«ТУВА МОЯ, СУДЬБА МОЯ, БОЛЬ МОЯ...»

(Окончание. Начало в №17, №18, №19, №20.)

ЦЕНИ ЭТОТ МИГ

Где бы я ни находился, в какой бы должности ни работал, своим высшим гражданским долгом перед многонациональным народом Тувы, перед Россией,перед родными моими нациями – тувинской и русской – считал и считаю сохранение и умножение нашего огромного научного потенциала, всего того, из чего складывается и высится над всем миром могущество нашей Державы.

Трудный, противоречивый период в истории мы пережили, мои сверстники и современники! Мы благодарны судьбе за расцвет великого Советского Союза. Мы скорбим по бесчисленным жертвам невиданных на белом свете коммунистических экспериментов.

Кто не умел пресмыкаться перед всевластием партии, то бишь ее номенклатурной элиты, не выживал, попадал в жизненные и бытовые неурядицы.

Я протестую против состоявшейся несправедливости в отношении прекрасного человека, писателя – переводчика, математика Матпа Сумбууевича Хомушку, который был незаслуженно снят с поста министра культуры Тувинской АССР.

Мне горько от того, что не смог в свое время принять на работу замечательного писателя, известного ученого, ныне доктора наук Монгуша Бораховича Кенин- Лопсана. В 1979 году, будучи кандидатом филологических наук, он обратился ко мне с такой просьбой.

– Он же шаман, человек вне закона, – прямо мне заявили в обкоме КПСС. – Его даже близко подпускать молодежи нельзя!

А сколько испытаний выпало на долю замечательного ученого, доктора наук, профессора Зои Юрьевны Доржу. Ее, хрупкую женщину, мать двоих малолетних детей, выгнали с преподавательской работы из Кызылского филиала Красноярского политехнического института.

В числе неугодных подвергались гонениям писатель Олег Саган-оол, первый профессиональный тувинский режиссер театра и кино Сиин-оол Оюн, первая женщина-тувинка, получившая высшее юридическое образование в МГУ Кима Юмбуу, композитор Саая Бюрбе, государственные служащие Борис Чюдюк, Ооржак Биче, Будук-оол Кара-Сал, Хураган-оол Чымба, Черлиг-оол Яндараа, Сергей Юша, Константин Дилгижек, Монгуш Артас, Хирлиг-оол Чамзы, Анатолий Ломаев и многие другие.

Тува моя, судьба моя, боль моя... Триада триадой, но сколько неувязок в нашей сегодняшней жизни! Мировые цены на товары, но низкая планка оплаты любого труда. Образование и воспитание детей для учителя – не высочайший общественный долг, а плохо оплачиваемая повинность. То же самое можно сказать о враче, об ученом... Если пушкинский Балда ел за четверых и работал за семерых, т.е. своим трудом еще кормил троих, то современный специалист высокой квалификации в состоянии прокормить только себя одного. Где же надежная гарантия для гражданина жить по-человечески?

Надежность? Да, она включает в себя триаду свойств: безотказность, долговечность и ремонтопригодность. Уму непостижимо, как приложить это понятие к современному материальному бытию. В идеалистическом отношении все намного проще.

Три вещи, которые нужно любить: смелость, честность, щедрость.

Три вещи, которые надо ненавидеть: жестокость, ложь, неблагодарность.

Три вещи, которые должны хранить: здоровье, нежное сердце, верных друзей.

Три вещи, от которых необходимо избавиться: лень, дурные привычки, самомнение.

Три вещи, которые нужно сдерживать: гнев, свой язык, желания.

Триады, триады.... Я уверен: чтобы преодолеть сегодняшние материальные трудности жизни, нам надо прежде всего возродить нашу былую духовность, внушить самим себе и подрастающему поколению мысль о том, что не спекулятивная ловкость рук создаст богатства нации, что знания, умение и мастерство, способность к творчеству приведут нас к материальному благополучию и духовному удовлетворению. От того, что и насколько прочно удастся нам заложить в душу и сознание сограждан, в значительной мере зависит будущее России, нравственность ее народа, отношение людей к производству, их способность мыслить и творить.

Жить по инерции, доживая свой век под пятой старых партийных установок и привычек, не позволяет нам новое время. Но все же чувствуется, что инерция все-таки сильна... Почему нас не отпускают тиски старого мышления и рабской психологии ?! Но это уже тема для другой исповеди. Исповеди души, настрадавшейся, но не сломленной; отчаявшейся, но все еще надеющейся на истинные перемены.

