«О СЕБЕ Я ДУМАЮ В ПОСЛЕДНЮЮ ОЧЕРЕДЬ»
Когда все окружающие думают и поступают в духе выражений «Каждый сам за себя», «Человек человеку – волк», запросто можно потерять веру в добро и справедливость, самому очерстветь. Но, к счастью, есть и такие люди, для которых главное – жить для других. Они и не дадут морали обесцениться, а вере – иссушиться.
Эта жизненная философия настолько редка сейчас, что живущих не для себя называют «ненормальными». Роза Иргитовна Сашникова, одна из ключевых фигур московского тувинского землячества, из породы таких по-хорошему ненормальных. Она не политический или общественный лидер, но без нее невозможно представить существование столичной диаспоры. Она – тихая доброта, надежная опора, искренняя забота и бесконечное терпение.
Что за этим стоит? Воспитание? Опыт общественной работы? Желание быть востребованной? Переосмысление ошибок?
Несколько недель мы пытались спланировать интервью, но даже организовать саму встречу было непростым занятием, подобным погоне за чиновником высокого ранга. Только Роза Иргитовна не ездит в лимузинах, исчезая затем в коридорах властных, финансовых структур. В один день она была на работе, в другой – встречала прямой рейс, чтобы получить чужую посылку из Кызыла для знакомых, в третий – помогала готовить праздничный стол для детей своих друзей, в четвертый – мыла окна пенсионерке дома, в пятый – присматривала за пустующим домом командировочницы, поливая там цветы. И так без конца, без выходных. Встречи переносились, мы созванивались и вздыхали, что «опять не удалось…».
В конце концов, я отчаялась застать ее в спокойном статическом состоянии и отправилась вместе с ней в очередной поход доброй воли и внимания в больницу. После этого и получилось это интервью – дорожное: сначала мы говорили в метро, а потом вышли на улицу в центре города и устроились в первом попавшемся кафе.
Страна в эти дни вспоминала «черные дни Белого дома» – начало октября 1993 года, когда противостояние исполнительной и законодательной власти новой России привело к кровавой развязке, к расстрелу парламента.
События десятилетней давности для Розы Сашниковой не были телевизионными картинками, как для многих из нас. Она вспоминает эти дни как свое настоящее боевое прошлое. Ведь постпредство Тувы в Москве, в котором она работала, находилось в эпицентре сражения, недалеко от Белого дома.
Роза Иргитовна эмоциональна, если уж вспоминает, так вспоминает «с душой»: сбивчиво, жестикулируя руками, вскрикивая, смеясь до слез и печально замолкая.
ПО НАМ ВЕЛИ ПРИЦЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ
– Неужели, Роза Иргитовна, и в вас стреляли?
– Конечно! Мы были не просто в зоне стрельбы, по нашему зданию (Прим.: ул. Новый Арбат, д. 21) вели прицельный огонь. Ведь башня была самой ближней к зданиям мэрии и парламента на Красной Пресне. Весь район тогда был под прицелом снайперов, которые просто убивали гражданских лиц.
У нас здание с большими окнами, поэтому стоять было невозможно, иначе сразу бы настигла пуля. Кругом были грохот и свист, бились стекла. Мы ползали по кабинетам и коридорам. Завидовали соседям-чувашам, потому что у них на полах были ковры. Они лежали на мягком, даже отдыхали.
А мы продолжали работать, звонки делали. Даже чаи распивали! Помню, в один момент я сделала кипяток, приготовила чашки, а в окно ударили две пули. Стекло не разбилось целиком, просто две дыры получились. Но весь кабинет был усеян мелкими осколками, и в чашках они оказались.
Потом, когда чай все-таки разлили, наш зампред Борис Михайлович Лавров попытался пить стоя, спрятавшись в углу за шкафом. К нам в этот момент заполз заместитель башкирского постпреда, закричал на него: «Ты что?! Спускайся немедленно, за шкафом наоборот самое опасное место! Рикошетом ударит и все!».
