СТРАННАЯ СКАЗОЧНИЦА

Она верит в драконов, множественность миров и мечты. Любит детей и космос, прекрасно рисует и лепит, а еще – смолит сигареты и пишет сказки. Сказки, которые интересны не только детям.

– Ольга Кноблох? Это та писательница, которая «Слезы Фей» написала?! Ой, а мы в школе проходили, на факультативе! Интересно написано! У нас даже очередь в библиотеку за ее книгой была, – сразу загорелась моя абаканская однокурсница, когда я обмолвилась о том, что иду на интервью.

Оля живет в Абакане. Обычная квартира: окна, стены, железная дверь и совершенно необычный человек – двадцативосьмилетняя сказочница. Примерно так в детстве я представляла себе крестных-фей: веселые лучистые глаза, добрая улыбка и мягкий голос. Никак не могла избавиться от ощущения, что сейчас попросят загадать три заветных желания, как в сказке. Но вместо этого меня пригласили на кухню, напоили чаем и накормили булочками. И одно мое желание тут же исполнилось, ибо, как истинная студентка, я была голодная и без денег.

КОРОЛЕВСТВО НА СТОЛЕ

–Оля, мне всегда было интересно: а во что в детстве играют писатели-сказочники? В куклы-машинки, или во что-то другое, особенное?

– Все детство мое прошло в бесконечной сказке, я родилась в ней. Постоянно что-то выдумывала, фантазировала. В раннем детстве, конечно, короли-принцессы. Был у нас с приятельницей Город в Мешке: объемистый такой мешочек, в котором хранилась куча разных кубиков, кусочков всяких ненужных вещей, которые на первый взгляд, казались ну совершенно непригодными для игр.

Но у нас все шло в ход! Как только на улице сильный мороз или дождь, мы не расстраиваемся, а раскладываем на столе свое королевство. Выбираем королеву, принцев, строим шикарные дома, мостим улицы. Так часами играли! Этот город, кстати, лег в основу одной из моих книг – «Слезы фей», которая вышла в 2002 году в издательстве Хакасского государственного университета.

Когда стала постарше, увлеклась космосом. У меня была целая коробка разнообразных космических монстров с бластерами. Еще строила с друзьями всякие космические конструкции. Особенно хорошо для этого дела подходили упаковки пенопластовые от телевизоров и всякой прочей техники. Они ячеистые, в них много коридорчиков разных, можно понатыкать булавок, всяких интересных деталек от сломанных приемников, например.

В общем, все что напоминало нам космическую технику, шло в дело: гвозди, проволока, кнопки… А! И пластилин, конечно! Пластилина тонны просто ушли, у нас вся квартира в нем была. Во дворе с ребятами играли в «космос», все время что-то исследовали, колонизировали планеты.

БЕЗУМНО ИНТЕРЕСНЫЙ МИР

– А откуда пошло такое бурное увлечение фантастикой?

– У нас все в доме любили фантастику. Родители даже брата моего в честь Станислава Лемма назвали. А уж какая у нас библиотека домашняя! С детства очень много читала: Лем, Булычев, Шекли, Бредбери. Я росла на этом.

Безумно любила на ночное небо смотреть. В детстве хотела стать астрономом и глядеть на звезды через большой-большой телескоп. Часто брала бабушкину готовальню и рисовала звездные карты. Потом на этих картах делала дырочки – как бы следы всяких космических существ на неизвестных планетах. Фантастика – это безумно интересный мир. Как его можно не любить?

– А почему, несмотря на такую любовь к научной фантастике, книги твои написаны, в основном, в жанре фентезийной сказки?

– Все очень просто. С математикой у меня всегда было очень худо. А если пишешь научную фантастику, то знания точных наук необходимы. Чем дальше углубляешься в космические дебри, тем больше различных физически-математических сведений нужно…

Так что пришлось отказаться от космоса и писать сказки. Хотя фэнтези тоже писать очень сложно. И настоящие мастера это делают так, что в этот мир веришь, как будто именно он и является реальным. Он, а не тот, в котором мы живем. Но я свои сказки стараюсь все равно модернизировать, они с технологией так или иначе, но связаны. Такие вот странные получаются сказки, где драконы соседствуют с оружием будущего – бластерами.

