«И ВСЁ-ТАКИ ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ»
(Продолжение. Начало в №33)
– А как вышли на развалины Верхнечаданского храма – Устуу-Хурээ?
– Занимаясь этим обследованием, я неоднократно сетовала на то, что культовых буддийских построек никаких не сохранилось. И однажды заместитель министра по строительству Кызыл-оол Монгуш, был такой решительный, инициативный человек, говорит: «А вы знаете, под Чаданом есть развалины буддийского храма».
И мы с Бугровским рванули в Чадан!
Это было в 1983 году. Приехали в Чадан, переночевали в танковой воинской части, которая тогда там располагалась, а утром поехали за город – искать эти развалины. С трудом нашли – в зарослях ивняка и облепихи: тогда оросительные канавы на лугу еще не высохли; это сейчас вокруг руин храма – пустыня. Проемы в глинобитных стенах были заколочены досками – храм использовался как загон для скота, рядом складировали совхозное сено.
ТАКОГО ХРАМА БОЛЬШЕ НЕТ НИГДЕ В РОССИИ
Мы сделали шагомерный обмер плана, сфотографировали. В Кызыле, в республиканском музее, я получила две фотографии храма, сделанные известным краеведом и основателем музея Владимиром Ермолаевым в 1925 году. Это стало основой для дальнейшей работы. Тогда же написала докладную министру культуры Серену – о том, что нужно сохранить эти руины, что возможна даже их реставрация. И в начале следующего года храм получил статус охраняемого государством памятника архитектуры.
А потом Кызыл-оол Монгуш загорелся идеей создания архитектурно-этнографического музея под открытым небом и предложил мне разработать его проект. Предполагалось разместить его в урочище Чайлаг-Алаак, в нескольких километрах к югу от Чадана, и включить в его композицию реставрированный храм Верхнечаданского хурээ. Для этого нужно было более тщательно и детально провести обмерно-исследовательские работы по всем предполагаемым экспонатам будущего музея. Это, прежде всего, руины храма: он должен был стать центром тувинского сектора музея. А так же довольно многочисленные постройки, которые должны были быть перенесены на территорию русского сектора.
И в 1984 году я с тремя молодыми архитекторами вновь отправилась в Туву.
В этот раз везла с собой в Верховье часы с боем, специально купленные в Москве для матушки Надежды, настоятельницы монахинь. Она попросила привезти их в наш предыдущий приезд, когда я спросила: что им нужно. «Хорошо бы в скит часы с боем, чтобы ночью можно было, не зажигая огня, знать, когда пришло время молитвы». И я такие часы ей привезла. А как они благодарили! Классическим земным поклоном, как в опере – рукою до земли.
Матушка Надежда мне тоже сделала подарок: домотканую льняную скатерть сумасшедшей красоты – красно-малиновую. Я ее берегу, не пользую, жалко стелить.
– Но идея этнографического музея под Чаданом так и осталась неосуществленной.
– Да. Ее сочли дорогостоящей, да и просто нереальной, с учетом местных особенностей. Просто сказали: «Все сожгут». Так что сегодня об этом проекте уже и говорить не приходится.
А вот проектом восстановления Устуу-Хурээ я продолжала заниматься. Теперь это кажется смешным, но тогда Министерство культуры Тувы, хоть и заключило со мной договор, но больше всего боялось получить за это нагоняй от обкома КПСС.
Знаете, каких только откликов противников восстановления хурээ я тогда не наслушалась: «Я не допущу этого: восстановить хурээ – значит усилить влияние китайских империалистов на Туву!», «Что? Эти грязные ламы? Да не то, что восстановить, а смести бульдозером до основания!» Но мы продолжали работать над проектом.
– Чем же вас так заинтересовал этот храм?
– Верхнечаданский храм для Тувы уникален. И для России уникален – таких больше нигде нет, ни в Бурятии, ни в Калмыкии.
Подлинная культовая буддийская архитектура в Туве практически не сохранилась. Все деревянные храмы в середине тридцатых годов были уничтожены. Этот, построенный в 1907 году, сохранился только потому, что нижний ярус его был из землебита. Его стены в основании – полтора метра толщиной.
Храм соединяет традиции тибетской и китайской архитектуры. Нижний ярус – это подражание тибетским каменным постройкам с их мощными, чуть скошенными кверху стенами. Верхний деревянный ярус с высокой криволинейной крышей – это от Китая. Кстати, крышу верхнего яруса достроили три года спустя после того, как храм был открыт, то есть в 1910 году. Такого храма больше нет нигде в России.
Проект реставрации этого уникального памятника обсудили в Москве, в Институте искусствознания, дали ему положительную оценку. Потом проект рассмотрел и утвердил экспертный совет Министерства культуры РСФСР. К девяносто второму был завершен рабочий проект, сделана сводная смета, где перечислены все виды работ, их объемы, стоимость.
В архитектурной части проекта детализированы все планы, разрезы, фасады, декор с шаблонами всех резных деталей, даже эскизы их покраски; в инженерной – система крепления деревянного каркаса и устройство крыши.
Я привозила сюда специалиста по строительным растворам из Ленинграда. Он взял образцы всех растворов: ленточной кладки, штукатурного слоя, обмазки. Их проанализировали и определили точное процентное соотношение ингредиентов: сколько и в каком слое песка, извести, рубленой соломы, навоза. Так что рецепт раствора есть! Все есть!
