Я ТОЖЕ БЫЛА, ПРОХОЖИЙ!
•Давно не общаласья с вами, дорогие читатели: два месяца уже минуло с последних «Мыслей вслух». Это, конечно, непорядок и безобразие.Можно подумать, что у редактора все мысли резко кончились, а это по долгу службы не положено. Хоть одна, но должна хотя бы смутно брезжить – согласно штатному расписанию .
Причина перерыва – не в отсутствии летних впечатлений, а как раз, напротив – в их избытке. Деловые и творческие поездки в Москву, Минусинск, Абакан были настолько насыщены встречами, открытиями, удачами и неудачами (а без них тоже неинтересно, жизнь пресна –не почувствуешь вкуса будущей радости); блокнот и диктофонная лента настолько переполнены записями, что просто физически не успевала перерабатывать их, выстраивая в стройные буквенные ряды.
Впрочем, что это я? Никак оправдываться–жаловаться начала, ища сочувствия? Никакого сочувствия, опять же, по причине избранной профессии, мне не положено. День – для суеты, беготни и бесконечных дел разной степени скучности, а для мыслей и творчества – заветная журналистская ночь. Как бы только ещё умудриться научиться без ущерба для здоровьяспать один раз в месяц или хотя бы один раз в неделю? Сколько доброго и самого важного можно было бы ещё написать, о сколькихинтереснейших, хороших людях можно было бы рассказать.А то годы идут, а ничего ещё по-настоящему не сделано для вечности!
Насчёт вечности – это яс долей иронии. Помните обещание андерсеновскойСнежной королевы мальчикуКаю: «Как только ты сложишь слово «вечность», яподарю тебе весь мир ипару новых коньков»?Вот так – на одном уровне ценности – весь мир и новые коньки…
Насчёт вечности – это я и на полном серьёзе. Знаете, в школьные годы,в старших классах, я вдруг ужаснулась: оказывается, человек одну треть своей жизни проводит во сне. Целая треть жизни – и так бессмысленно проходит! А сколько можно было бы успеть за это время! А то ведь проживёшь – и человечество так тебя и не узнает, и имя твоё исчезнет бесследно… Что конкретно я должна сделать для людей, каким образом сохраниться в памяти человечества,представлялось весьма смутно. Но со всем пылом юности приступила к подготовке: стала ежедневно ставить будильник на несколько минут раньше. План был прост и ясен: натренироваться и максимальносократить время сна: хотя быдо трёх-четырёх часов в сутки, высвободив остальное время для будущих свершений. Могли ведь разные великие, судя по историческим свидетельствам, так мало спать. Значит, и у меня должно получиться.
Понятное дело, перехитрить природу не удалось: спать-то хотелось. Эксперимент сам собой сошёл на нет. С годами и масштабные юношеские мысли о человечестве и собственномследе в его истории отошли на задний план. На первый вышли обычные человеческие заботы: учёба, работа, семья, дети, дом.
Обычные, нормальные человеческие радости и свершения – локального масштаба – на уровне «пары новых коньков». Но вот ведь фокус: чем больше накручиваются годы, тем чаще начинаешь возвращаться к себе, юной, и к тем самым по-детски наивным мыслям. Только уже на уровне оценки: что же успел сделать?Сколько людей и как долго будет помнить тебя, когда ты уйдёшь? Что останется после тебя?
В очередной раз на размышления об этойвечной теме навело летнее посещениедвух музеев: Дома-музея Марины Цветаевойв Москве и музея имени Николая Мартьянова в Минусинске. Сегодня я хочу рассказать вам о доме Цветаевой.
•О цветаевском необычном доме мне ещё в прошлом году взахлёб рассказывалсын:во время поездки в столицу школьников водила в него учительница литературы Ольга Львовна Зеленова. «Какой удивительныйдом, ты обязательно тоже должна в него сходить!»
И вот мы на Арбате. Сразу от метро «Арбатская» – через дорогу и по Поварской улице, где до 1944 года располагалось полпредство Тувы. В Поварскую упираетсяБорисоглебский переулок. Дом 6. Нам сюда. В двухэтажный особнячок, гдеМарина Цветаева провела с семьёй восемь с половиной лет – с 1914 по 1922 год, пережив и счастье, и трагедию войны,революции. Это был её единственный, настоящий семейный дом. Потом – только скитания…
Днём официального открытия музея считается 12 октября 1992 года. До этого шла упорная борьба только за сохранение самого здания – имя Марины Цветаевой было неугодно властям.
