Майя Оскал-оол - Лозовик: "КОГДА ОГЛЯДЫВАЮСЬ, Я УЛЫБАЮСЬ"

Быть членом семьи легендарного человека – особая участь. Быть сыном или дочерью – значит, с самого рождения войти в легенду. Но игра жизни не так проста, бывает вхождение в семью и более сложное…

Заслуженная артистка Тувинской АССР Майя Владимировна Оскал-оол – Лозовик стала для меня загадкой, начиная с того момента, как я увидела ее в первый раз в телевизионной записи выступления тувинской цирковой труппы. Красивая эквилибристка, тувинка с седыми волосами, ходила по канату, изящно взмахивая веером с тувинским орнаментом. Ее танец был частью общей программы, но при этом выделялся из нее. Уже тогда мне она показалась удивительной женщиной.

Конечно, быть дочерью Народного артиста СССР Владимира Оскал-оола, одного из легендарных людей республики, нашей национальной гордости и всенародной любви – уже само по себе удивительно и ответственно.

Талантливый человек станет основоположником школы, течения в искусстве. Владимир Оскал-оол сделал больше: создал целый вид искусства в Туве, не виданный до него, он создал цирковую сказку о Туве, которую рассказал всему миру. Вся его семья стала частью этой сказки: супруга Дунзенмаа, дети Майя и Юрий, старшая дочь Валентина – театровед, внуки Маадыр, Саяна, Долаана и Владимир. Семью можно назвать счастливой: известность, всенародное признание, слава, поездки по всему миру, дети, внуки… Тувинская цирковая труппа Владимира Оскал-оола продолжает выступать. Теперь под руководством сына – Народного артиста Республики Тыва Юрия Оскал-оола. С ним работают его дочь Долаана, сын Володя. Отработали в Голландии по контракту, сейчас у них перерыв. Затем будут новые гастроли.

Что значит жить в этой сказке? Каково родиться в семье-легенде?

Если бы мы встретились с Майей Владимировной в период ее творческого расцвета, думаю, что ответы на эти вопросы были бы «рабочими», черновыми.

Майя Владимировна сейчас на пенсии, присматривает за внуками, очень серьезно относится к работе бабушки. Правда, бабушкой называть ее трудно: любит спортивную молодежную одежду и выглядит гораздо моложе своих лет, количество которых не скрывает.

У нее сейчас много свободного времени для осмысления пройденного. За плечами Майи Оскал-оол три десятка лет выступлений в цирке – в сольных программах и в составе тувинской труппы отца. Ее искусство эквилибристки признано во всем цирковом мире. Количество стран, в которых побывала за эти годы, она не считала. Огромный архив писем от поклонников даже не прочтен полностью.

Обдумывает Майя Владимировна прошлое тщательно и мудро: отбирая самое лучшее, обходя плохое. Дав согласие рассказать о себе для читателей «ЦА», она попросила дать ей неделю на подготовку. Хотела найти настроение, чувствуя ответственность: «С земляками надо говорить без грусти, без фальши, от всей души».

И вот, выждав положенное время, я отправляюсь на встречу. Заботливая бабушка с внуком Давидом только что вернулись из поликлиники, которую они посещали из-за детской простуды. Семилетний внук, сын Саяны – дочери Майи Владимировны, носит отцовскую фамилию Кальман и находится в родстве со знаменитым венгерским композитором Имре Кальманом, создателем «венской оперетты».

Пока маленький российский потомок венгерских кровей усердно мерил себе температуру и поедал бабушкин фирменный суп в своей комнате, мы начали беседу о тувинских корнях семьи.

К СВОЕЙ СЛАВЕ Я ШЛА БЕЗ ПАПЫ

– Майя Владимировна, есть понятие «дети больших родителей». Люди добиваются чего-то в жизни, их дети растут под сенью этих достижений. Кому-то из детей достается эхо родительской славы, на кого-то переносится ненависть, кто-то получает материальное богатство. Что досталось вам?

– (Глубоко задумывается) В первую очередь, неприязнь, даже ненависть и зависть.

– Со стороны кого?

– Со стороны цирковых людей.

Мой отец – великий человек. Тува его наградила всеми почестями, какие существовали на то время. Тувинцы любили по-настоящему. Я это видела сама, ощущала. Любовь наших земляков переносилась и на детей – на нас.

А когда мы работали за пределами республики, то чувствовали неприязнь от партнеров, коллег по работе. Им казалось, что нам все легко достается, что для нас дорога уже проложена отцом.

