Ангыр Хертек. Если будем мы сильными духом

«Если будем мы сильными духом, мы всё сможем преодолеть», – строчка из первого и единственного стихотворного опыта председателя Тувинского регионального отделения Всероссийского общества слепых стала девизом этого объединения людей.

Созданное в Кызыле в 1960 году, в декабре 2015 года оно отметит свой юбилей. И двадцать два года из этих пятидесяти пяти лет его возглавляет Ангыр Байыр-оолович Хертек. Человек, потерявший зрение, но не любовь и интерес к жизни.

 

Вместо трёх рядов парт увидел два

 

– Ангыр Байыр-оолович, как вы потеряли зрение?

– До тридцати пяти лет я на зрение не жаловался. Но постепенно начал видеть все хуже и хуже. Особенно по вечерам. В сумерках уже не мог нормально ориентироваться. Мог, например, удариться об столб, наступить в лужу, не узнать знакомого, даже если он рядом проходил. Но я не обращал на это особого внимания, днем ведь все было нормально.

Тогда моя семья жила в селе Кызыл-Мажалык Барун-Хемчикского района. Вместе с женой, Валентиной Комбуевной, преподавал в школе, мы вместе в 1971 году окончили Кызыльский педагогический институт по специальности учитель математики, физики и астрономии.

Однажды на уроке физики вместо трех рядов парт увидел два. Что такое? Поморгал – опять три ряда. После этого случая обратился в больницу города Ак-Довурака. Но в то время, а это было в конце семидесятых годов, там не было окулиста. Только медсестра, которая могла проверить лишь зоркость зрения.

Тогдашний завуч школы Зинаида Петровна Кочетыкова, узнав о моих трудностях, сказала, что у меня начинается болезнь под названием куриная слепота, посоветовала пить рыбий жир. Вроде бы она сама так излечилась от этого заболевания. Но у меня никакого улучшения не было, хотя добросовестно пытался лечиться этим народным средством.

– Несмотря на ухудшение зрения, вы не обращались к специалистам, а продолжали работать?

– Да. В молодости ведь особенно не задумываешься над здоровьем. Днем вижу, и то хорошо.

В районе мы проработали до восемьдесят второго года, а потом после смерти старшего сына переехали в Кызыл, подальше от горьких воспоминаний.

 

Гостелерадио: мучительная зарплатная ведомость

 

– А в городе-то вы все-таки пошли к врачам?

– Нет, не пошел. Срочно надо было работу искать, чтобы семью содержать. Свободных вакансий в городских школах не оказалось. А я с молодости увлекался радиотехникой: мог починить телевизор, наладить транзистор. Это увлечение и привело меня на телевидение – в Гостелерадио.

– Гостелерадио – сокращенно, а официальное название того времени – Государственный комитет по радиовещанию и телевидению при Совете министров Тувинской АССР.

– Да, так. Приняли меня электромехаником. Очень хотел работать, поэтому на медицинском осмотре скрыл от врачей, что в темноте плохо вижу. Помогло, что осмотр проходил в светлом кабинете, и я без труда увидел крупные буквы на таблице Сивцева.

– Это такая белая таблица с черными буквами, которая висит в кабинете у каждого офтальмолога?

– Да, эта самая. Она была создана еще в советское время и до сих пор используется.

– Из учителей в электромеханики – совсем разные сферы деятельности.

– Да. Но было очень интересно. Тогда на тувинском телевидении было так много хороших передач: «Центр Азии», «Малышок», «Кодээ амыдырал» – «Сельская жизнь», показывали разные концерты. А делали их профессионалы своего дела: дикторы Сергей Кондинкин, Ольга Маланова, Дыдый Сотпа, режиссеры Людмила Буянова, Лидия Донгак, Наталья Принцева, Светлана Ондар.

Техническую сторону телевыпусков обеспечивали монтажеры, операторы, осветители, инженеры, в их числе и я. Работал вместе с Маадыром Кууларом, Борисом Люндупом, Михаилом Норбу, Карма Монгушем, Кара-оолом Салчаком, Иваном Шоевым, Петром Глазуновым, Андреем Алдын-оолом.

Работа рядом с этими людьми увлекла, но именно на Гостелерадио мое зрение очень сильно ухудшилось. Мне ведь приходилось постоянно передвигать тяжелые камеры, настраивать прожекторы, мощный свет которых ослеплял глаза. Работа шла под высоким напряжением.

А еще мы чинили многочисленные провода. И если в светлых местах управлялся, то в темных закоулках совсем ничего не видел. На помощь приходили коллеги, говорили: «Ты здесь работай, где светло, а мы там вместо тебя».