Я рассказал о пережитом очень эмоционально. Тем не менее, жизнь моя удалась. Особенно я доволен главным выбором своей жизни – тем, что выбрал профессию математика, что всю жизнь работал на обогащение отечественной математики и обучение подрастающего поколения. Еще в раннем детстве жизнь научила меня конструировать нечто новое, «подсказав» из прозаическо-бытового сита построить ловушку для необычайно красивых птиц. Благодаря этому жизненному опыту, как мне кажется, я позднее смог выстраивать и математические абстракции, и зримо четкие шахматные ситуации, поэтому стал и ученым-математиком, и спортсменом- шахматистом.

Я рад, что жил среди прекрасных людей науки, что многие годы рядом со мной находилась необычайно талантливая, трудолюбивая женщина, пытливый ученый – супруга Елизавета Ивановна. Она значительно способствовала моим научным успехам. Она дала мне прекрасных детей, не просто радость, не просто «надежный тыл», а нечто большее – настоящее чудо жизни.

Послесловие это относится только к книге. Жизнь продолжается, и послесловие к моей жизни напишут другие. Поэтому позволю себе процитировать в заключение замечательные строки Омара Хайяма:

Знайся только с достойными дружбы людьми,

С подлецами не знайся, себя не срами.

Если подлый лекарство нальет тебе – вылей!

Если мудрый подаст тебе яду – прими!

Так как вечных законов твой ум не постиг –

Волноваться смешно из-за мелких, интриг,

Так как бог в небесах неизменно велик –

Будь спокоен и весел, цени этот миг.

2002 год.

 

Мой любимый папа. Мой ачай…

Послесловие дочери

 

Вы теряли близких людей? Может быть, тогда вы поймете мою боль…

Папа… Ачай… Отец. Родные глаза, сильные теплые руки, его неповторимые шутки. Так шутить, играть и веселиться лучше любого ребенка не мог никто из взрослых, кроме моего ачая.

Он очень сильно любил детей. Дети – взаимно. Я была очень горда, когда, увидев именно Хеймер-оола Опановича, идущего после работы с портфелем, дети в моем дворе бежали к нему. Даже пятилетний мальчик Андрей, который не выговаривал букву «р», и которого по этому поводу всегда поддразнивал папа: «А-аа, Андрррей – воррробей! Пррривет!»

И хотя обидчивый Андрей сразу парировал: «Что вы, Хеймеррр-оол Опанович, дррразнитесь?!», – но все равно всегда бежал навстречу моему папе, чтобы поиграть с ним и весело посмеяться над папиными шутками, которые тот изобретал в своей математической голове с огромной скоростью.

Я ревниво наблюдала восторг других детей, но затем наступала моя очередь: «А вот и моя доча-куча! Ну, признавайся, кто тебя сегодня обижал больше всех? Андрей-воробей?»

Сильные папины руки забрасывали меня на спину, по-тувински, и мы уже вдвоем мчались за бедным Андреем, который, убегая от двух рычащих Ондаров, успевал на бегу грассировать: «Иррришка! Скажи дяде Хеймер-оолу, что я тебя не обижал!»

… В детстве, когда мне было больно, я почему-то первого звала папу. Мама с бабой Саней сразу толкали в рот какието таблетки, вызывали врачей. А папина реакция была другой: он бежал зажечь артыш, начинал бормотать свое: «Ормээ, Хайыракан!», целовал больное место и «выплевывал» боль в воздух, не хуже именитого шамана.

А еще я всегда смотрела на его лицо: брови поднимались «домиком», темные, как маслины глаза еще больше чернели и наполнялись слезами, словно ему тоже было очень больно. Думаю, так и было: боль дочери он чувствовал физически. Папа начинал так беспомощно бормотать: «Уруум! Ты же папина копия, не надо, не надо болеть…»

И, удивительное дело, мне всегда становилось легче! От его артыша, его переживаний, от заботы, от его Любви!..

3 мая 2002 года его не стало, трудно писать – погиб… разбился в автомобильной катастрофе…

Вы теряли любимых людей? Может быть, тогда вы поймете всю мою боль.

 

«Ондары – крепкий народ», – часто говорил ачай, рассказывая о своем нелегком детстве, о трудностях учебы в Ленинграде.