Другой смешной случай был с сотрудником Комбу Дойдуловичем Бижеком. Он по телефону с кем-то из Кызыла разговаривал, специально поднял трубку со словами: «Слышишь, что у нас здесь происходит?». И тут что-то грохнуло, мы упали. Затем я оглядываюсь, смотрю: где наш ветеран? Его нет. Я так испугалась! Нашла его под столом уже. Он про телефонный разговор моментально забыл, трубку бросил и спрятался… Мы уползли в коридор. Тот человек, с которым он разговаривал, вообще перепугался: сначала говорил с Комбу Дойдуловичем, потом услышал выстрел и вдруг – тишина, никто не отвечает… (долго заразительно смеется и утирает слезы).
В других постпредствах женщинам заранее велели сидеть дома, не выходить на работу. Поэтому у них людей было меньше в кабинетах. А мы как самые смелые шли, почему-то не очень боялись. Только когда смотрели телевидение с вечерними репортажами, видели какая сплошная стена огня была в центре города, удивлялись своей везучести. Днем же этих огненных полос не видно.
Все эти дни были сумасшедшие. Было чувство, что мы находимся на настоящей войне: сначала нас расстреливали, потом чуть было не взяли в заложники, хорошо, что Комбу Дойдулович, как бывший военный, подумал об этом и заставил раньше уйти. Несколько дней в здании было огромное количество солдат. Они были на всех этажах: ходили, кушали в столовых, сидели, лежали, через них даже приходилось перешагивать.
Удивительно, но только сейчас, когда смотрю по телевизору передачи об этих событиях, мне по-настоящему страшно (замолкает).
НЕ ДУМАЛА, ЧТО ЗАДЕРЖУСЬ НА ДЕСЯТЬ ЛЕТ
– Но события повлияли на вас? Ведь для многих, кто находился тогда в центре всего кровопролития, эти дни стали вехой в мироощущении, когда жизнь стала делиться на два отрезка – «до расстрела» и «после».
– Да, конечно, влияние было сильное. Я задумалась о том, что такое власть и что она делает с людьми. До этого совсем не думала о таких вещах, жила своей жизнью и начинала осваиваться на новой работе в постпредстве.
– Когда вы пришли работать в постпредство? И чем занимались до этого?
– Начала сотрудничать с 1992 года. В этот год приезжал Далай-Лама XIV, помню, как мы его встречали после Калмыкии, целый день с ним были и вечером проводили в Кызыл. С января 1993 года я была оформлена уже штатным сотрудником постпредства, впоследствии дослужилась до чина государственного советника I класса.
До этого я после окончания Московского технологического института пищевой промышленности в 1985 году стала работать по своей специальности инженера-технолога на хлебозаводе, потом в торговле. Вышла замуж за москвича, жила семейной жизнью, хорошо зарабатывала. Мало общалась с земляками, хотя, конечно, семейные и дружеские связи были, домой часто ездила.
Но в начале 1990-х годов я с мужем разошлась. Меня пригласил на работу Валерий Николаевич Иргит, тогдашний постпред. Согласилась. Хотела снова увидеть тувинцев, было интересно приходить туда, где можно было говорить на родном языке. И хотя зарплата была очень маленькая, я не волновалась: у меня были свои сбережения. Сначала не думала, что надолго задержусь, но получилось так, что проработала там… десять лет.
– И вас это удивляет?
– Да. Сначала думала, что немножко поработаю и уйду, но потом пошло-поехало: что-то постоянно задерживало, время шло. Отложенные деньги заканчивались, я понимала, что надо позаботиться и о материальной стороне жизни, но в то же время оставалась. Кадры в постпредстве уходили и приходили, часто получалось, что я была единственным специалистом. Нельзя было оставлять дела, ведь надо и обучать новичков. Потом начиналась сезонная работа по бюджету, много командировочных приезжало, всем надо было помогать, готовить документы. Я не могла бросить все и уйти, все думала: «Потом, потом…»
– Так вы и стали долгожителем постпредства?
– Выходит, так. Неделя шла за неделей, и год за годом.
– В планах постпредства было и обеспечение жильем своих сотрудников? Может, вы оставались из-за этого?
– Нет, я не из-за одного жилья там работала. Хотя, конечно, мы надеялись на то, что получим квартиры.
