«ВЫРВАТЬСЯ ИЗ ЗОЛОТОЙ КЛЕТКИ»

Лоран Пако неожиданно для него самого стал самым знаменитым французом в Туве в этом сезоне. Еще за несколько недель до его приезда в республику, его имя знали очень многие. Он так хотел попасть на фестиваль живой музыки и веры «Устуу-Хурээ – 2003», что его проблемой с визой занимались даже те, кто никакого отношения к визам и Франции никогда не имел.

Его бесконечные жалобы по электронной почте: «факс с приглашением опять не прошел» – кочевали по электронным адресам. Он мне заочно ужасно надоел своей «вечной» проблемой, и я представлял его очень занудным, лысым, толстым дядькой.

За несколько дней до начала фестиваля наступило затишье, все решили, что Лоран отчаялся и не приедет, но не очень-то и расстроились. Видимо, лысого дядьку представлял себе не я один.

Но на фестивале я услышал новость: Лоран едет! И вот-вот приедет! Преследующий меня образ опять замаячил на горизонте. Лоран опоздал: приехал в Чадан только на второй день фестиваля. К моему изумлению, он оказался молодым человеком с густыми черными волосами и, как истинный француз, худощавым. Но, посмотрев на него издалека, я решил все-таки пока с ним не общаться: вдруг он окажется занудой? Да и в собственном английском я сильно сомневался. А по-русски Лоран совсем не говорит, так же как и я по-французски.

Спали мы в юрте вповалку, в спальниках. Среди ночи я проснулся от того, чтоменя толкали со всех сторон! Сонно поругиваясь на соседей, к утру я все же смог заснуть. А утром Лоран (оказалось, что это он толкался слева) извинился. Так и произошло наше более тесное знакомство.

Все мои опасения сразу же развеялись, Лоран оказался очень общительным, интересным собеседником. Даже мой, далекий от совершенства английский, не мешал нам общаться, Лоран очень внимательно слушал, если не понимал – переспрашивал, пытаясь вместе со мной подобрать синонимы.

Он приехал на фестиваль с тремя инструментами: флейтой, камбоджийским хомусом и какой-то непонятной, но внушительной деревянной «трубой», в которую он систематически дудел. И давал подудеть всем желающим, но ни у кого ни разу ничего путного не получилось.
Он, на мой взгляд, исполнял горловое пение почти как настоящий тувинец. Выступление Лорана в конкурсной программе сразу принесло ему победу в номинации «Лучший дебют фестиваля Устуу-Хурээ-2003».

Удивительный человек: он сумел подружиться буквально со всеми! Музыкантами, журналистами, местными жителями. И это при абсолютном незнании русского языка!

Он настолько искренен и приятен в общении, что после фестиваля я пригласил его пожить у нас дома. И нажил себе кучу проблем: его надо было как-то развлекать! Вот скажите, куда можно у нас сводить иностранца? В музей, к обелиску «Центр Азии», раз он интересуется горловым пением в – «Международный центр хоомея». Куда еще? Тут очень помогла Зоя Кыргыз, директор центра. Она взяла Лорана в фольклорную экспедицию на юг Тувы.

Лоран взялся изучать тувинский язык. Все спрашивал меня, как переводятся те или иные слова. Апофеозом всему стала просьба перевести на английский песню «Мен – тыва, мен», которая ему настолько понравилась, что он все время напевал первые строки. От этих просьб мне становилось стыдно: совершенно чужой Туве человек пытается учить тувинский, а я, несмотря на то, что всю жизнь живу в Туве, знаю только «четтирдим» и «чок». Я никогда раньше не задумывался о том, что горловое пение, тувинская музыка, тувинский язык – это что-то уникальное. Когда у тебя что-то есть, когда это постоянно окружает тебя, ты это не ценишь. Удивительно, но я, рождённый в Туве, осознал, что живу в окружении уникальной культуры, только после общения с французом Лораном, после фестиваля «Устуу-Хурээ». Осознал настолько, что даже купил хомус и пытаюсь играть на нём...