Никогда не сдаваться, как бы трудно ни было – учил он меня, в том числе и в шахматах.

Папа много рассказывал о Борисе Спасском (который сейчас, кстати, живет во Франции), о шахматах. Он был очень увлеченным человеком и сделал шахматистами почти всех в нашей семье.

Первой оказалась я, которую в младших классах он отдал в ученицы своему другу, непревзойденному шахматисту Николаю Петровичу Шишигину. Подчиняясь властному характеру ачая, который не только был строгим отцом, но и замечательным моим другом в детстве (а это редко: отец-друг), я разбирала шахматные партии, решала шахматные задачки, играла в школьных и городских турнирах.

Но у Николая Петровича в кружке были одни мальчишки, и на занятия я шла со слезами, потому что эти мальчишки закидывали меня снежками, тем самым не дав исполниться папиной мечте сделать из дочки «Нону Гаприндашвили – 2» (советская чемпионка мира по шахматам, побеждавшая многих мужчин).

А вот брат Игорь, опять же под руководством Николая Шишигина, играл гораздо лучше меня.

Игорь – Ежик (так мы его звали в дестве) – Кок-хаа (имя известного тувинского борца, силача-родственника, которым любил называть сына ачай), был папиной надеждой и опорой.

Любовь к шахматам, машинам, знание тувинского языка все – что смог, папа передавал ему, своему любимому сыну Игор-оолу.

Совсем светленький, в маму, Игорешка, взявший от папы только цвет глаз и «ондаровские ушки», здорово говорил и даже писал по-тувински. Игор-оол был очень талантливым человеком. Каратэ, дзюдо, хоккей, профессиональный бокс в московском училище, шахматы, Новосибирский институт связи, великолепная память, гитара. Как чудно он играл на гитаре песни Виктора Цоя! Говорят, такие люди долго не живут…

… Игоря убили на улице среди белого дня, нелепо, непонятно за что, два мужика, торговавшие водкой в Кызыле. Ветеринарным скальпелем, сзади, подло, в спину. Брату Игорю Ондару было всего 22 года, у него остался крошечный сын Олежка.

До сих пор не могу вспоминать папино лицо, осунувшееся от горя и безысходности! Потерять сына… Такого, как Игорь – это страшно!

Наша милиция была, как всегда, «на высоте». Пока у нас были похороны, следователь выпустила убийцу на свободу, не опросила ни одного свидетеля. Оправдание: «Лето, никого по адресам нет! Да и у каждого следователя слишком много дел!» Халатность, продажность и сплетни, сплетни, всегда окружавшие нашу семью. Тяжело!

Теперь я уже уговаривала ачая, нежно держа его поседевшую голову: «Папочка, родной, не плачь! Ондары – крепкий народ, выдержим!»

 

Когда подрос Вовчик, мой сын, папа с огромной надеждой и вновь заблестевшими глазами прибежал дарить ему игорешкины шахматы, часы и свои шахматные книги.

Спокойный семилетний Володя, послушав деда и оценив достоинства шахмат, опять же под руководством Николая Петровича Шишигина, делал весомые успехи: в младших классах (!) защитил условно, так как он был один среди взрослых, первый шахматный разряд. Дед «Шумел », как смешно звала его внучка Элечка, не выговаривая трудное «Хеймер», был в восторге от успехов внука.

Дедом он был замечательным очень – смешным, веселым, всегда с шутками с самого порога:

– Так, сейчас будем делать ревизию холодильника! Чем тут моих внуков кормят? Ага, мяса нет? Выговор с занесением в личное дело! Оглум! (Вовчику). Неси из машины мясо, а то дед старый стал!

И, охая и хватаясь за спину, изображал «старого деда», каким никогда не был, бодро сбегал по ступенькам за Вовчиком с третьего этажа за мясом.

Мы с Элей сильно смеялись. В моем папе явно пропадал талант артиста. Завидев детей, не только своих, любых, он мог шутить и играть, доводя детей до полного восторга.

Глядя как здесь, в Париже, в «макдональдах» пытаются веселить детей на заказных и оплаченных днях рождения профессиональные клоуны, я всегда думаю о том, что им далеко до моего папы – несостоявшегося артиста Республики Тыва Хеймер-оола Опановича Ондара!

 

Главным делом его жизни была, конечно, «царица всех наук – Математика».