Когда шло строительство здания на улице Донской, одновременно недалеко от него планировался и жилой дом для сотрудников. Архитекторам даже заплатили за этот проект. Тогда постпредом был ныне покойный Владимир Хертекович Суге-Маадыр. Мы коллективом смотрели чертежи, планировали, кто где будет жить, уже рисовали в мечтах нашу жизнь рядом с работой и друг с другом, радовались.
Но если ты застолбил участок в Москве, то должен быстро начать строительство, иначе землю заберут. А у нас даже фундамента не сделали. Участок «уплыл». Вторая попытка тоже не удалась, точнее, снова упустили территорию. Так мы остались без жилья.
– Пришлось решать проблему каждому самостоятельно?
– Да. Я живу в комнате, доставшейся мне от второго брака. Муж, к сожалению, умер.
ЧАЙ И КОФЕ —ДВА В ОДНОМ ДЛЯ МИНИСТРОВ
– Что вас еще держало на этой работе?
– Мне нравилось быть в курсе наших республиканских событий. Когда я вначале пришла на работу на Новом Арбате, вся атмосфера была какая-то (задумывается)… оживленная. Тогда ведь только-только заговорили о суверенитете, бурно шли политические дела. Я в первый раз в постпредстве увидела наш тувинский флаг, герб. Все было для меня интересно и ново. К тому же, был очень хороший коллектив.
– Сколько человек работало?
– В основном, четыре-шесть человек насчитывалось. Всего же список тех, с кем я работала, состоит из девяноста шести человек.
Вначале на Новом Арбате у нас было три кабинета: руководителя, бухгалтерии и специалистов. В последнем находилось все основное производство, и все приходили именно туда. Было очень тесно, но никто не жаловался. Наоборот, нам работалось весело. Я шла на работу как на праздник. Мы много смеялись и устраивали друг другу розыгрыши.
Один раз я готовила чай и кофе для гостей – министров, приехавших по делам бюджета из Тувы. Наши водители были без дела, сидели в общем кабинете и помогали мне разливать кипяток в чашки. Когда я уносила гостям сахар и печенье, они успели во все чашки чай налить. А надо было три чашки чая и две чашки кофе. И кипяток кончился. И люди ждут. Чайники тогда были не такие как сейчас – раз, и вскипятил. Я начала ругать водителей, а они не растерялись, бодро высыпали кофе поверх чая в две чашки, размешали и подали мне – неси! Положение безвыходное! Пришлось унести. Руки дрожали, когда подавала. Но гости не поняли, что пьют и чай и кофе в одной чашке. Даже кто-то из министров потом заглянул и похвалил нас за вкусный кофе (смеется). Вот так шутили!
Мы – тувинцы были самыми работящими, веселыми и заводными на этаже. С нами рядом работали коллективы представительств Свердловской области, Бурятии, Чувашии, а также одной российско-американской фирмы. Они равнялись на нас, мы вместе отмечали праздники, ходили друг другу в гости, дружили. Много было молодежи, поэтому и влюблялись тоже.
Как-то моя подруга из другого постпредства заглянула к нам в гости, а ее увидел Орлан Ооржакович Чолбеней. Увидел и запомнил. Потом спрашивал меня о ней, просил познакомить. Потом с друзьями на двух яхтах мы ходили на «Остров любви», это такой остров в Подмосковье. Как красиво он за ней ухаживал! Свадьба была шикарная в ресторане «Савой». Сейчас у них растет сын.
К нам заходили, как к себе домой, и московские тувинцы. Кто – просто пообщаться, а кто с горем или радостью, которыми хотели поделиться.
Я ВИДЕЛА МНОГО НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ
– Понимаю, что работа с людьми стала для вас не простой официальной обязанностью, а образом жизни. Ваш, казалось бы, неожиданный уход в 2002 году удивил многих.