Но это не было так. Многие не поверят моим словам, но лично я к своей славе шла самостоятельно. Без папы.

Я окончила Московское цирковое училище, то, которое окончил мой отец. Он – в 1939 году, а я – в 1964 году. Но моя программа была сольная, я «работала» классику, тувинских номеров у меня не было. Гастроли проходили по системе Главка. Мои поездки не совпадали с поездками отца. В 1965-66 годах я уехала в Латинскую Америку, там отработала девять месяцев, вернулась.

Только когда папа предложил поехать с ним во Францию в составе его труппы, я согласилась, потому что хотелось увидеть Францию. Когда я вошла в программу отца, то перенесла свое адажио на тувинскую тему. Надо было войти в номер органично. До меня в программе тувинской труппы уже работала на проволоке Клара Дончи-оол. Она вошла в труппу сразу по заявке отца, окончив училище. Вместе с Кларой мы создали красивый образ тувинок в «Звенящей нежности».

Потом у меня был перерыв, я работала отдельно. Не хотелось мешать Кларе. К тому же мне самой было тесно. Я всегда хотела делать то, что хотела, была очень самостоятельной. Экспериментировала, всегда торопилась что-то сделать, поспеть, боялась опоздать. Не могла полностью слушаться даже отца, хотела творить сама. Чувствовала себя личностью, которая сложилась с детства.

МЕНЯ ПРИУЧАЛИ К РОЛИ ДОЧЕРИ

– Как проходило ваше детство?

– Дело в том, что у меня сначала были другие мама и папа.

– ???

– Когда я родилась, мои родители оставили меня у сестры мамы – Лажеймы Оюн в Кызыле. Я выросла в полной уверенности, что она и есть моя родная мама, называла ее мамой. Ее мужа – отцом. И гордилась тем, что у меня такие знаменитые дядя и тетя – Оскал-оолы. Их детей Валю и Юру воспринимала как двоюродных сестру и брата.

Когда настоящие родители приехали, чтобы забрать меня, мне было где-то 8-9 лет. Все перевернулось в моем сознании.

– Вхождение в семью было сложным?

– Очень болезненным. Это для меня было настоящим шоком.

Ведь до этого я жила в Кызыле на берегу Енисея и ничего больше не видела. А здесь сразу на меня обрушилось столько информации и изменений! Я впервые увидела поезд, другие города. Москва ошеломила огромными домами, машинами, лавиной людей вокруг, столичным шумом... Все это так прижало меня! Было ощущение маленького клопика. Хотя поехала я добровольно и была рада, что мне показывают Москву.

– Но главным изменением было то, что вы оказались у родных отца и матери. Как установились ваши отношения с ними?

– Я не расспрашивала о причинах их действий, о том, как они относятся ко мне сейчас. И они со мной не говорили на эту тему подробно. Только видела, как они представляли меня другим: «А вот это наша дочка – Майя». И потихоньку меня так приучали к мысли, что я их дочь, что это моя семья.

Почти до двенадцати лет я обращалась к ним: «тетя Валя» (так Дунзенму звали окружающие) и «дядя Володя».

Потом я отца вообще перестала как-то называть, совсем застеснялась. И всегда я к нему относилась то ли с боязнью, то ли со стеснением. До сих пор не могу понять своих чувств.

Но уважение было огромное. Он умел так себя вести, чтобы его все уважали.

Я БЫЛА КАК МАУГЛИ

– И отец передал вам свое отношение к цирку? Когда появилась ваша связь с цирком, если вы не с младенчества росли в этом мире?

– Почти сразу как меня забрали, я в первый раз попала на представление. Я тогда была больна ангиной. Но все было очень интересно. Ведь я в первый раз увидела цирк. Увидела гимнастов, акробатов, каких-то красивых женщин. Вышли два клоуна – Рыжий и Белый, они стали показывать комические сценки.

Для меня это было таким чудом, таким открытием! Я не была особо веселым, эмоциональным ребенком. Но здесь начала так громко и заразительно смеяться, что все стали оборачиваться на меня и смеяться надо мной. У меня слезы катились градом, я складывалась пополам, и публика тоже покатывалась…

Этот смех, эта радость стали самыми светлыми минутами в моей жизни. Я тогда выздоровела от смеха. И с тех пор никогда не болела простудными заболеваниями.

– Но при этом «заболели» цирком?

– Да, этот настрой сохранился на всю мою жизнь. Я сама себе тогда сказала: «Если меня не отвезут обратно в Кызыл, я обязательно стану цирковой артисткой».