ХОЛОДНАЯ СМЕТАНА В ОТКРЫТОМ КОСМОСЕ

– А откуда берутся идеи для книг?

– Мои книги – очень автобиографичны. Все идеи, которые в книжках использовала, я сгенерировала, наверно, лет до двенадцати. Многие из них рождались в играх. В каждой детской игре есть сюжет, и очень часто весьма любопытный и нестандартный. Если его развить, напридумывать кучу разнообразных деталек, классная вещь может получится!

Детские идеи – самые увлекательные. Например, когда я была маленькая, один мой дворовый знакомый придумал монстра, которого можно было убить только холодной сметаной. Какой взрослый фантаст придумает такого? А ребенок нафантазировал. И знаешь, мы сильно изворачивались, чтобы в открытом космосе, в который играли, где-то раздобыть холодную сметану. Да уж…были у нас такие чудовища, что и в жутких кошмарах не приснятся! Мне, наверно, еще на дюжину книжек хватит.

А еще идеи во снах рождаются. Когда бодрствуешь, голова работает на воплощение, но не на идеи, а во сне, наоборот: за компьютер же не сядешь, печатать не станешь, только спишь и сочиняешь. Бабушка моя покойная говорила: чтобы сон запомнить, как проснешься, не прикасайся к голове. А еще лучше: если снится что-нибудь интересное, то просыпайся постепенно. И просыпаясь, хватай, держи свой сон. А то вскочишь и думаешь: ну ведь было, было же! А что было – уже не вспомнить. Ходишь с ощущением какой-то потери.

– Кто был твоим любимым писателем в детстве?

– Булычев, наверно… В тот период он был самым доступным. А еще сходила с ума по Крапивину. Потом некоторое время – Артур Кларк, очень любила его «Конец детства», а затем, и до сих пор, наверно, – Курт Воннегут.

– А любимая сказка была?

– Конечно. Сейчас уже точно не помню, народ какой страны ее придумал, но называлась она «Девушка, которая плела сумки». Эта сказка о девушке Лаванне из папуасского племени, которая не умела общаться с людьми. Все, что она умела делать – плести сумки, с которыми папуасские женщины потом ходили за фруктами. Однажды все племя снялось с постоянной стоянки и ушло в какое-то паломничество, а Лаванну забыли. Она поплакала-поплакала, поймала себе крабов на обед, а потом села на берегу моря и стала плести свои сумки из лыка, потому как больше ничего делать не умела. Время шло. Крабиков становилось все меньше и меньше, а племя удалялось все дальше и дальше.

Но однажды сын вождя племени заметил, что нет среди них Лаванны, он забеспокоился, стал спрашивать у всех, но никто не знал, где девушка. Тогда принц решил отправиться обратно на стоянку за Лаванной. Претерпев кучу трудностей, он все-таки дошел до стоянки, подошел к девушке. Та плела сумки. Но лыко вдруг стало рваться, и она, заволновавшись, обернулась, увидела принца. «Что вы здесь делаете, ваше высочество?» – воскликнула она. «Я пришел за тобой, потому как когда-то давно наши родители сговорились нас поженить», – ответил ей сын вождя.

Тут они взялись за руки и пошли вперед к светлому будущему, туда, куда в конце счастливых сказок всегда уходят принцы и принцессы, даже если на них не роскошные платья, а всего лишь кокосовые скорлупки и пальмовые листья. Я очень сильно любила эту сказку, представляла себя Лаванной.

Это именно я сидела и плела сумки на берегу! В подростковом возрасте я тоже плохо сходилась со сверстниками, сильно комплексовала по этому поводу, старалась не выделяться из толпы, одеваться и говорить, как все, но получалось не очень-то. И поэтому я мечтала и читала сказки. А потом стала их писать.

КОГДА Я СБЕЖАЛА ИЗ МУЗЫКАЛЬНОЙ ШКОЛЫ...

– Оля, а во сколько лет ты выявила свою тягу к литературному творчеству?

– В год с копейками. Я тогда сочинила стишок про своего медвежонка Умку:

Ум а ум а ум аа
Ум а ум а ум аа

А в два года я попробовала себя в качестве прозаика, и родилось такое: «Жила была девица Ася и упала в яму. Все».