– Это не было неожиданностью для тех, кто знал ситуацию. Орлан Чолбеней сначала был совсем другим человеком. Тоже говорил, что нам, тувинцам, надо держаться друг за друга. Но потом что-то изменилось… Власть сильно меняет человека. В последнее время очень тяжелый характер показывал. Почти всех сотрудников увольнял десятки раз. Бывало так: в один день выйдет приказ об увольнении или просто поступит распоряжение по телефону, а на другой день это аннулируется. Только мысль о том, что нельзя бросать людей, заставляла терпеть все. К тому же я знала, что он раньше был лучше, это сейчас он так изменился.
В один раз ситуация получилась критическая. В Туве в это время было наводнение и надо было решать вопросы помощи пострадавшим, согласовывать документы, делать звонки, мы все оставались работать допоздна, уже не глядя на время. А постпред опять стал на нас кричать и грозить увольнением по телефону, сидя у себя в кабинете и требуя, чтобы мы покинули здание. Я не выдержала и позвонила напрямик президенту, надеялась, что он поможет, ведь работать-то надо. Президент возмутился тоже и сказал, что Мельников приедет и разберется. Но все осталось по-прежнему… Это было мое предпоследнее увольнение.
А в последний раз я уже не осталась ждать перемены настроения, сама собиралась уходить. С радостью уволилась, стресса никакого не было. Жаль было только расставаться со зданием постпредства.
– Вам оно так нравилось?
– Для меня оно – часть моей жизни. Когда впервые в 1998 году мы переезжали в новое здание, постпред распорядился привести в порядок все трехэтажное здание, плюс цокольный этаж и гараж. Четверо сотрудников неделю перемывали множество окон, стен от подвала до крыши, расставляли мебель во все кабинеты, разбирали всю документацию.
Поэтому я так ценила и бережно относилась к каждой вещи там, даже вытирала пыль или грязь своим носовым платком, как только замечала.
– Когда вы начинали работу в постпредстве и после событий 1993 года вы задумались о том, что такое власть. С какими мыслями о ней вы уходили уже десять лет спустя?
– Наверное, мое отношение к власти можно определить одним словом – разочарование. Я видела много несправедливости, несоответствия между словами и делами, была бессильна что-то изменить. Осталось только нормальное отношение к людям.
После ухода из постпредства начала заниматься своими делами, работать в нескольких местах. Была помощником депутата Госдумы Чылгычы Чимит-Доржуевича Ондара. Полностью на чиновничью службу возвращаться не хочу, уже привыкла жить свободно, много стала успевать.
Заканчиваю заочно факультет журналистики в Российском Университете дружбы народов, сотрудничаю с газетой «Эне созу» и журналом «Кадын». Меня приняли в Союз журналистов России от Тувы. Выполняю работу директора на киностудии «Елизавета», режиссером которой является Елизавета Емельянова. Стала сотрудником швейцарской финансовой компании, в прошлом году прошла обучение в Варшаве. Много езжу, скоро по работе поеду в Швейцарию.
Организовываем московское тувинское землячество «Найырал» вместе с земляками.
Я ВЫРОСЛА "НЕНОРМАЛЬНЫМ" ЧЕЛОВЕКОМ
– Вас знают, наверное, все московские тувинцы. И вы знаете почти всех. Сколько всего выходцев из Тувы всех национальностей, которых мы и называем «московскими тувинцами»?
– Пенсионеров, работающих, аспирантов, студентов (задумчиво считает, загибая пальцы)… Всего около тысячи человек.
– И вы со всеми общаетесь?
– Со всеми физически не получится. Тех, с кем держу связь, имею их координаты, примерно сто пятьдесят человек.
Особенно в последнее время постоянно узнаю о новых прибывших из Тувы. Меня находят, звонят. Я стараюсь всем помогать, хотя бы просто советом. У меня так всегда складывается, что помогать другим у меня получается даже лучше, чем решать свои личные проблемы. Порой планируешь какие-то дела для себя, а в итоге получается, что надо одному что-то срочно сделать, другому. Думаю, «мое дело подождет», откладываю его и еду. У меня ведь и просто москвичей-друзей много.
– Вы столько сил отдаете, чтобы помогать другим. А не утомительно ли это?
– Я сама первое время об этом не задумывалась как-то. Потом уже села и стала анализировать. Пришла к выводу, что я так устроена (смеется).
