НЕ НАДО СТЕСНЯТЬСЯ ДЕЛАТЬ ДОБРЫЕ ДЕЛА

Всегда казалось, если кому и быть депутатом, то это именно Виталию Валькову. Такое точное попадание в образ избранника от народа во власть: позитивный, понимающий, корректный. Он – один из немногих государственных мужей, кто не вызывает резкого отторжения. Импонирует и то, что в своих выступлениях не использует заготовок, более того, читает свои стихи, каждый раз сочиненные специально.

В такой глянцевый, ничем не цепляющий образ, можно было бы и поверить, если не знать, что политика – занятие не для слабонервных. Случаи не замедлили представиться, как оказалось, Виталий Вальков может быть и жестким. Но зацепила как раз не жесткость, а эмоции и чувства, которые всегда ощущались в его выступлениях.

А потом я прочитала его стихи. Сначала «Оду бюрократу» и еще пару стихов на тему политики, а потом – лирические. И мне стали интересны настроениея души в эпоху перемен. Эти настроения я нашла в поэтических (не политических) сборниках депутата Законодательной палаты Великого Хурала Республики Тыва Виталия Валькова.

«КАК РОСИНКА С ЛАДОНИ»

– Виталий Григорьевич, в прошлом году у вас вышел второй поэтический сборник. Вы давно публикуетесь?

– Желание издать свои поэтические сборники пришло недавно. Меня подтолкнула к этому реплика Марии Андреевны Хадаханэ, у которой я учился в институте. На одном из юбилейных мероприятий после того, как я прочитал свои стихи, она мне сказала: «Не пора ли переходить к серьезным стихам?» Пришлось собирать свои черновики, что-то восстанавливать по памяти. Во время этой работы стали рождаться новые стихи.

А пишу еще со школы. Многое из школьного периода утрачено, но впечатления детства и юности очень четко сохранились в памяти. Первый небольшой сборник носит, скорее, сувенирный характер, в него вошли стихи-воспоминания о детстве и юности, о родных местах, друзьях. Он называется «Росинка на ладони».

– Стихи там больше ностальгические, по детству, юности:

«Как росинка с ладони на солнце согретая,
Укатилось короткое, теплое лето.
И искристый туман, поднимаясь с реки,
Оседает на наши седые виски».

– Мы как-то сидели за столом, настроение было слегка грустное. Годы летят, все уже дедушки, накатили воспоминания молодости, мы были уже достаточно «хорошие». Но потом настроение поднялось, стали петь, плясать. Вот тогда и родились стихи «Как росинка с ладони».

Я не считаю себя профессиональным, зрелым поэтом. Сборники издаю на свои деньги, на продажу они не идут. Просто дарю их близким людям. Хотя в последнее время ко мне обращаются с просьбой подарить экземпляр. Второй сборник – «Зеркало души» – уже более предметный, в него вошли мои лирические стихи – о природе, о родном крае, о чувствах.

– Последнюю главу этого сборника – «Коррозия» сложно отнести к лирике.

– Согласен. Была попытка показать в поэтической форме современные настроения, связанные с политической атмосферой. Скорее, это связано с общим настроением последних пятнадцати лет – перестройка, новые экономические, общественные отношения. Все эти события вызывали много эмоций, как положительных, так и отрицательных.

«Сломали все, что строили,
И… снова в светлый путь,
В потоп антиистории
В поход куда-нибудь…
Под лозунгами смелыми
С восторгом от потех,
Не то ценить умеем мы
И выбирать не тех»

– Чувство утраты явно доминирует.

– Речь ведь не идет об экономическом анализе, в котором можно выделить столбиком отрицательное и положительное. Стихи – это настроение души. Меняется жизнь, меняется и общество. Люди, которые рядом жили и работали, такие доверчивые и открытые для общения, жившие общими интересами, буквально на глазах стали уходить в себя, обособляться, выстраивать свой маленький мир, в который уже никого не впускают.

Это отгораживание от общества металлическими дверями, решетками и стало некоторым разочарованием. Хотя умом понимаешь, что это вызвано новыми экономическими отношениями, индивидуальной ответственностью за жизнь и судьбу своей семьи.

МЕЧТАЛ СТАТЬ ХУДОЖНИКОМ

– Сборники иллюстрированы вашими графическими работами? Еще одно открытие для меня лично, что вы – профессиональный художник.

– В моем первом дипломе значится профессия преподавателя художественной школы. Я окончил Красноярское художественное училище имени Сурикова.

– Рисовать тоже с детства начали?

– Мечтал быть и спортсменом известным, и врачом. Но с тех пор, как стал ходить в изостудию Дома пионеров и попал к Георгию Суздальцеву, он был тогда еще молодым художником, уже ни о чем другом не мечтал – только стать художником. Своим учителем и наставником считаю именно его.

Мы, впоследствии студийцы Дома народного творчества, участвовали в республиканских выставках и, что самое главное, вместе с выдающимися мастерами республики – Сергеем Ланзы, Татьяной Левертовской, Юрием Курским, Василием Деминым, Саая Сарыг-оолом. Общение с такими художниками очень много нам давало. Мы у них учились, они оценивали наши работы.