А еще трудно было в день зарплаты. Очередь к окошку кассы – длинная-предлинная, все радостные, только я один грустный. Подходил за зарплатой после всех, кассирша кидала мне ведомость для подписи, а я ничего в ней не вижу.

Кое-как распишусь, подам бумагу обратно, а кассирша сердится: опять не там расписался, я же вам специально галочку в нужном месте поставила. А мне признаваться стыдно, что не вижу этой галочки. Да и работу потерять боялся.

 

Как будто тёмная повязка на глазах

 

– Но вы же понимали, что такая нагрузка рано или поздно даст о себе знать?

– Понимал, но не до конца. Всё думал, что обойдется, что не дойдет до полной потери зрения. Да к тому же если я перестану работать, кто будет кормить семью: дочку Алену и сына Аяса? Вот о чем тогда думал, а не о собственном здоровье.

А зрение становилось все хуже и хуже. Как чуть стемнеет, уже ничего не видел, как будто темная повязка на глазах.

Семь лет это продолжалось, а в 1989 году врачебная комиссия отправила меня на обследование, в результате которого поставили диагноз – дегенерация сетчатки глаз. Врачи сказали, что заболевание наследственное. Хотя у моих родителей такой болезни не было. Но доктора объяснили, что она может передаваться через три, четыре поколения. Может у меня был предок, который страдал глазной болезнью?

Сразу дали третью группу инвалидности. С работы пришлось уволиться.

До самого конца надеялся, что буду хоть и очень плохо, но хоть что-то видеть. Хотя один профессор в Красноярске, я там месяц пролечился, четко сказал, что болезнь эта сложная и нет никакой перспективы. До сих пор помню его слова: «Еще не родился такой врач, который вылечил бы тебя».

– Как же вы пережили это, Ангыр Байыр-оолович?

– Сначала был стресс. Как дальше жить? Как детей на ноги поднимать? Эти вопросы не давали мне покоя ни днем, ни ночью. Из кормильца, добытчика превратиться в беспомощного человека – это очень страшно. Тем более страшно, что потерял не руку, не ногу, а зрение.

Такая злость на себя была за то, что стал беспомощным, зависимым от других. Иду по улице, спотыкаюсь на ровном месте, падаю. На остановке спрашиваю у людей номер подошедшего автобуса, а они не отвечают, думают, что пьяный или притворяюсь, ведь выглядел-то я нормально: внешне с глазами всё в порядке.

Но надо было жить дальше. Не я первый, не я последний, которому выпала такая судьба. Да и характер не позволял мне долго унывать, быть угрюмым. Жизнь ведь продолжалась.

 

Считая шаги

 

– Вам как человеку, видевшему краски мира, сложнее или легче ориентироваться, чем тому, кто слеп изначально?

– Вопрос сложный. Я видел разноцветный мир своими глазами, поэтому представляю все его краски. До сих пор мыслю теми же образами, что и зрячие люди. Если слышу шелест листьев, то представляю деревья, если на улице тепло – голубое небо, яркое солнце.

Наверное, таким, как я, все-таки немного легче. Но, с другой стороны, люди, незрячие от рождения, адаптированы к жизни в темноте с детских лет. Другого-то мира у них не было. А мне приходилось учиться, набивать шишки, чтобы приспособиться к жизни незрячего человека.

На каждом нашем шагу – опасности. Особенно на улице. Были такие случаи, что незрячие проваливались в открытые люки. Хорошо еще, что отделывались только травмами. Поэтому без сопровождения нам никак нельзя.

Некоторые пожилые инвалиды годами не выходят из дому. А есть такие, которые ходят только по одному знакомому маршруту – до магазина, аптеки. Человеку, который слеп с рождения, очень сложно ориентироваться на местности.

Со мной другой случай. Я-то зрение в сознательном возрасте потерял, поэтому карта города у меня в голове. Если надо, могу сам с тросточкой дойти до нужного места. А могу обратиться за помощью к прохожим. Иногда просто запоминаю количество шагов, которые нужно пройти, чтобы попасть куда-то.

Приведу пример. Проживаю я на левобережных дачах. От остановки до моего дома пятьсот шагов: сначала двести прямо, потом триста налево. Вот так, считая шаги, сам иногда добираюсь после работы домой. Но в большинстве случаев со мной рядом сын Аяс.

– Часто ли на улице обращаетесь за помощью к посторонним?

– Бывает иногда. У нас в Туве народ очень отзывчивый. Всегда помогут перейти дорогу, покажут направление. Никогда такого не было, чтобы кто-то был недовольным, кто-то толкнул.

Когда захожу в полный автобус, кондуктор всегда найдет место или кто-то из пассажиров уступит. Но я не люблю внимания к себе. Могу спокойно доехать и стоя. Пусть лучше тот посидит, кому нужнее.