Пример Лорана показывает, насколько европеец может интересоваться чуждой ему азиатской культурой, насколько он стремится понять ее, а главное – чему-либо научиться. Это интервью – попытка понять, чем же Тува может заинтересовать, что она может дать человеку – и живущему за рубежом, и тому, кто живет здесь.

– Лоран, а все же, какая у тебя профессия? Чем ты занимаешься?

– Сейчас я учусь на дизайнера, в парижской высшей школе. Мне осталось учиться всего один год. Пока я живу в Париже, но когда закончу учебу, скорее всего, не останусь там жить и работать. Париж – очень шумный, тяжелый город. Туда хорошо приезжать как туристу, а жить – сложно.

Специализироваться мне бы хотелось на музыкальном дизайне. У меня много проектов в этой отрасли. Жаль что сейчас это не очень востребовано.

– Меня больше всего поразила твоя «труба». Как она называется, и где ты ее достал? Это национальный французский инструмент?

– Это национальный инструмент австралийских аборигенов, называется диджериду. Два года назад я был в Австралии и учился у аборигенов изготовлению традиционного диджериду; он делается из дерева, сердцевину которого выедают термиты, в крайнем случае, сердцевину можно выдолбить.

Термитов во Франции не найдешь, а выдалбливать дерево долго и сложно, поэтому я сделал свой диджериду из бамбука: он полый внутри, к тому же бамбук – это природный, натуральный материал, он дает чистый звук. Инструмент я полностью сделал самостоятельно: сам срезал бамбук, сам обрабатывал, сам выжигал узоры.

Один из моих музыкальных проектов – это «новый», усовершенствованный, диджериду. Он сделан из пластика и дерева, даёт более чистый звук и на нём можно регулировать высоту звука.

– А бамбук ты тоже из Австралии привез?

– Нет, это французский бамбук.

– Во Франции растет бамбук?!

– Да, на юге Франции в двух местах растет бамбук – около Бордо и около Монпелье. Я специально ездил, выбирал.

– А на таможне не удивлялись твоему диджериду, не пытались его конфисковать?

– Когда я вылетал из Франции, сдавал диджериду в багаж, проблем не было. Но в России я взял его с собой, так как летел с пересадкой; сам диджериду вопросов не вызвал, но когда таможенники просветили его сканером, они увидели флейту. Я вложил ее в диджириду, а во флейту вложил камбоджийский хомус. А он немного похож на нож, острый, тонкий, и меня спросили: что это такое? Я ответил, что это музыкальный инструмент и сыграл, тогда меня пропустили.

– А где ты достал камбоджийский хомус? Я всегда думал, что хомус – уникальный тувинский музыкальный инструмент...

– В Камбоджу я ездил работать в школе профессионального камбоджийского искусства. Камбоджа – очень бедная страна, и для сохранения и распространения ее культуры на основе европейского финансирования была открыта эта школа. Там работали с камнем, деревом, изготовляли ткани, все из натурального природного материала. Я многому там научился, у меня много дизайнерских проектов, связанных с камбоджийским искусством. Меня вообще интересует все натуральное. В своих проектах стараюсь использовать природные материалы.

В Камбодже я и купил свой хомус. Хомус – это не только тувинский инструмент, по-моему, и у японцев есть что-то подобное. А горловое пение – да, это уникальное явление, встречающееся только в Туве, хотя своя разновидность горлового пения есть и в Монголии.

– Откуда ты узнал о фестивале «Устуу-Хурээ»?

– Из интернета, из европейского сайта друзей Тувы.

Адрес этого сайта мне дал ученый – живущий в Париже и работающий с хоомеем мистер Тран Кван Хайр (Tran Quan Hai). Он уже два раза был в Туве и многое о ней знает. Я встречался с ним только один раз, два года назад, мы много говорили, он учил меня горловому пению, исполнял его, а я слушал.

Это был первый “живой” хоомей, до этого я слушал только диски, а по ним, без учителя, очень трудно чему-либо научиться. Так что я очень ему благодарен, смотря на него, я учился хоомею. Он смог поучить меня горловому пению только два часа, очень занятой человек. А потом дал мне адрес этого сайта, сказав, что это хороший сайт, там много можно узнать о Туве.