В этот музей вход бесплатный, экскурсии – тоже бесплатные. Редчайшее по нынешним временам явление. Здесь нет барьеров-ограждений, строгих тётенек-дежурных, бдительно-сурово следящих за тем, чтобы «руками не трогать». Сотрудники музея объясняют эти порядки просто: «Марина Ивановна открывала двери для всех, была распахнута для людей, поэтому и сейчас здесь всё открыто». Единственное обязательное условие-просьба: оставить свои фамилии в книги записей гостей дома. Мы оставили – под номерами 3907 и 3908.
Действительно, необычный дом. Она называла его «волшебным» и устраивала с фантазией поэта. Необычной формы комнаты, лесенки, косые потолки, стеклянная крыша – световой колодец. Портреты, фотографии, книги. Игрушки в когда-то сказочной детской с летающими когда-то птицами и прыгающими белками – в рухнувшем волшебном мире, создаваемом для дочерей.Мебель, детали интерьера тщательно восстановлены по документам, воспоминаниям.Собственно личныхвещей поэта в экспозициифактически нет: всё разметала неустроенность быта, когда Цветаева с сыном вернулась в 1939 году из Парижана родину – вслед за дочерью и мужемСергеем Эфроном, сразу же после этогоарестованными. Нет работы, нет уверенности в завтрашнем дне, стихи не печатают. Потом война, эвакуация…
Коралловые бусы, сизое платье, фарфороваячашечка с портретомЖозефины, да и то всего лишь похожая на её любимую чашечку. Вот и всё, что осталось из вещественного.
У неё и могилы-то нет. Там, в Елабуге, в эвакуации, где в августе 1941 года она была похоронена «на средства горсовета», шестнадцатилетний сын не озаботился положить камень с надписью на могилу матери. В 1944-ом он погиб в первом же своём бою. И могила затерялась. Спустя 19 лет сестра Анастасия смогла установитьтолько крест с надписью: «В этой стороне кладбища похоронена Марина Ивановна Цветаева…» И даты рождения и смерти.
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берёт!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
И ещё – в 21 год, так рано, в счастливые ещё коктебельские дни, но так пронзительно:
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет –
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Но остались стихи. В двадцать лет она уже знала это:
«Я тоже была, прохожий!» – это и для нас, всегда спешащих. Как в одну стихотворную строчку смогла уместить она, всё то, чемпыталась я поделиться с вами в начале своих размышлений? Всё-таки стихи гораздо ёмче прозы…
•Когда будете в Москве – зайдите в этот Дом-музей.Плюньте на магазины и весьма сомнительной дешевизны рынки – они везде и всюду одинаковы. Так же, как и продающиеся в них тряпки и прочее тленное барахло.
А такой музей – только один. Он – уникален. Как уникальна и жизнь каждого из нас. Только вот не каждый наш дом превратят в музей. Или хотя бы табличку мемориальную вывесят: «здесь жил и работал…». Крутой памятник на могиле, может быть, и поставят– деньги-то заработать значительно проще получается по нынешним временам, чем признание и память. Только вот остановится ли возле этого памятника прохожий?
Над могилой женщины с трудной судьбой –поэта Марины Цветаевой нет памятника. Но есть Дом – музей.
В этом доме спокойно. Непривычнотихо для Москвы. Здесь нет наплыва«массового туризма». Здесь мало вещей. Их не осталось. Но здесь много книг. Много стихов. Они остались. И здесь можно подумать. Совершенно бесплатно, ведь вход – свободный.
•В следующих «Мыслях вслух» я хочу поделиться с вами впечатлениями от города Минусинска – нашего ближайшего красноярского соседа. Город этот, мимо которого мы проносимся на маршрутках-автобусах, торопясь на абаканский поезд, не так-то прост. Есть в нём нечто, чему стоит поучиться и нам, кызыльчанам. Даже очень стоит поучиться – интеллигентности особой, заложенной ещё в девятнадцатом веке. Заложенной рядовым провизором Мартьяновым, основавшим музей. А роль музея в сегодняшней жизни города, оказывается, может быть очень велика…
Надежда АНТУФЬЕВА