Бывали случаи, но, к счастью, очень мало, когда у инвалида отбирали сумку с продуктами, деньгами, отнимали телефон. Но в большинстве люди у нас добрые и чуткие.

 

В один миг стать нищим

 

– Получив инвалидность, совсем прекратили работать?

– Как можно без работы? Начал работать одеяльщиком в нашем учебно-производственном предприятии Всероссийского общества слепых. Затем перешел в рукавичный цех – шить верхонки на специальной электрической машинке для незрячих.

Сначала три месяца был учеником и получал шестьдесят рублей. А потом перешел на сдельную оплату. На Гостелерадио зарабатывал по двести – двести пятьдесят рублей в месяц, а эта первая моя незрячая получка всего тринадцать рублей составила. Три дня после этого не выходил на работу, так мне стало плохо: какой же я мужчина, если всего тринадцать рублей заработать могу?

Работники предприятия ко мне домой пришли, начали уговаривать вернуться, доказывали: поначалу на любом новом месте не всё получается. И я вернулся. Начал упорно работать: без обеда и до позднего вечера. Постепенно стал выполнять, а потом и перевыполнять план. Стал неплохие деньги получать – ежемесячно по сто с лишним рублей.

В советское время была плановая система: сверху спускали план, а мы должны были выполнить его. Тогда на нашем предприятии работало около ста инвалидов. В месяц шили по нескольку тысяч пар верхонок, изготавливали пару сотен одеял, матрацев. И это только наше региональное отделение общества, а они ведь во всех городах Советского Союза были. Чтобы инвалиды по зрению имели рабочие места, нашу работу субсидировало государство.

Когда Советский Союз распался, система помощи людям с ограниченными возможностями разрушилась. Финансирование уменьшилось, учебно-производственные предприятия сократились. Осталось самовыживание.

Сейчас, в Кызыльском учебно-производственном комбинате работают всего сорок человек. Из них только половина незрячие. Свою небольшую зарплату, это около четырех тысяч рублей в месяц, они получают только тогда, когда реализуется продукция.

– Как произошел ваш карьерный рост: от рядового члена до председателя Тувинского регионального отделения Всероссийского общества слепых?

– В 1991 году на собрании объявили: нужны желающие учиться на факультете подготовки руководителей в Московском институте повышения квалификации работников Всероссийского общества слепых. Написал заявление в наше правление, тогда его председателем была Анчымаа Донгаковна Седип. Прошел отбор, и был отправлен учиться от нашего отделения, так как туда принимали только людей с высшим образованием.

На годичных курсах в Москве нас учили психологии, экономике, законам, как организовать производство, руководить предприятием, как проводить реабилитацию. После учебы получил диплом государственного образца – организатор производства и реабилитолог.

Вернувшись домой, стал работать реабилитологом. В основном, занимался социальной реабилитацией незрячих, организовывал культурные и социальные мероприятия.

А в апреле 1993 года, после смерти руководителя нашего правления, меня избрали председателем Тувинского регионального отделения Всероссийского общества слепых.

– Сложно было?

– Не то слово. Девяностые годы – время распада Советского Союза. Некогда богатое Всероссийское общество слепых в один миг стало нищим. В разных городах СССР было около ста пятидесяти предприятий нашего общества. Тогда инвалиды имели многочисленные льготы, поэтому вся прибыль предприятий оставалась на счетах общества. И оно могло свободно распоряжаться этими средствами: выдавать незрячим материальную помощь, отправлять их учиться, лечиться, проводить различные мероприятия.

А мне для того, чтобы провести культурно-массовое мероприятие, приходилось организовывать в Кызыле и районных центрах благотворительные марафоны, ходить по спонсорам с протянутой рукой. Но это я и сегодня делаю. Нам часто помогают городская мэрия, республиканский пенсионный фонд, министерство труда и министерство спорта, да и другие организации по мере своих сил. Например, летом наши незрячие раз в неделю бесплатно посещали бассейн в спорткомплексе имени Ярыгина, а до этого мы ходили в спорткомплекс «Субедей».

 

От доступной среды – к говорящему городу

 

– Как сегодня вас поддерживает государство?

– Инвалиды, как и прежде, могут получить пятидесятипроцентную скидку на оплату электроэнергии, жилищно-коммунальных услуг. Есть льготы по оплате налога на недвижимость и транспортные средства.

Инвалидам еще выдают бесплатные лекарства. Но бесплатный рецепт действует только десять дней, а в аптеках этих лекарств очень часто не бывает. Приходится заново обращаться за рецептом. Получается, что закон о льготах есть, но на деле он не выполняется.

Но мы стараемся не унывать. У нас и девиз такой: «Если будем мы сильными духом, мы все сможем преодолеть».

– Звучит как строчка из стихотворения.