«Число сочетаний n элементов по m…» – до сих пор помню его голос. И всегда папа прибавлял, что «математика – это же так легко!»

Папин учитель, столичный академик Гнеденко, очень известный математик. Когда в возрасте семнадцати лет я приехала на учебу в Москву, Гнеденко принимал меня, как родную, всегда подчеркивая: «Ондар Хеймер, твой отец – один из самых талантливых моих учеников. Ум, энергия, контактный характер – учись у своего отца! Я очень дорожу таким учеником», – повторял Гнеденко не раз. Они с женой совсем по-родственному подарили мне швейную машинку одной из лучших фирм «Зингер». Наталья Константиновна, жена академика, говорила так: «Хеймер – это почти наш сын, значит ты – родная внучка».

Вот так, благодаря папе, мне было гораздо легче учиться в далекой Москве. Всегда можно было из полуголодного общежития прибежать на вкусный ужин семьи академика Гнеденко, папиного учителя и «математического отца».

Хеймер-оолу Ондару формулы всегда давались легко, а вот русский язык… И тогда он разозлился: «Все равно выучу! Буду читать все подряд!» И он опять добился своего.

Меня, русскоязычного человека, всегда поражали его глубокие знания труднейшей грамматики русского языка, и даже пунктуации. Он мог найти какуюнибудь мою ненужную запятую и сказать своим строгим голосом: «Стыдно, не позорь меня, у тебя и мама – языковед». Мне было очень стыдно!

Хеймер-оол Опанович Ондар, мой ачай – феноменальный пример в моей жизни уважения к культуре и языку другого народа.

Я всегда говорила папе, что в Европе он давно бы защитил свою докторскую диссертацию. Но он всегда был верен своей родной, своей любимой Туве.

 

Ум папы был действительно необычен, он поражал меня даже в простой жизни.

Приехав ко мне в Мурманск, где я начинала работать, сразу, зайдя в концертный зал, мог быстро назвать количество мест в нем.

Не поверив такой точности («Подсмотрел где-нибудь эту цифру, хитрый!»), я просила вспомнить наш Тувинский муздрамтеатр и назвать количество мест там.

Закрыв глаза, молчит чуть дольше, перемножая свои любимые цифры, наморщив «ондаровский» широкий лоб. Потом хитро так говорит: «Я сидел на первом ряду, когда ты танцевала, назад не оглядывался. Зал хорошо не помню…» Его гордость математика не позволяет назвать примерную цифру. А вдруг я проверю, написав в Кызыл? А мы любили с ним всю жизнь друг над другом подшутить и посмеяться:

– Эх, ты доча-куча!

– Эх, ты папа-шляпа!

Папа всегда держал меня в курсе своих научных дел. Перечитываю последние письма, полученные уже здесь, в Париже:

«Экии, уруум! Здравствуй, внучка Элечка! …Защита докторской задерживается. Дело в том, что скоропостижно скончался мой научный консультант членкорреспондент Академии наук России Владимир Иванович Зубов.

Для меня это страшный удар. По его совету я написал одну серьезную работу по чистой математике: «О пространстве функций распределения и характеристических функций». Теперь придется защищать диссертацию по моим работам по истории математики. Она будет называться «Математическая статистика в ее историческом развитии».

… Как там моя внучка? Она мне часто снится… Балуется и говорит: «Ты, деда должен меня слушаться!» Ужас. За Вовчика не волнуйся. У него есть строгий дед. Он меня любит, уважает и немножко боится. Это хорошо».

«Экии, уруум! Привет из далекого центра Азии… Завершил работу над книгой «Тува моя, судьба моя, боль моя», издавать буду в июне 2002 года, после выборов. Хочу стать депутатом Великого Хурала (парламента)…

Крепко целую. Чыттап кагдым. Любящий папа-дед Ондар».

Не сбылось… Жизнь оборвалась неожиданно: дорога в ночи, обрыв 60 метров, скрежет металла, болевой шок, холод…

Он был полон сил и энергии, творческих планов. Звонил в Париж 26 апреля 2002 года, последний раз, за неделю до гибели.

Его голос, родной и теплый, в трубке мобильного телефона: «Какая хорошая статья твоя про «Хун-Хурту»! Молодец!»

Смеюсь от радости, хвалил-то папа крайне редко.

«Ачай! Пришли мне орешки и серу тувинскую!»

Теперь смеется он: «Да ты у меня совсем еще маленькая, серу захотела!.. Конечно, все вам с Элечкой пришлю!..»