– Откуда ты впервые узнал о Туве?

– Я точно не помню, но примерно десять-пятнадцать лет назад дома вместе с родителями я смотрел фильм “Дерсу Узала”. Я тогда был маленьким ребенком, и этот фильм произвел на меня огромное впечатление: природа, тайга, горы, снег.

Очень хороший фильм. После него мне сразу же захотелось в тайгу, в горы. Нельзя сказать, что этот фильм и заставил меня приехать в Россию, в Туву, но свое немалое влияние он оказал. Тогда я, конечно же, не знал, что Мунзук – тувинский актер, это я узнал только здесь, но, наверное, чувствовал, раз приехал в Туву (смеется). На фестивале я познакомился и подружился с его дочерью Галей и внуком Артышем.

И все-таки впервые о Туве я узнал из записей на музыкальном диске, который купил в специализированном магазине мировой музыки в Париже. Три года назад я купил диск с монгольским сыгытом, именно прослушав его, я заинтересовался хоомеем, музыкой Азии, а потом мне повезло, мне удалось купить диск с национальной тувинской музыкой, все-таки она мне ближе.

Во Франции очень трудно найти хоть что-то о Туве. Очень много о Монголии, о ее культуре, традициях. О Туве не знает никто, и все почему-то убеждены, что Тува – это часть Монголии. В Европе Азия сейчас в моде, но, несмотря на это, информации о Туве очень мало.

Хоомей, например, окружен какой-то мистикой, все считают, что это что-то шаманское. Когда я начал заниматься горловым пением, все на меня так смотрели...

Ну а совсем близкое знакомство с Тувой состоялось уже на фестивале «Устуу-Хурээ – 2003», теперь я считаю, что этот фестиваль – зеркало. Зеркало Тувы. Для тех, кто хочет узнать Туву, побывать на нем просто необходимо.

– А что тебя больше всего неприятно удивило в Туве?

– На фестивале в Чадане я купил пирог, и мне завернули его в страницу, вырванную из книги. Потом мне объяснили, что это страница из исторической книги.(прим. авт. Эту, так поразившую его страницу в пятнах жира, Лоран в качестве сувенира увёз с собой во Францию) Это очень странно. Если не говорить о культуре, то это странно хотя бы потому, что книга всегда дороже оберточной бумаги. Так что я не вижу в этом никакой пользы.

Это, пожалуй, единственное, что меня неприятно удивило, всё остальное было отлично.

– А самое яркое впечатление от Тувы?

– Свобода. Свобода общения с природой. После фестиваля, когда мы были на озере Сут-Холь, это ощущалось особенно сильно. Особенно хорошо было плавать в этом озере. Во Франции в последние годы я купался только в бассейне. В Париже в Сене невозможно купаться, это просто опасно, она очень грязная. Так что купание в озере – это почти забытые ощущение природы, правильности.

У нас в Европе природа «закрыта», люди живут в своих «золотых клетках» и не могут из них вырваться. Впрочем, некоторые находят для себя выход – у нас огромное количество наркоманов, особенно много среди молодежи. Это самая настоящая болезнь. А все от того, что мы ушли от природы, ушли от духовности. И поэтому многие молодые люди уходят в нереальный мир, им скучен реальный.

Я считаю, что выход из клетки – в музыке, в слиянии с природой. Фестиваль «Устуу-Хурээ» – лучший тому пример, там было настолько хорошо и правильно, что никому не нужен был алкоголь, не нужны наркотики. Я уверен, что те, кто был на фестивале, никогда и думать не будут о неестественном счастье.

Счастье – это природа, это музыка. Я нашел свое счастье в Туве.

Когда Лоран уезжал, был дождь. Продлить визу не удалось, а он так не хотел покидать Туву...

Звоню Лорану во Францию, его нет. Опять в путешествие уехал? На автоответчике звучит горловое пение в его же исполнении…

Евгений АНТУФЬЕВ