Все началось с моего детства. Ведь я сирота, моя мама умерла, когда мне было четыре года. Детей в семье было восемь человек, четыре брата и четыре сестры. Я – седьмая, предпоследняя. Мы жили в селе Кызыл-Даг Бай-Тайгинского района.
Я видела, что у других детей есть родители, они решают все вопросы, проблемы, а мои сверстники только слушаются их и играют после занятий. У меня было по-другому. Играть было некогда. Взрослые сестры и братья уже ушли из семьи, остались с отцом Иргитом Кылын-ооловичем Делгером только я и самая младшая сестренка. Поэтому нам приходилось заботиться обо всем в доме, быть вместо хозяйки, вместо мамы. Убирались, вели хозяйство, всех ждали, кормили. Я только смотрела со двора, как другие дети катаются зимой с горок на санках, веселятся. Порой выбегала на улицу, скатывалась один раз быстро с горки и бегом возвращалась домой.
Думаю, что я стала такой благодаря моему отцу. Он остался один с детьми, так и не женился. Никогда не поучал нас, просто работал и своим примером показывал, как надо жить и не жаловаться на судьбу. У нашего папы «золотые» руки: юрты делал, вырезал из дерева ступы, корыта и многое другое. Таких мастеров очень мало. Собирал кедровые орехи, облепиху, продавал и отправлял деньги старшим детям-студентам. Можно сказать, что он – один из первых предпринимателей республики. В 1995 году мы всей семьей отмечали его 70-летие. Дети, их семьи, внуки и правнуки – сорок шесть человек! – не умещались в кадре, когда фотографировались. Пришлось разбиваться на группы.
Так что, глядя на отца, на его отношение к жизни, я поняла, что такое самостоятельность, работа. Сама поступила в институт, сдала экзамен в Кызыле и приехала в Москву в 1980 году.
– Почему именно в Москву и на специальность инженера-технолога?
– Я была лишена детства и не хотела, чтобы это повторилось с моими детьми. Решила чего-то добиться, чтобы им не говорили тоже, что ты «дочь чернорабочего», как говорили мне. Чтобы они росли в достатке.
А о Москве много рассказывал дядя Чулдума, который приезжал к нам из Чадана. Он имел четыре высших образований. Поэтому еще с детства я стала строить планы учебы в Москве, после чего я планировала вернуться в Туву.
– Но работа в постпредстве изменила эти планы, точнее сделала вас тем, кто вы есть на самом деле.
– Да, правда. У меня с детства было чувство ответственности за других. Я выросла «ненормальным», «больным» человеком, который всегда думает о других больше, чем о себе (улыбается). О себе думаю в самую последнюю очередь.
– Если вы живете, помогая другим, то кто помогает вам?
– (Неожиданно растерянно) Да, в общем-то, никто...
– Неужели никакой отдачи нет?
– Отдача только в том, что люди ко мне хорошо относятся. Приятно, когда люди не забывают меня, звонят поздравить с каким-то праздником.
– Вам этого хватает?
– Не то, что бы хватает или не хватает... (задумчиво). Ведь я к людям бегу на помощь не для того, чтобы получить что-то в ответ. Я представляю себя на месте этого человека, смотрю его глазами на проблему, и думаю, может ли он обойтись без меня. Когда понимаю, что не может, то помогаю или хотя бы пытаюсь дать дельный совет.
Для себя помощи особо не прошу. Но когда в 2001 году у меня умерла сестра Люба, все были ко мне внимательны: и московские тувинцы, и в Туве: президент, члены правительства, мои одноклассники, друзья, знакомые. Говорили хорошие слова, предлагали помощь.
Так что, в крайнем случае, в беде меня не оставят (улыбается). Надеюсь.
Подписи к фото
1. Роза Сашникова
2. В Москве с подругой Ларисой, 1988 год.
3. Веселая встреча Нового, 1996 года, в тувинском постпредстве в Москве вместе с коллегами из других постпредств.
4. В гостях у Натальи Дойдаловны Ажыкмаа-Рушевой. Август 2003 года. Слева направо: Роза, Чимиза (автор материала) и Наталья Дойдаловна.