 

Не получилось, не сбылось…

И осталась я одна в далеком Париже из нашей дружной «ондаровской» семьи… Мама – первая, потом – Игорешка, теперь – он, любимый ачай.

Жизнь – штука сложная. Бывали и ссоры, и обиды. Но вспыльчивый папа всегда все прощал, и неизменно в мой день рождения первым на пороге появлялся он – мой Мужчина номер один, моя опора и стопроцентная защита от любых жизненных невзгод: с букетом цветов, огромной коробкой конфет и лучшим подарком за этот день. И никто никогда не мог его «переплюнуть ». Подарок от папы был всегда лучшим!

 

Вы теряли когда-нибудь любимого мужчину? Я – потеряла. 3 мая 2002 года. Это был мой папа Хеймер-оол Опанович Ондар.

Бритни Спирс, Элина любимая американская певица, в своих интервью часто говорит: «Если я когда- нибудь выйду замуж, то этот человек должен быть обязательно похож на моего отца». И я ее здорово понимаю! Для меня мой родной отец был примером идеального мужчины.

«Какой необычный, нежный отец у Иры Ондар из Тувы!» – восхищались воспитатели в хореографическом училище в Ленинграде, когда я была еще маленькой девочкой. – Он воспитывает в ней настоящую Женщину!»

Его неизменно джентльменские: огромная коробка конфет, шикарный букет самых дорогих цветов при его отъезде из Ленинграда в Кызыл шокировали даже видавших виды старушек на вахте в Ленинградском балетном интернате.

«А мне муж за всю жизнь ни разу такого букета не подарил! – вздыхала одна из них, успокаивая ревущую меня после прощания с папой. Конфеты есть я боялась (вдруг пополнею?), букет тоже не хотела, хотела я только к своему папочке – нежному и неповторимому!

Еще мне нравилась его черта понимать и поддерживать меня во всех моих планах, иногда просто фантастических и, казалось бы, несбыточных. С моим папой сбывалось все!

 

Убедившись, что точные науки и шахматы в детстве меня не увлекли, хотя он очень этого хотел и отговаривал от «дрыгоножества» (перевод с папиного языка слова «балет»), именно отец стал моим первым балетмейстером!

Он специально взял меня с собой в командировку в Ленинград и привел в балетное Вагановское училище, чтобы доказать с помощью специалистов, что я не гожусь на сцену и мое призвание – стать «Софьей Ковалевской – 2», то есть пойти по его стопам.

Каково же было папино удивление, когда я без труда проходила тур за туром. И когда балетные педагоги сказали ему: «Ваша дочь прошла на последний, заключительный тур, нужно станцевать танец», – вот тут папины глаза загорелись, он гордо распрямил плечи, высоко поднял голову и, безоговорочно признав во мне балерину, сам срочно превратился в балетмейстера!

Видели бы вы, как Хеймер-оол Опанович бегал в Ленинграде по балетному залу с зеркалами, нелепо размахивая руками и подпрыгивая, изображая тувинскую пастушку на коне, пасущую баранов (мой будущий танец).

«Иришка, – на бегу кричал ачай, – ты должна станцевать тувинский танец! Вот так размахивай руками, гони баранов к юрте! Потом ты сядешь на траву, – он плюхнулся по пол в центре, не обращая внимания на хихикающих детей, заглядывающих в балетный зал. – И будешь бить шкуры палками!»

Он очень старался, даже вспотел! Балетмейстер Хеймер-оол Опанович Ондар был очень импульсивный и энергичный. Волновался больше меня! Наверное, поэтому я и прошла последний тур, поступив в Ленинградское Вагановское училище, станцевав папин танец…

 

Когда у меня появились первые женихи, папе никто никогда не нравился.

«Твой будущий муж должен очень беречь тебя, выполнять все твои желания, прощать тебе все капризы, обеспечить материально тебя абсолютно всем и понимать тебя во всем. И при этом – чтоб не пил и не курил!» Практически это было почти невозможным.

Я улыбалась, в душе понимая, что это чисто папин портрет. В жизни не видела его с сигаретой! Ум математика рассчитал: пить и курить глупо! А такой, как он, был на свете один…

По отношению к женщине и семье судят о надежности мужчины. «Расплодиться » – это может каждый мужчина, а вот вырастить и воспитать… Тут уже ряды сильного пола начинают резко редеть, оставляя женщин тет-а-тет с этой проблемой. Папа был не таким, даже после маминой смерти заботился о нас.