Потом началось трудное приспособление к новому образу жизни, когда каждый месяц приходилось менять школу, привыкать постоянно к новым людям. Я чувствовала себя Маугли, которого вытащили из джунглей в люди.

– Как вас приняли сестра Валентина и брат Юрий?

– Сестра всегда ко мне была мягкой. Она старше меня на три года. Валя – очень активный человек и всегда такой была: и когда училась в школе, и в институте.

Юра младше меня на три года. Я была няней для него и всегда его опекала. Эта склонность и потребность кого-то опекать осталась во мне на всю жизнь.

Трудностью в моих отношениях с семьей было то, что я была очень самостоятельной. Могла принимать какие-то решения, даже не спрашивая ни маму, ни папу. Может, их это настораживало, расстраивало. В семье всегда главой был папа. А я этого не понимала. Привыкла распоряжаться собой сама. Моя мама Лажеймаа уходила утром на работу, и я оставалась одна. Сама одевалась, кушала, шла в школу, гуляла.

В моем детстве также был Суван-Хорлуй, мой дедушка, мамин отец. Не знаю, чем он занимался, для меня он был просто выдающимся человеком, необыкновенно добрым дедушкой, самым настоящим тувинцем из всех, кого я знаю. Он любил меня, и я его бесконечно обожала. Всегда его вспоминаю, когда мне что-то удается сделать.

Мое первое выступление было в 1964 году в Аргентине, в Буэнос-Айресе. Я вышла на арену и подумала: «Дед, ты мне в детстве обещал, что я уеду за высокие горы и стану большой артисткой. Вот я здесь, Суван-Хорлуй, дорогой. Жаль, что ты меня сейчас не видишь». Танцевала на музыку Бородина «Танец половчанки», сначала на полу, потом на проволоке. Публика, а там было двадцать тысяч зрителей, приняла меня с восторгом.

Так что по большому счету я начинала свою карьеру сама и шла по жизни тоже самостоятельно. И только когда мне очень захотелось быть в семье, я работала с папой вместе с нашей цирковой группой.

 

ВОЗРАСТ ХРИСТА ЗАСТАВИЛ ЗАДУМАТЬСЯ

Хочу особо сказать, что остаюсь на всю жизнь благодарной всем членам нашей труппы: Юрию Ховенмею, Валере Дадаштаю, Зелиму Ензаку, Саше Давуу, другим. С ними я долго работала, мы были вместе в быту, в радости и огорчениях. Низко кланяюсь им за то, что они были моими друзьями, любимыми братьями. Сейчас уже многих нет в живых, я по ним горюю, никогда не забуду их.

К сожалению, с остальным цирковым окружением отношения складывались трудно. Всегда смотришь на великолепного артиста, восхищаешься им, получаешь огромный творческий заряд, гордишься, что рядом работаешь. А часто бывало, что на манеже он – Бог, а за порогом он совсем другой. Но я эти вещи опускала, не обращала внимания. Делала для себя вывод, что мне самой нельзя быть такой. Я до сих пор учусь, одергиваю себя в чем-то, требовательна к себе.

– Вы – человек, который может легко перестраиваться?

– Да, я признаю, что могу быть не права. Я жесткая по отношению к себе, могу быть такой по отношению к своим друзьям, особенно в работе. Проходят годы, я вижу знакомого человека и думаю, чем могла его обидеть. Очень плохо себя чувствую, когда не извинюсь. Даже если не получилось сразу и прошло много лет. Могу разыскать человека и попросить прощения.

До 33 лет я была, наверное, самым неразумным человеком, легкомысленным. Мне просто хотелось жить. В 33 года что-то во мне случилось, я стала задумываться о себе, о своем отношении к жизни, к людям.

– Это изменение было связано с конкретным случаем? Или просто наступил «возраст Христа»?

– Просто возраст наступил. Есть люди, которые живут и всегда при этом думают, оценивают себя, свои поступки. А я до 33 лет ни о чем не думала. Жила.

– Вы выступали такая красивая и молодая, но с седыми волосами. Когда вы поседели?

– Очень рано, в 14 лет. Потом просто красилась. Но однажды мне сказали, что седая голова смотрится хорошо. Так и оставила.

– Если бы ваши родителя вас не оставляли в Туве, а сразу возили с собой, насколько были бы вы другая?

– Намного все было по-другому. Моя линия жизни не шла так резко наверх. Я жила бы за маминой, за папиной спинами. Приучилась бы к комфорту и ничего бы не хотела делать сверх этого.