В семь лет написала свое первое произведение про космос: «Путешествие на планету Эйсимус». Даже иллюстрации сделала. Мама напечатала это мое творчество на машинке, а папа даже переплел. Родители у меня тоже люди творческие. Папа, Александр Кноблох, – скрипач, настоящий творянин. Мама, Светлана Решетникова, – безумно деятельный организатор, почти всю жизнь проработала в театре. Родители очень хорошо друг друга дополняют.

Они мне очень помогли, когда я загорелась писательством. Когда в девятнадцать лет я написала свое более-менее серьезное произведение: «Сказку без конца», они были моими самыми первыми читателями. Когда я сбежала из музыкальной школы, проучившись там три года, родители очень боялись, что ничем в себе творчества я так и не проявлю. Они ведь все время от меня чего-то ждали, думали: если не в музыке, так где-то в другом деле из меня что-то вылезет, какой-то же должен быть талант? Ведь как может быть по-другому?

Они старались, воспитывали, читали мне такие умные книжки, играли в такие познавательные игры, покупали такие интересные игрушки, возили меня по разным городам, показывали замечательные музеи…
И чтобы из этого всего не было никакого выхлопа?! Когда же он, наконец-то, появился, они тут же захлопали в ладоши и сказали: «Давай-давай, дерзай!» Папа критиковал мои произведения больше, чем мама. Мама, видимо, просто умилялась, и от этого умиления не могла сказать, что что-то не так.

СИБИРСКИЕ «УЖАСЫ»

– А твои родители, кстати, откуда родом?

– Вообще-то мы все с Украины. Я там до двух с половиной лет жила. Но мои родители из того типа людей, которые с воодушевлением строили БАМ и вспахивали целину. Где-то в годах 80-х они приняли решение ехать покорять Сибирь. Все родственники были в шоке, говорили маме с папой: «Ну, вы-то ладно, если неймется, так езжайте, ищите приключений среди медведей, но ребенка-то хоть оставьте! Пусть растет здесь, на наших абрикосиках!» Но родители подхватились, взяли с собой меня, бабушку и по совету одного папиного друга отправились в Абакан.

Причем, представление мы об этом городе имели весьма смутное, головы были забиты стереотипными медведями и громадными сугробами. Первым делом в Абакане мама купила себе теплющие мохнатые унты, она была, наверно, единственным человеком, который их тогда в городе носил. В Абакане мы обосновались прочно, но каждое лето меня отправляли к родственникам на Украину – отъедаться. Меня там все звали не иначе как Сибирячкой. Я же обожала усиливать и без того жуткое мнение о Сибири у моих сверстников. Так что, если сейчас на Украине выросло поколение, которое знает о том, что в Сибири в городах бегают медведи и зима длится по десять месяцев, то это благодаря мне.

Но в конце 90-х так сложились обстоятельства, что папа уехал в Туву. Там нашлась хорошая работа. Отец по две недели жил в Кызыле и в Абакан к нам приезжал только на выходные. Это было не слишком удобно, поэтому, когда в 2004 году появилась возможность перебраться в Кызыл вместе с мамой окончательно (мама стала работать заместителем директора Тувинского музыкально-драматического театра), они с радостью ею воспользовались и до сих пор не жалеют, любят Кызыл.

– А ты как к этому городу относишься?

– Мне он тоже очень нравится. Там у меня много хороших знакомых, да и вообще там полно людей интересных, нестандартных. Папа как-то историю рассказывал: была темная ночь, он возвращался с репетиции домой, и вдруг дорогу ему загородил плечистый такой товарищ разбойного вида. Папа интеллигентно так скрипочку к себе поближе прижал, остановился, стал думать, куда бы сбежать побыстрее.

Товарищ тоже остановился, на инструмент папин покосился, спросил: мол, это что такое? Отец объяснил, а товарищ закивал: «Скрипач, значит, музыкант! Помню, меня мама в детстве в оперу водила, там тоже играли». И тут же начал великолепным голосом совершенно точно напевать «Танец половецких девушек» из «Князя Игоря»! Папа сначала опешил, а потом скрипку достал и стал подыгрывать. В общем, здорово так они сыгрались, товарищ даже потом папу до дома проводил, когда прощались, сказал: «Хороший ты человек! Если что, если какие проблемы будут, обращайся ко мне, Сергею Сергеевичу Ондару, всегда помогу»! Вот такие в Туве люди. Люблю туда приезжать.