Считаю, что такому трепетному отношению к детям и семье приучила папу моя мама, необыкновеннейший человек, Елизавета Ивановна Коптева, кандидат филологических наук, автор учебников русского языка для тувинских школ.

Про нее надо писать отдельную книгу, настолько это был честнейший человек, ученый-труженик и просто красивая женщина с добрым, мягким, ангельским характером, притягивающая к себе людей сиянием, исходившим из ее чудесной души.

Первый раз увидев ее, папа был просто ослеплен. Густые волны каштановых волос, правильные, словно иконописные черты лица, необычного редкого цвета зеленоизумрудные глаза, очень женственная фигура с гордо посаженной головой. «Все формулы перемешались в моей голове, в тот момент я даже не ответил бы, сколько будет дважды два», – рассказывал отец.

Первый раз поговорив с ней, он был поражен ее умом, знанием тувинского языка, эрудицией и интеллигентностью. Первый раз услышав от нее «Нет!» (так как он был моложе ее), папа просто не давал своей Лизе проходу, пока она не сказала напористому Ондару «Да!».

Их история любви длилась долгих 20 лет, до ее трагической смерти от непобедимого рака.

«В твою личную жизнь я не вмешиваюсь», – сразу сказала я, ведь жизнь продолжалась. И что бы потом ни говорили люди (точнее сказать – длинные языки), все равно я верю только папиным словам: «У меня была одна жена – твоя мама, для меня никогда никого не будет лучше моей Лизы».

Сколько у них двоих осталось учеников! Сколько бессонных ночей они провели, подготавливая свои лекции для студентов, учебники для детей. Мама по – русскому языку, папа – по математике.

Однажды маленький брат Игорешка спросил меня: «А ма ма с папой когда-нибудь спят?» Потому что когда мы с ним в детстве засыпали, свет в их комнате всегда горел. Мы видели только спины родителей и их склоненные над столом головы.

А рано утром – лекция в институте, попробуй опоздать! Нелегкий хлеб у педагогов… И, несмотря на страшную занятость, они всегда уделяли, нам, детям, много времени и сил.

 

Считаю, что мой отец Хеймероол Опанович прожил счастливую жизнь, пусть трудную, но яркую.

Все описать невозможно: каким он был замечательным охотником, любившим тайгу, сколько у него было верных друзей: Бывший министр культуры – шахматист Матпа Хомушку, умнейший физик Михаил Панаргин, математик Серот Салчак, шахматист Николай Шишигин, многие другие – все люди, заслужившие еще при жизни памятник, столько они сделали для Тувы! Вот только Тува в лице чиновников не торопится любить и уважать своих людей – главное богатство республики.

 

В день похорон я словно побывала в Туве. Переговоры с Кызылом составили много часов… Пришли проститься с папой интеллигентнейшие люди, педагоги, и, что интересно – студенты, много молодежи провожало папу в последний путь. Только это и радует, что хотя бы народ понимает, что 3 мая 2002 года погиб один из умнейших представителей немногочисленного тувинского народа, незаурядный ученый. На пятьдесят процентов не реализовавший свои возможности из-за фанатической преданности родной Туве. Он всегда чего-то ждал, верил…

Как горько, как больно было от того, что я не могла проводить папу в последний путь: нет у меня дипломатического паспорта, чтобы успеть оформить все визы и пересечь все границы за три-четыре дня. А чиновничьи законы одинаковы и в России, и во Франции.

Все это время я много думала о главном. Главное – есть еще время исправить отношение к интеллигенции. Иначе – куда мы катимся?

Главное – очень люблю своего папу – Ондара Хеймер-оола Опановича, и говорю это не в прошедшем, а в настоящем времени, потому что он всегда в моем сердце – живой, веселый, любящий. Мой любимый папа, мой ачай….

Ирина ОНДАР,

Франция, г. Париж

Фото из архива семьи Ондар

(«Центр Азии»

№№17, 18, 19, 20, 21,

25 апреля, 2, 9, 16, 23 мая 2003 года)

 

 

Фото:

1. Семья. Хеймер-оол Опанович и Елизавета Ивановна с детьми Игорем и Ириной. 1970 год.

2. «У меня – дочь!» 1961 год.

3. Папа-шляпа и доча-куча.