– А чего нет?
– Самой малости: денег и желания.
РАСШЕВЕЛИТЬ ЭТО БОЛОТО
– Я твердо уверена, что первично в этом кратком перечне «нет» все же желание. Если есть горячее желание, отсутствие денег – не помеха, их всегда можно найти.
Так вот, самое главное – желание действовать – вы ощутили от государственных структур в Туве?
– Нет, конечно. То есть на словах все, или почти все, выражают это желание. Но оно настолько зыбко и прихотливо, что с легкостью переходит в свою противоположность.
Храм Верхнечаданского хурээ имеет статус памятника республиканского значения, включен в федеральную целевую программу. В рамках этой программы Москва выделяла деньги на работы по его восстановлению. Небольшие, хотелось бы больше. Однако худо-бедно, но почти три миллиона рублей из Москвы было получено, а из республиканского бюджета не было выделено ни копейки, хотя в договоре есть положение о долевом участии в финансировании. Министерство культуры Тувы регулярно расписывается под этим обязательством, но еще ни разу его не выполнило.
– Федеральная целевая программа «Культура России», рассчитанная на 2001-2005 годы – серьезная вещь. Принята она постановлением Правительства Российской Федерации от 14 декабря 2000 года – в целях комплексного решения проблем сохранения и развития культурного потенциала страны, сохранения и эффективного использования культурного наследия народов России. И финансирование из федерального бюджета на все мероприятия этой программы было предусмотрено солидное: на пять лет – 28 миллиардов 408 миллионов рублей.
Использовало ли правительство Тувы все финансовые возможности федеральной программы для сохранения нашего культурного наследия?
– Увы, увы… Деньги выделялись не каждый год. Ведь для их получения нужно было ежегодно, в срок, отправлять заявку на следующий год и отчет о проделанной работе: куда и как потрачены уже полученные средства. А это делалось не каждый год. То опаздывали с заявкой, то с отчетом: отчитываться было не о чем – вместо реставрации храма деньги использовались на другие нужды. Каждый раз приходилось звонить, выяснять, торопить тувинское министерство культуры.
– Министры при этом сменяли один другого: одного снимали, другого назначали, третий в Думу уходил, четвертого под суд отдавали. Кстати, скольких же министров культуры вы «пережили»?
– Пятерых. Серен. Ондар. Наксыл. Данзын. Сейчас Зоя Баир-ооловна Самдан, с ней я познакомилась, приехав в Кызыл в этом году. Ну, она-то хоть не встретила меня словами: «Зачем вы приехали? Мы вас не звали!», как когда-то Ондар.
– Вы прямо наизусть всех помните, в хронологическом порядке. А действительно, зачем вы приезжаете? Деньги за проект реставрации храма вы давно получили. Ну и сидели бы себе спокойно на пенсии в Москве. Зачем вам эти хлопоты, утомительные хождения по чиновничьим кабинетам, палаточная жизнь во время проходящих в Чадане фестивалях живой музыки и веры «Устуу-Хурээ»?
– Когда Игорь Дулуш, автор проекта этого музыкального фестиваля, названного в честь храма, в очередной раз пригласил меня принять участие в фестивале, у меня не было не малейших сомнений в том, что это надо сделать. Я не могла не поехать.
Конечно, и сам фестиваль мне очень интересен – это будет третий, на котором я побывала – в качестве почетного гостя. Но, кроме того, я не могла отказаться от возможности попасть в Кызыл – в министерство культуры и другие начальственные кабинеты. Не могу сказать, что мне там бывают очень рады, скорее наоборот… Ведь когда я в Москве, то и беспокойства от меня меньше, и очень удобно списывать на меня свое бездействие.
Я знаю, как докладывается высокому начальству: сама Хаславская , мол, виновата – тормозит работу. И проекта-то вообще нет, и всю документацию она увезла, и смету раздула до астрономических объемов, а смета это, к слову сказать, составлена в 1992 году, в тех, естественно, ценах. Да и вообще она здесь мозолит глаза, чтобы себе денежек урвать.
Все это, конечно, неприятно. Однако, как гласит восточная мудрость, «собака лает, а караван идет». Для меня важно, чтобы дело не умерло. И поэтому я пользуюсь каждой возможностью, чтобы расшевелить это болото – глядишь, кроме пустого бульканья что-то полезное сделается.
Федеральная программа «Культура России» продлевается до 2010 года. Значит, сохраняется надежда на продолжение работ по реставрации Устуу-Хурээ при финансовой помощи Москвы. А из Тувы даже заявку на 2006 год не озаботились направить в Министерство культуры России. Почему-то в Москву пошла заявка на ремонт Самагалтайского хурээ, хотя это просто вновь отстроенное здание, не имеющее никакого отношения к историческому и культурному наследию. Почему министерство культуры России должно финансировать ремонт новой постройки?
Когда я узнала об этом за неделю до окончания срока подачи заявок, пришла в ужас! Пришлось звонить из Москвы в Кызыл, торопить, ведь если заявка не подается, это значит, что республика просто отказывается в федеральной программе участвовать, отказывается продолжать работы по восстановлению Устуу-Хурээ.
С трудом и велики
Надежда АНТУФЬЕВА