираюсь, иду домой, а оттуда – в лагерь. Отговаривать меня было бесполезно. Она встала, разворошила костер, подогрела чай, дала в дорогу хлеб. Я попила чаю, взяла хлеб и тронулась в путь.
Начало светать, в лесу – туман. Иду по звериной тропинке и слышу издалека похрюкивание. Свернула с тропинки, притаилась, смотрю – идет семья кабанов. Прошли они мимо, а я двинулась дальше.
Первую половину дня шла легко, без остановок, и к полудню уже была на озере Доруг-Холь, где жила семья рыбаков. Они страшно удивились, узнав, что я одна пришла с Арги, предложили пообедать и переночевать у них. Ночевать отказалась, а поесть согласилась. После обеда с огромным трудом заставила себя встать и пойти дальше. Поняла, что нельзя надолго садиться и много есть в дальней дороге, потому что вторая половина пути далась очень трудно.
Ноги опухли. На ногах были резиновые боты, в которые обычно надевали туфли или ботинки, а у меня же были только дырявые чулки.
Вечером, измученная, добралась до Салдама. Когда подходила к деревне, встретила знакомого парня, он вез на мотоцикле какого-то мальчишку и тоже изумился тому, как быстро я с Арги пришла.
Мотоциклист доехал до дома моей бабушки и крикнул ей, что я иду. Она рассердилась: «Почему не довез? Девчонка такую дорогу прошла, а ты мимо проехал». Он оправдывался, дескать, некуда было посадить, мотоцикл маленький. За это его потом вся деревня упрекала, люди были поражены тем, что за один день я около пятидесяти километров прошла.
Зашла в дом, села на сундук, сказала бабушке пару слов и тут же заснула. Она мне, спящей, ноги вымыла, в кровать уложила.
В пионерский лагерь попала, хоть и с опозданием на неделю. Но он меня разочаровал. Стремилась туда для пользы, а в лагере – одни развлечения. Все мероприятия, концерты и конкурсы показались детскими забавами. Мне больше нравилось заниматься каким-то конкретным делом, от которого есть результат.
Однажды результат моего детского труда даже в Москву отправили. Мне тогда было четырнадцать лет.
Детские увлечения и мечты
– Что же вы такое особое сделали в четырнадцать лет, достойное отправки в столицу Советского Союза?
– Вырастила пшеницу, овес и ячмень. Я ведь в тоора-хемской школе активисткой была: в пятом классе – пионервожатая у третьеклассников, когда в комсомол вступила, стала членом школьного комитета комсомола. А еще была старостой всевозможных кружков.
Один из них – кружок юннатов, юных натуралистов. Каждый член кружка должен был что-то вырастить на персональной грядке. Девчонки сразу расхватали цветочки, морковку, горох, а мне досталось, на детский взгляд, самое неинтересное – зерновые: пшеница, овес, ячмень.
Вырастила. Каждый вид – на отдельной грядке. Три моих снопа сначала поставили в райкоме партии, а затем отправили в Москву на Выставку достижений народного хозяйства. Тогда в стране как раз было время освоения целинных и залежных земель, интерес к зерновым культурам был большим. И этими юннатскими снопами отчитались: в таежном горном Тоджинском районе Тувы тоже можно вырастить зерновые.
На самом деле, конечно, это было не так: мои грядочки, на которых каждый стебелек руками перебирала, никак нельзя было приравнять к обширным полям покоренных целинных земель.
– Этот растениеводческий успех имел продолжение?
– Нет, мои пристрастия ограничились этими тремя грядками и собственным огородом. Не привлекала и профессия педагога, хотя преподаватель русского языка Елена Федоровна Алмазова настойчиво советовала стать учительницей, так как считала, что у меня есть талант понятно объяснять. Но меня не устраивало, что из года в год учителю надо втолковывать детям одно и то же.
Еще в пятом классе в сочинении на тему «Кем я хочу стать» приоритеты распределила так: первое место – дипломатия, второе – журналистика, третье – юриспруденция.
Училась хорошо, мне одинаково легко давались и гуманитарные, и точные науки, хотя меня частенько и выгоняли из класса за то, что задавала учителям каверзные вопросы, на которые они не могли ответить.
Окончив в 1961 году школу, поехала поступать в Московский государственный институт международных отношений. Экзамены сдала хорошо: две четверки и три пятерки. Меня зачислили на западное отделение факультета международных отношений.
Но стать дипломатом не пришлось: не смогла, и до сих пор не могу, жить в столице по состоянию здоровья. От мельчайшей каменной пыли в метро на третий день в Москве у меня стало болеть горло, начались осложнения на сердце.
Пришлось уехать в Иркутск, где жила младшая сестра моей мамы Галина Николаевна Абаева. Ее муж – Вячеслав Романович Абаев, увидев привезенный из Москвы экзаменационный лист, удивился таким хорошим результатам и отнес мои документы в Иркутский государственный университет, где в 1961 году на историко-филологическом факультете открылось отделение журналистики. И совершенно неожиданно для меня оттуда пришла маленькая такая бумажечка, в которой сообщалось: зачислили на первый курс факультета, отделение журналистики.
Дороги журналистские и семейные
– Так стала осуществляться ваша вторая детская мечта – о журналистике?