И КАЖДАЯ УБОРЩИЦА РАБОТАЕТ НА ГОЛЛИВУД

– Можно ли заработать литературным трудом при жизни и при этом не скатиться до книг коммерческих и однотипных?

– Можно, конечно! Мне, правда, это пока не очень удается, но это не значит, что у других не получается. Я не умею ходить по изданиям и пристраивать свои книги. Умею только писать. Вернее, нет, не так: я не умею не писать. Ужасно боюсь, что все это забуду, все свои идеи, сюжеты, и они погибнут. Мои сказки сочинялись ради того, чтобы читать их детям. Своим, чужим – не важно, главное – детям.

Но все мои произведения, которые издавались, издавались не мной, просто были люди, которые брали меня за руку и вели по редакциям. Пока изданы у меня только «Слезы Фей» и «Сказка без конца». Часто помогает просто случай. Так, например, я продала сценарий своей «Сказки без конца» в Лос-Анджелес.
Получилось это вот как. Елена Ланская (сейчас она режиссер, работает в Америке) была когда-то давным-давно гражданкой СССР и в бытность свою студенткой Абаканского музыкального училища была знакома с моим отцом, который в этом самом училище преподавал. А потом Елена уехала за границу. Через некоторое время связалась с моим папой, завязалось общение, переписка. Отец как-то ей похвастался: «Вот у меня дочка пишет, в газете ее произведение опубликовали».

А в Лос-Анджелесе есть альманахи, газеты на русском языке. И Елена попросила переслать ей мои рассказы. Она совершенно добровольно относила их по редакциям. И их печатали! Даже гонорары приходили! Я так радовалась! А потом Елена прочитала мою «Сказку без конца» и предложила написать сценарий по ней, она хотела отнести его в киностудию «Hallmark Entertainment», которая специализируется именно на сказках, на этой студии снимались, например, «Одиссея», «Мерлин» и «Десятое королевство».

– А до этого ты когда-нибудь сценарии писала?

– В том-то и дело, что нет! Только для утренников в педучилище. И все же я решила попробовать. Написала. Переслала. Пришел ответ: «Отлично, только переведи на английский у себя в Абакане. Потому что тут я никому не доверяю, здесь каждая уборщица на Голливуд работает. Если отдам кому-то переводить, то стоять фамилии Кноблох уже не будет, тут же сценарий продадут под другим именем».

Я попросила одну из своих преподавательниц в Хакасском государственном университете – Анну Ивановну Аданакову. Она мне очень помогла, сделала хороший перевод. Переведенный сценарий в Лос-Анджелесе понравился. Их очень впечатлили диалоги. Правда, сказали, что сама идея избитая (злая ведьма превращается в добрую), даже привели пример фильма, в котором было что-то подобное. Но сценарий взяли. Заплатили часть гонорара (вторую должны были выплатить по выходу фильма) и даже бумажку прислали, которая подтверждает мою принадлежность к сценаристской братии.

А потом… Потом моя «Сказка…» накрылась Гарри Поттером. После книг Роулинг еще очень долго другие сказочные фильмы не будут иметь успеха. Так что я – сценарист без фильма. Гонорар хороший заплатили, но так ничего и не сняли пока. Только сертификат и остался, храню.

В НОВУЮ ЖИЗНЬ – С ТУМБОЧКОЙ, КРОВАТЬЮ И ПИШУЩЕЙ МАШИНКОЙ

– Оля, а как предпочитаешь книги писать: на компьютере печатать, или от руки на бумаге, как вдохновение чаще приходит?

– Нет, от руки не люблю. Предпочитаю печатать, правда, компьютера у меня сначала не было. Зато была дома печатная машинка. Древняя и гремучая. «Слезы фей» были полностью напечатанный на ней. Как вспомню, так вздрогну! Все-таки машинка — это гораздо менее удобная штука, чем компьютер. Но все равно с машинкой не расставалась. Даже когда в 1997 году решила поиграть в самостоятельность, то переехала в квартиру с тремя вещами: тумбочкой, кроватью и незаменимой печатной машинкой. Каждый вечер изводила соседей стуком. Впрочем, мучались они недолго, как только у меня кончились деньги я, как миленькая, вернулась домой.