– Именно тогда зависть ваших недоброжелателей была бы «оправдана»?

– Конечно (смеется). Мои брат и сестра были обласканы с детства, они привыкли к маме и папе, они знали, что это их родители. А я была новым человеком в семье. На меня навсегда легла огромная осознанная ответственность быть членом этой семьи.

ЗВАНИЕ - ПО БОРОДЕ

– Можно ли сказать, что желание утвердиться в семье стало целью вашей жизни или вы через призму такой ситуации просто искали себя?

– Наверное, второе. Может, многим будет не понятно. Трудно, когда в детстве что-то меняется. В 10-11 лет, я дала себе слово: когда выйду замуж и у меня будут дети, я всегда буду возить их с собой, никогда не оставлю.

– Вы сдержали слово?

– Да. Сына Маадыра родила в 19 лет, дочь Саяну – в 30. При всей моей занятости я выполняла это обязательство. Только несколько раз я их оставляла своим родителям, когда уезжала за границу.

– Как же вы успевали и карьеру делать, и детей растить? Кто с ними был, к примеру, когда вы выступали? Ваш муж?

– Как-то мы крутились! (разводит руками) То Олег бегал с колясками, то я, подменяли друг друга, ведь он тоже выступал. В конце 1970-х годов он был удостоен звания Заслуженного артиста РСФСР и награжден орденом «Знак почета» за создание программы «Воздушные мечтатели».

Была также взаимовыручка жен цирковых артистов. Это отдельная история...

Но могу сказать точно, что дети не были обузой, они давали мне вдохновение. Я чувствовала, что должна была чего-то в жизни добиться, чтобы дети гордились мною. Вероятно, большой рывок я совершила именно ради них.

– Что вы называете большим рывком? Чего вы достигли?

– Чего я добилась? Не знаю. Я считала, что нужно что-то в жизни сделать по возрасту: до 30 лет, до 40 лет... Вспоминала о своих годах и говорила себе: «Боже мой! Чего ты добилась?».

Но настолько жизнь текучая, что я не успевала сама себе ответить на этот вопрос. То репетиции, то выступления, то школа, то дети, то еще что-то. Больше всего было неприятностей… Я только говорила по-чеховски: «Сегодня плохо, но завтра будет лучше!».

Удовлетворение, мысль о реальном достигнутом у меня появились только пару лет назад. Узнала, что мое имя внесено в Энциклопедию циркового искусства мира (исполняет парадный марш «Трум-турум, ту-ру-ту-ту!..», размахивает руками и смеется).

Но есть и еще одно, чем я могу гордиться. В 1974 году мне дали звание «Заслуженный артист Тувинской АССР». Я была горда, ведь мне было еще так мало лет. Хотя праздничное настроение тогда испортили тоже словами, что только наличие такого знаменитого отца помогло мне.

Люди не понимают, что век циркового артиста очень короткий: раньше было 20 лет, сейчас – 15. Многие думают, что звания можно давать только при седой длинной бороде. А какая борода может быть у артиста цирка, который выступает и чего-то добивается в молодости, и даже у того, кто только ушел на пенсию?

ПОКЛОННИКИ ВЛЮБЛЯЛИСЬ НЕ В МЕНЯ

– Вы сказали, что у вас было много поклонников и много любовных писем. О чем вам писали?

– Больше всего признаний получала, когда работала за границей. После выступлений в гримерку мне приносили цветы и кучи записок. Я вытаскивала на выбор одну, просила перевести мне содержание.

Одно письмо мне запомнилось в Бразилии. Молодой человек восемнадцати лет спрашивал меня, почему я выбрала для номера музыку Бородина. Он сам оказался музыкантом, любителем творчества Бородина. Записка заканчивалась так: «Вы не представляете себе, с какой нежностью я буду о вас думать всю жизнь!».

– А предлагали руку и сердце?

– Было и такое. Но я только смеялась, не воспринимала их всерьез. Ведь мои поклонники влюбляются в образ на арене, меня саму они не знают. Но чувства поклонников, их восхищение заставляли меня больше работать над собой, творить. А также это поддерживало мои представления о форме (улыбается).

– Любовные послания не давали повода вашему мужу ревновать?

– Нет, он прекрасно понимал эту грань между обычной жизнью и искусством.

ОДИН ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ НА ДВОИХ

– С чего началась ваша история? Что увлекло его: вы сами или все же сначала ваш образ?

– Это было еще раньше всяких образов (смеется). Олег Лозовик увидел меня в училище. Он был на последнем курсе, а я только начала учиться.