– Значит, вы учились в Кызыле?

– Только до шестого класса. Я учился в школе № 5, сейчас этой школы уже нет, она находилась в районе «Детского мира». Моим учителем и директором школы была Антонина Григорьевна Толстикова. Она сразу заметила во мне творческие наклонности. Даже помню картонный значок, который мне торжественно вручили на линейке – «Юный художник школы № 5». Тогда я учился во втором классе.

– У вас, наверное, в роду были художники?

– Мои родители – люди творческие, но на самодеятельном уровне. Можете представить себе глухую провинцию – село Моторское Каратузского района Красноярского края? Оттуда родом мои родители. Я тоже там родился. В Моторском было много переселенцев: казаки, латыши, литовцы, все занимались сельским трудом.

Моя мама, Мария Степановна, хорошо рисовала, всегда оформляла стенгазеты в школе, на работе. Она была простой работницей. Получить специальное образование ей помешала война. Когда я стал уже взрослым, видел ее рисунки. Она помогала моей младшей сестре справляться с уроками рисования, у сестры с рисованием не получалось вообще. Мама, безусловно, была художественно одарена.

У меня есть двоюродный брат Валерий Вальков. Вот он профессиональный художник, окончил художественное училище, сейчас работает в кинотеатре «Найырал». Его работы видят все кызыльчане и гости столицы.

– На интернет-сайте молодой якутской фотохудожницы Марии Дубровской я прочитала ее впечатления о Кызыле. Особенно ее восхитили киноплакаты «Найырала». Она написала – «наши (якутские) … просто «сосут кеглю». Вот такое неформальное признание. А ваши работы где-то можно посмотреть?

– Я занимался этим давно, в основном в Сарыг-Сепе, когда учился в старших классах и когда уже работал учителем. Я, кстати, являюсь автором эмблемы Сарыг-Сепской средней школы № 1. Еще в седьмом классе, победил в конкурсе на лучший вариант эмблемы. Горжусь тем, что она существует и поныне, уже 42 года. Здание Сарыг-Сепского узла связи украшает мое панно-мозаика из глазурованной плитки, а стены Бурен-Хемского Дома культуры – мои отдельно сохранившиеся росписи. Им уже 30 лет.

Я всегда больше тяготел к графике, чем к живописи, в училище принимал участие в выставках с графическими работами. Сейчас в свободное время занимаюсь только иллюстрацией.

«ЕЖОВЫЕ РУКАВИЦЫ» И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

– Виталий Григорьевич, а ваши родители давно приехали в Туву?

– В 1950 году мой отец, Григорий Васильевич, получил как участник войны, назначение в МВД Тувы. Мы переехали к новому месту работы отца в ноябре 1949 года. Было мне тогда всего два года. По рассказам родителей, до Григорьевки ехали с нехитрым скарбом на санях, запряженных… коровой. Потом на попутках добирались до Кызыла.

Первый год жили в полуземлянке, пока отцу не выделили маленькую комнатку в небольшом домике на пересечении улиц Щетинкина-Кравченко и Сесерлиг, ныне улица Титова. Этот домик и сегодня находится на том же месте, и каждый раз, проходя мимо, удивляюсь, как в этой крохотной избушке тогда проживали несколько семей с детьми.

Позже отец с моим двоюродным дядей Степаном Федосеевичем Овчинниковым построили дом побольше, на две семьи, на улице Вторая Рабочая, ныне улица Майская. В то время этот район назывался Болотом, в небольших озерцах даже водились рыба и ондатра, а в камышах гнездовались дикие утки. Ребятишки летом купались в этих озерцах, а зимой катались по льду на самодельных коньках, привязанных к валенкам.

– Я представляю эту картинку по вашему стихотворению «Снегири»:

Взгляни на зимний город изнутри:
Как много расплодилось в нем ворон,
Да грязных и оборванных «персон».
А ведь когда-то жили снегири,
Был воздух чище, что ни говори.
Из труб клубами вился белый дым,
И снег был серебристо-голубым,
И жили здесь красавцы-снегири
В объятьях ярко-розовой зари.
Восход встречали древние Виланы,
И город плавал в розовом тумане,
И розовые жили снегири.
И Донмас-Суг незамерзающий парил,
Прозрачный и хрустальный, как слеза,
Искристый, чистый снег слепил глаза,
Когда в Кызыле жили снегири».

Я поняла, что это ваши сегодняшние воспоминания. Интересно, каким вы были тогда, в детстве?

– По рассказам матери и отца – рос сорванцом. Хотя это мягко сказано, у родителей со мной были серьезные проблемы. С пятилетнего возраста спокойно ходил по Кызылу. Родители, бабушка с дедушкой – все работали, я был предоставлен сам себе.

Город знал хорошо. Летом с ровесниками пропадали на Енисее, купались, рыбачили. С четырех-пяти лет мы все уже хорошо плавали. Став постарше, ныряли с парома от середины реки и вплавь добирались до берега. Плавали под плотами. Однажды чуть не погиб. Нырнул под плот, зацепился трусами за вязальную проволоку, уже почти потерял сознание. Друзья вытащили.