Потом стала набирать свои тексты в газете «Шанс». Владимир Иванович Борисов, человек, который сыграл огромную роль в моей судьбе, любезно пустил меня на свое рабочее место. Я туда приходила, и мы допоздна сидели. Я сама набирала. Тогда была не просто «чайником» в компьютерах, а… даже слова не могу подобрать! Кроме клавиатуры вообще не знала ничего!

Когда случайно куда-то нажимала, и у меня исчезал текст или появлялись какие-то непонятные значки, тут же начинала орать через весь зал: «Владимир Иванович!!! Помогите!» Сейчас, когда я уже доросла до «чайника», правда, пока еще без крышки, понимаю, что это были совсем уж элементарные косяки, но у него хватало терпения почти на меня не сердиться и нажимать все обратно, исправлять. Потом в 1999 году, после гонорара за сценарий «Сказки без конца», я купила себе компьютер.

ДОРОГА ИЗ ЖЁЛТОГО КИРПИЧА

– Кто помогал тебе на первых литературных порах?

– Родители, конечно. И есть еще в Абакане три человека, которые проложили в моей литературной жизни дорогу из желтого кирпича, по которой можно долго и счастливо шагать к светлому будущему.

Это Наталья Марковна Ахпашева, хакасская поэтесса и Ольга Юрьевна Ашмарина, она долгое время была редактором журнала «Абакан литературный». Я с ней познакомилась, естественно, по делу: вы – издатель, я – писатель. Но как-то так получилось, что через несколько лет я вышла замуж за ее сына Севу.

Но человек номер один в моей писательской судьбе – Владимир Иванович Борисов. Борисов, он…он – гуру. Величайший знаток фантастики, организатор клубов любителей фантастики в Абакане: «Гангури», «Центавр», «Массаракш». Фантастику знает, как никто. (Прим. автора: В. И. Борисов – один из авторов первой отечественной «Энциклопедии фантастики» (1994) и составитель знаменитой двухтомной энциклопедии «Миры братьев Стругацких» (1999), автор более пятисот статей по фантастике, нескольких переводов с польского, английского, испанского, болгарского, немецкого и чешского.)

Меня к Борисову отправили вышеупомянутые дамы. Посмотрел он мое творчество, чего-то увидел в нем и предложил поучаствовать в фестивале фантастов «Белое пятно» в Новосибирске. Это был 1995 год, я, радостная, тут же собрала чемоданы и отправилась. Тусовка на фестивале – одни писатели-фантасты, то есть мужики, бородатые и в очках. Все друг друга уже сто лет знают, но из-за этого себя чужой не чувствуешь. Совершенно необычный мир, мне было в нем очень легко и приятно.

– А что дают подобные фестивали писателю?

– Ну, во-первых, нужный настрой, во-вторых, возможность поучиться мастерству у коллег, и, в-третьих, можно попробовать свои силы, понять, действительно ли ты чего-то как писатель стоишь, или это не твое. Можно, конечно, еще попробовать вступить в Союз писателей и так приобщиться к творческой братии, но тут все очень субъективно.

В 2002 году приехала в Абакан выездная комиссия Союза Писателей России. Наталья Марковна Ахпашева решила, что я должна попробовать вступить. Отнесла я свою «Сказку без конца», рассказики мелкие разные. Вместе со мной пыталось вступить очень много талантливых людей, я была абсолютно уверенна, что не пройду и потому не боялась совершенно. Но меня взяли. Меня и поэтессу Ольгу Дмитриеву. И больше никого. Я была безмерно удивлена, на мой взгляд, было много других, гораздо более достойных. Очень многие настоящие писатели не являются членами Союза Писателей не потому, что задирают нос и не хотят туда вступать, а просто их туда не принимают.

ДРАКОН КАК СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЕ ЖИВОТНОЕ

– А в конкурсах литературных ты участвуешь?