У нас время от времени были экзаменовки на арене. Старшекурсники тогда становились на втором этаже манежа, смотрели на наши попытки делать акробатику и смеялись над первокурсниками. Это страшно смущало, но мы перебарывали себя, что-то показывали.

Как-то проходила мимо старшекурсников. Меня остановил один из них и спросил, как меня зовут. Я ответила. Он упрекнул меня со смехом: «Ну что же ты, не видишь, что у нас Лазарь по тебе сохнет?». И подзывает его. Олег был хорош собой: голубые глаза, необыкновенно кудрявые волосы, накачанный, высокий. Идет как-то боком-боком ко мне, смущается. Вот так мы познакомились.

Я была совсем ребенком, это был первый взрослый человек, который стал за мной ухаживать. Пригласил на вечер танцев. Потом чуть позже пригласил меня на свой день рождения – 1 мая. А это и мой день рождения! Поэтому меня и назвали Майей.

Пришла к нему в гости, познакомилась с его родителями. В подарок принесла Олегу игрушечного мишку. А оказалось, что у него такой же мишка, которого он собрался дарить мне. Но только у меня рыжего цвета, а у него коричневого. Столько совпадений! Видно, это судьба.

Я очень рада, что мы нашли друг друга. Он очень добрый, семейный человек. Любит очень детей, а внуков просто обожает. Недостатков в нем я не нахожу и никогда не находила.

КАЖДОЕ УТРО ВСТРЕЧАЮ С ИНТЕРЕСОМ

– Ваше основное занятие сейчас – это внуки?

– Да, сейчас я работаю бабушкой.

В 1993 году я вернулась из-за границы, с одного из последних выступлений, оказалось, что все мои сбережения государство у меня украло – деньги обесценились. Осталось три рубля. Но я не стала унывать и не осталась сидеть, сложа руки и ожидая чуда. Я знала, что никто мне кроме меня самой не поможет, государство обо мне не вспомнит. Продолжала находить заработки.

Сейчас стало легче, мои дети устроены, хорошо работают.

Саяна выступала вместе с отцом в «Воздушных мечтателях», была ученицей деда Владимира Оскал-оола. Муж ее Эдуард Кальман – из российских потомков Имре Кальмана, он музыкант. Сейчас Саяна получила квалификацию парикмахера-модельера и трудится в фирме «Монэ».

Сын Маадыр тоже выступал у деда в труппе, потом – у отца. Теперь работает в фирме по прокату автомашин. Его жена Алия работает в фирме «Давыдов», их сыну Акиму четыре года.

Я сейчас оглядываюсь на прошлое, но не совсем. Только слегка, чуть-чуть!… (улыбается) Мне нравится, что я улыбаюсь, когда оглядываюсь через плечо. Значит, хорошего было больше в жизни, чем плохого. И считаю, что у меня дорога еще продолжается.

Очень люблю утро. Потому что просыпаешься, открываешь глаза и думаешь: «Что принесет новый день? Новую встречу, новое воспоминание, новое событие, новое понимание?».

Мне 58 лет, но я смотрю в будущее и жду от него еще чего-то интересного.

Беседовала

 

Чимиза Даргын-оол,

 

г. Москва.

Фото:

1. Входя в программу отцовской труппы, эквилибристка Майя Оскал-оол свое классическое адажио сделала тувинским. Германия. 1987 год.

2. Одно из последних выступлений Майи на арене цирка в качестве дрессировщицы. Казань. 1993 г.

3. Майя с коллегами и друзьями: второй слева – знаменитый советский клоун Олег Попов (без своей легендарной клетчатой кепки), третий слева – ЗелимЕнзак, крайний справа – Юрий Ховенмей. Москва. Конец 1970-х годов.

4. Спортивная бабушка Майя с идеальным супругом Олегом, не имеющим недостатков. Франция. 1994 г.

5. Дети Майи Маадыр и Саяна со знаменитыми дедушкой и бабушкой. Баку. 1975 г.

6. Тувинская цирковая труппа (слева направо): Борис Оюн (брат Дунзенмы Оскал-оол), Николай Самдан, Юрий Оскал-оол, Александр Довуу, Хомушку Белек-оол, Зелим Ензак, Эрес Оюн (сын Бориса Оюна), Владимир Оскал-оол, Майя, Дунзенмаа Оскал-оол, Маадыр Лозовик. Баку. 1975 г.

Чимиза ДАРГЫН-ООЛ