– Это отрывок из моего первого и единственного литературного опыта. Я даже рискнул прочитать его в Иркутске – на научно-практической конференции Всероссийского общества слепых «Байкал-2015. Территория возможностей».

– Что же вы обсуждали на таком серьезном мероприятии?

– Пути выхода из кризиса.

– И каковы эти пути?

– Первое – оптимизация производственно-хозяйственной деятельности предприятий общества, второе – более активная социальная работа среди инвалидов, третье – мероприятия, касающиеся проблем инвалидов, должны быть включены в региональную программу «Доступная среда».

– Знакома с этой программой. Одна из ее задач – формирование к 2015 году условий устойчивого развития доступной среды для инвалидов и других маломобильных групп населения. Год почти на исходе. Вы почувствовали, что среда в Кызыле действительно стала доступной для незрячих людей?

– Изменения к лучшему есть. Сейчас в городе есть около тридцати новых звуковых светофоров, в некоторых местах установлены дорожные знаки «Черные очки».

На небольшом отрезке тротуара возле нашего правления по улице Кечил-оола и рядом с учебно-производственным предприятием на Складской установлены желтые направляющие ограждения, не позволяющие незрячим отклониться от нужного курса. Также этим летом по решению мэрии города Кызыла около пешеходных переходов были положены специальные тактильные плитки.

– Такие желтые четырехугольные плитки с ребристой поверхностью?

– Да, это они. Тактильные плитки помогают незрячему человеку, который прикасается своей тростью к их ребристой поверхности, понять, что он стоит у пешеходного перехода. В больших городах есть целые тактильные дорожки. У нас тактильные плитки пока только у пешеходных переходов по улице Ленина, Кочетова, Тувинских добровольцев, Кечил-оола.

Вот на этом реализация программы «Доступная среда» в части инвалидов по зрению заканчивается. Но мы и этому рады, рады, что хоть и помаленьку, но все-таки что-то делается. Раньше и этого не было.

– Вы считаете, что этого достаточно?

– Нет, конечно. Тут все зависит от финансирования. А с выделением денег всегда туго. Федеральная программа «Доступная среда» действует за счет софинансирования: пятьдесят процентов дает государство, остальное – региональный и муниципальный бюджеты. И если у республики нет средств или будет заявлено слишком мало, то таким и будет результат работы.

Как мне известно, программа «Доступная среда» действует с 2011 года и должна была закончиться в этом году. Но Правительство России продлило эту программу еще на пять лет. Это значит, что люди наверху поняли, что для инвалидов еще не всё сделано.

– А какими, на ваш взгляд, должны быть идеальные условия проживания для незрячих людей?

– Есть такая система, которая называется «Говорящий город». Она разработана в России и была установлена в Сочи, когда там решили проводить Паралимпийские игры.

При помощи «Говорящего города» незрячий человек самостоятельно передвигается и ориентируется. На зданиях организаций размещаются звуковые маяки, которые подсказывают правильное направление движения и становятся навигатором для слепых. Также во всех учреждениях, магазинах устанавливаются звуковые оповещатели, кнопки вызова, говорящие таблички.

Но это очень дорогостоящая программа. Сейчас система «Говорящий город» есть в Москве, Санкт-Петербурге, Казани. Вот если бы она была установлена по всей России, жизнь инвалидов по зрению стала бы намного легче и лучше.

 

Окончание – в  №37 от 9 октября 2015 года

Интервью Юлии Манчин-оол с Ангыром Хертеком «Если будем мы сильными духом» войдёт двадцать первым в шестой том книги «Люди Центра Азии», который после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги продолжает готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

1. Ангыр Хертек, председатель Тувинского регионального отделения Всероссийского общества слепых: «Характер не позволял мне унывать и быть угрюмым». Республика Тыва, Кызыл, клуб общества. 9 сентября 2015 года. Фото Василия Балчый-оола.

2. Ангыр Хертек у желтого направляющего ограждения, установленного у правления Тувинского регионального отделения Всероссийского общества слепых для незрячих людей. Республика Тыва, Кызыл. 9 сентября 2015 года. Фото Василия Балчый-оола.

3. Андрей Безносов, постоянный читатель Тувинской республиканской специализированной библиотеки для незрячих и слабовидящих, пришел за очередной говорящей книгой. За столом – библиотекарь Чаян-Кежик Дулуш. Кызыл, 4 сентября 2015 года. Фото Ай-кыс Монгуш.

4. Путь наощупь. Супруги Геннадий и Зинаида Монгуши на пешеходном переходе с тактильными плитками для незрячих на улице Кечил-оола. Республика Тыва, Кызыл. 4 сентября 2015 года. Фото Ай-кыс Монгуш.

 

<!-- EndFragment --> Юлия МАНЧИН-ООЛ