– Не так чтобы очень, но бывает. Ездила, например, в 2003 году в Москву на «Роскон». Там проводились мастер-классы с разными писателями. Мне очень хотелось попасть к Святославу Логинову. Очень его уважаю, он со словом работает, как никто. Если писать фэнтези, то так, как это делает Логинов.

Так что я была безумно рада, когда рукопись моей книги «Черный колодец», которую я посылала, прошла отбор и меня пригласили в Москву на мастер-класс. Народу съехалось – тьма! Логинов всех авторов-участников сначала основательно пропесочил. Меня тоже ругали, в основном, за банальность реальности: у меня в «Черном колодце» совершенно кондовый фэнтезийный мир, таких штук пятьдесят на один квадратный метр в любом книжном магазине. Зато понравилось писателю то, что драконы у меня в книге – это не величественный и грозный объект поклонения, а мирные, даже немного ленивые сельскохозяйственные животные. После основательной критики подвели итоги, среди всех нас, начинающих авторов, выбрали победителя. Им оказалась я.

Еще, это уже вместе с мужем Севой, (он работает на радио, но творчество тоже через край лезет), участвовала в фантастическом конкурсе «Рваная грелка». Рваная, потому что там ТАК рвут-критикуют, что если тебя сразу не сдует, то толк, может быть, и выйдет когда-нибудь. «Грелка» проводится ежегодно весной и осенью.

Правила «Грелки» таковы: за двадцать четыре часа нужно написать и отослать по Интернету рассказ на тему, которую устанавливает Самый Главный. В качестве Самого Главного выступают уже известные писатели. Мы с Севой участвовала в «Грелках», где задания давали Логинов, Олди и Шекли. Причем, задания дают очень заморочные, такие, что нельзя быстренько уже готовый рассказик подогнать и отправить. «Грелка» – что-то среднее между творчеством и спортом. Идешь не только на результат, но еще и на время. На весенней «Грелке» мы с Севой вместе написали небольшой рассказ «Акуна-матата».
Рассказ вошел в двадцатку победителей и был опубликован издательством «АСТ» в сборнике «Гуманный выстрел в голову», серия «Звездный лабиринт», в 2004 году.

СТРАННЫЕ СПОРЫ СТРАННЫХ СУПРУГОВ

– С мужем совместно только рассказы пишите, больших произведений не пробовали?

– Пробовали. Начали писать книгу фантастическую. Как мы ее писали! Мы ругались из-за каждого сюжетного хода, у нас были такие баталии! В тот период с нами вместе в квартире жила еще мама Севы, Ольга Юрьевна. Слушая наши жуткие споры, она смеялась: «Нормальные супруги совершенно из-за иных вещей ссорятся: ревность, заевший быт, а вы!» Действительно, мы могли ночами не спать, спорить насчет сюжетных ходов. Но иногда мы мыслили одинаковыми словами и предложениями! И так это все было здорово!

А потом… вышла книга Лукьяненко «Сумеречный дозор». Идеи витают в воздухе. Наша идея оказалась очень схожа с лукьяненковской. Так что пришлось книгу бросить. Жаль очень, ведь даже совместный псевдоним с мужем придумали – Василий Пржевальский. Родился он так: некоторое время назад мы собрали кучку деятельной молодежи и создали музыкальную группу «Верблюды Пржевальского».

Я была, в основном, на бэк-вокале, а Сева на флейте и хомусе играл. Он очень быстро осваивает разные инструменты, хотя его, кстати, родители в детстве, в отличие от меня, в музыкальную школу не отдали. Он до сих пор дуется на них по этому поводу.

Группа наша так нигде и не выступила, но в определенных кругах, не дав ни одного концерта, была весьма известна. Мы репетировали долго-долго. Насочиняли кучу песен, среди которых, зуб даю, есть хиты. Но группа загнулась из-за непримиримых творческих разногласий, а вот Пржевальский остался.

Сейчас, наверно, с год уже практически ничего не пишу, ни с мужем, ни одна. Так, запятые только расставляю. Сяду, старый файлик почитаю, ошибки поищу. Мелкая правка, ловля блох. Но творчество-то все равно лезет, хоть и не пишешь, но мыслишь, идеи новые придумываешь, сюжеты, хотя бы в голове. Но оформлять все это в книгу времени нет: в прошлом году родился у меня сын, Марик, так только им и занимаюсь.