– Фактически я уже до зачисления в университет начала ее осуществлять: устроилась на работу в газету города Усолье-Сибирское и к родным приезжала только на выходные. Мне пришлось выбрать заочную форму обучения, учиться очно не смогла: надо было работать, содержать себя. Работала в газете «Знамя Ленина» Усть-Ордынского Бурятского национального округа, сначала подчитчиком, затем корректором и литсотрудником.
Но самые насыщенные журналистские годы прошли в Якутске, это были лучшие годы моей жизни. С 1974 по 1983 год работала на якутском телевидении, готовила сатирический журнал «Телевик», который был очень популярным среди зрителей. Все теоретики телевидения в то время утверждали, что оно несет только развлекательную функцию. Считалось, что проблемные передачи – не присущий телевидению жанр, их не было даже в Москве. А я первая начала вести на местном телевидении проблемные передачи.
За цикл телевизионных и радиопередач о водном транспорте Якутии в 1983 году получила бронзовую медаль ВДНХ – Выставки достижений народного хозяйства. Когда речники узнали об этом, тут же меня перехватили, пригласив в газету «Ленский водник» главным редактором. Я не была членом Коммунистической партии, поэтому сомневалась, что меня утвердят в этой должности. Однако секретариат Якутского обкома партии в 1984 году сделал это.
– Москва, Иркутск, Якутск – довольно широкая география вашего жизненного пути.
– А я еще и на Дальнем Востоке побывала: в городе Находка Приморского края. Переехала туда вместе с мужем, Леонидом Аркадьевичем Переляевым, который работал слесарем в морском порту. Мы познакомились с ним в Иркутске в 1967 году, когда он приехал в гости к сестре.
Правда, в Находке мы прожили недолго: в 1968 году вернулись в Иркутск, мне надо было защищать диплом. Перед защитой я преждевременно родила девочку, назвали ее Анной. Из-за преждевременных родов пришлось бросить учебу и заниматься ребенком. Восстановилась в университете и защитила диплом, когда дочь пошла в первый класс.
Это было уже в Якутске, куда в 1974 году приехала вместе с дочкой. Мужа оставила, считала, что так выживать будет легче. У нас уже тогда были сложные отношения. Бывало, мы ссорились, он уезжал к родителям, а потом возвращался с гостинцами от матери. Окончательно мы разошлись в 1980 году, когда Анна перешла в восьмой класс.
В Якутске пятилетнюю дочь, умевшую читать и писать, сразу отдала в школу. В садик устроить было сложно, а оставить ее – не с кем. В школе дочь прочитала предложенный текст, рассказала наизусть «Муху-Цокотуху» и «Мойдодыра», в итоге ее взяли, хотя до возраста первоклассницы и не хватало два года.
В 16 лет, окончив школу, Анна пошла работать. В 17 лет на работе познакомилась с парнем, вскоре он пришел свататься. Я отказала ему, надеялась: дочь получит образование на отделении журналистики в Иркутске, куда она легко поступила. Но она переупрямила меня и в 18 лет вышла замуж. С тех пор все заботы о ней взял ее муж. У меня двое внуков: старший, Виталий учится на менеджера в Москве, а младший, Сергей, работает в Якутске.
Я же вернулась из Якутска в Туву в 1986 году.
– Почему приняли такое решение, ведь в Якутске была интересная работа, широкий круг общения, друзья?
– Считаю, что умирать человек должен на родине, к этому времени здоровье у меня уже пошатнулось. Но так как неизвестно, когда умрешь, приехать нужно заранее, восстановить родственные связи, обзавестись друзьями.
Вернувшись, работала в селе Бай-Хаак в районной газете «Знамя Ленина», печатала проблемные материалы. В 1990 году меня избрали председателем сельского совета Бай-Хаака. В 1992 году переехала в Кызыл, стала главным редактором газеты «Деткимче-Содействие».
А после выхода на пенсию оказалась втянутой в правозащитную деятельность, и это стало вершиной моего профессионального и жизненного пути.
Окончание – в №8 от 1 марта 2012 года.
Интервью Валерии Кан с Августой Переляевой «Право говорить то, что думаю» войдет тридцать седьмым номером в пятый том книги «Люди Центра Азии», который продолжает формировать редакция газеты «Центр Азии».
Пятый том планируется к изданию в 2014 году.
Фото:
2. Семья. Стоят: Мария Николаевна Таштандинова с зятем Нурсатом и внуком Геннадием. Сидят слева направо: Августа, ее двоюродные сестры и братья Катерина, Николай, Наталья, Аля, Виктор. Тоджинский район, село Салдам, 1955 год.
3. Пионерка Августа Таштандинова в лагере у озера Азас. Тоджинский район. Лето 1957 года.
4. Одноклассники. Августа Таштандинова – вторая справа в первом ряду. Любимая учительница Елена Федоровна Алмазова – первая слева во втором ряду. Тоджинский район, село Тоора-Хем. 1957 год.
5. Молодые супруги Августа и Леонид Переляевы. Иркутск, 1970 год.
6. Августа Переляева с дочкой Анной. Якутск, 1978 год.
7. Собирая журналистские материалы, Августа Переляева объездила все районы Якутии. Начало восьмидесятых годов ХХ века.
8. Августа Переляева в командировке в Нижнеянском речном порту. Якутия, 1983 год.
9. Главный редактор газеты «Ленский водник» Августа Переляева ведет переговоры. Якутия, 1986 год.
Беседовала Валерия КАН