Веду дневник наблюдений за сыном. И думаю, что это представляет из себя какую-то ценность, если не как художественная литература, то как документ эпохи. Я описываю в дневнике все подвиги сына, все-все-все и, естественно, туда попадает и атмосфера в которой мы живем: люди, события…

ПОШЕЛ ЗА СПИЧКАМИ, А, В ИТОГЕ, МИР СПАС

– Когда садишься писать книгу, уже знаешь, чем она закончится?

– Не всегда. Хотя общий строй обычно вырабатывается сразу. Зато потом, с сюжетными линиями, начинается головная боль. Обычно у меня несколько файлов, над которыми работаю. То есть я иногда упираюсь, как витязь на распутье, и не знаю, какую дорогу выбрать.

Тогда делаю несколько файлов и пишу несколько вариантов развития событий (самое главное – не увлечься, чтобы не получились две самостоятельных книги). А через некоторое время со свежими силами выбираю тот вариант, к которому душа больше лежит, доверяю интуиции. Потом копию ненужную удаляю либо оставляю и изредка перечитываю, думая: а ведь могло бы быть и так…

Иногда, когда пишешь, рождаются вдруг просто слова какие-то. Надо их тут же записать, пока не забыла, потому как слова можно потом обрастить «мясом» и создать новые сюжетные ходы и идеи. Идеи – как растения, они бывают настолько обширны, что включают в себя несколько подъидей-побегов. Можно отщипнуть эти «побеги» и, пересадив отдельно, вырастить что-то совершенно новое. Потом сама удивляешься: как из этой идеи вдруг вышло такое?

Когда пишешь сказку или книгу в жанре фэнтези или фантастики, то как-то не можешь избежать глобальной идеи мирового значения, всегда получается так: пошел за спичками, а, в итоге, мир спас.

ЖИЗНЬ СО СЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ

– Оль, а где учат на писателя-сказочника?

– Не знаю, (улыбается). У меня, например, за плечами педучилище и четыре полных курса Хакасского государственного университета на факультете романо-германской филологии.

Но чтобы писать сказки, нужно, наверно, просто уметь мечтать и любить детей. Когда я проходила практику в садике, то поняла, что мне очень весело с детьми. Подозреваю, что это и есть мое призвание – работать в детском саду. Там как раз много детей с хорошей фантазией, и это безумно здорово!

Считанные единицы среди детей не умеют фантазировать. Всегда таких очень жалею. Вот они смотрят на куклу и говорят: это кукла. Смотрят на цветок и говорят: это цветок. Они видят только цветок и не видят домика для Дюймовочки! Они не видят тайны в окружающем.

И еще, с возрастом, некоторым людям почему-то тоже свойственно терять фантазию. Тот, кто был фантазером в детстве, став взрослым, превращается в упрямого материалиста.

Но детство… Детство – это период мечтаний и сказок. Когда в садике работала, было такое чувство, что мне вернули кусочек детства. Моя книга «Слезы Фей», кстати, придумывалась именно в период моей работы в детсаде. Я частями рассказывала эту книгу ребятишкам на тихих часах, прогулках и всегда в конце просила подумать, а что же, на их взгляд, будет дальше. И был один мальчишка, Валя Грызин, который всегда угадывал. Родственная душа. Фантазировал на ходу! Очень надеюсь, что какой-то след в его душе я оставила. Сейчас он уже довольно большой молодой человек и, наверно, не слушает сказок.

Хотя они ведь не только для детей. Взрослым тоже очень нужны сказки.

– А зачем взрослым сказки?

– Как зачем? Сказки делают мир светлее, добрее. А разве только детям нужен добрый мир? В жизни всегда должны быть корешки-расточки сказки. Если их потерять то тогда, наверно, жить будет вовсе неинтересно и незачем.

Очень хочется верить, что есть реальность, где совершенно естественно увидеть колобка, который катится по дороге и поет песни, где можно разрезать волку брюхо и выпустить Красную Шапочку, а потом брюхо зашить, и волк живой побежит дальше.

Сказка – это жизнь. Только немного другая. Со счастливым концом.

Надя АНТУФЬЕВА