Когда строился мост через Енисей, любили нырять с «быков», строители нас крыли трехэтажным матом. Я помню паромщика, инвалида войны, с деревянной ногой. Надо было пробраться, чтобы он не заметил. Прячась за машинами, мы проникали на паром, а потом с середины реки ныряли.

Родители старались держать меня в «ежовых рукавицах». Мне не давали вольностей, никто не баловал карманными деньгами. Причем, от мамы доставалось больше, так как она первая реагировала на мои поступки. Когда у нее заканчивались ресурсы, к воспитанию призывался отец. От отца мне серьезно попадало. Жесткость была оправдана. При характере, который у меня тогда был, я мог пойти совершенно не туда. Я им благодарен за то, что этого не произошло.

– Воспитательные методы действительно сработали. Сегодня мы имеем в вашем лице одного из самых положительных политиков республики. А с учебой проблемы были?

– Учился легко. У меня была хорошая память. Устные предметы я запоминал со слов учителя. Когда меня спрашивали, я практически полностью воспроизводил его речь. Это нравилось, а мне помогало учиться.

С математикой было сложнее, легко давался русский язык. У меня был, как сейчас говорят, грамматический слух. Писал правильно, но объяснить, почему пишется эта буква или ставится запятая, не мог.

Многие из одноклассников по начальной школе уехали из Тувы. Саша Афанасьев, наш староста, сейчас где-то в Прокопьевске. Леня Осмоловский был известным хирургом-травматологом в Туве. К сожалению, умер. Председатель совета дружины Людмила Подваленко, Татьяна Паршукова живут до сих пор в Кызыле.

Вот сарыг-сепских одноклассников я помню всех отчетливо. В классе нас было 13 мальчиков, на сегодняшний день в живых остались, по моим сведениям, только двое: я и Сергей Шатохин, он до сих пор живет в Сарыг-Сепе.

– А что случилось? Вроде мирное время…

– По разным причинам ушли из жизни. Двое погибли в армии, кто-то умер, несколько человек трагически погибли. В Сарыг-Сепе почти все рыбаки, а река ошибок не прощает.

Друзей детства уже, к сожалению, нет в живых, а настоящих друзей по жизни не так много, но они все мне дороги: Юрий Губарев, Михаил Доржукай, Виктор Харченко, Александр Самойленко, Юрий Кривцов, Григорий Миненко, Александр Абросимов, Марина Фирсова.

– Значит, вы окончили школу в Сарыг-Сепе?

– Я окончил там девять классов. После поступил в художественное училище в Красноярске. Я уже говорил, что выбор сделал под влиянием Георгия Суздальцева. В училище, кстати, учился с известными впоследствии тувинскими художниками Владимиром Ховалыгом и Юрием Деевым.

КОМСОМОЛЬСКО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ДОРОГИ

– А почему вы не стали художником?

– Все произошло довольно спонтанно. Я получил направление в Абакан, преподавателем детской художественной школы. Приехал, как положено, 1 августа, школа была закрыта, мне посоветовали прийти к концу сентября. У меня к этому моменту уже была семья, родился сын, денег нет, работы нет. И мы поехали к моим родителям в Сарыг-Сеп.

Там я случайно встретился с заведующим районо Василием Федоровичем Гайдуком. Он мне сказал: «В школе есть вакансия учителя, я переговорю с директором». Директором была Анастасия Георгиевна Орлова. Она до сих пор мой наставник, до прошлого года работала в школе, сейчас отдыхает.

Так я стал учителем черчения и рисования, а также мне дали часы по физкультуре. Стал вести творческие кружки по рисованию, спортивные секции. Больших трудов стоило мне уговорить директора Красноярского художественного училища, прекрасного человека Илью Ароновича Фирера, чтобы мне отдали документы.

Вот так судьба распорядилась, я вернулся в родную Туву и стал работать в школе. Воспоминания о работе в Каа-Хемском районе самые памятные, самые теплые. Именно в Сарыг-Сепе у меня произошло все самое значительное: я там женился, родились дети, много занимался творчеством, там у меня началась карьера.

– Про Сарыг-Сеп я тоже стихи у вас нашла:

«Наплывал сарыг-сепский вечер,
На полянке солнцем прогретой
Собрались у костра на встречу
Молодые совсем поэты…
Был стихами напоен воздух,
Был стихами обласкан слух.
Было лето. Луна и звезды.
И высокой поэзии дух».

– Это стихотворение я посвятил Марии Андреевне Хадаханэ. Она приезжала в Сарыг-Сеп, встречалась с молодыми поэтами.

В душе храню атмосферу Сарыг-Сепа того времени. Это были настолько открытые отношения между людьми, жили все, как одна семья. Все друг друга знали, все было на виду. Сейчас это, наверное, странно воспринимается, но это было в нашей жизни.

Мы все активно занимались общественной работой, много занимались спортом, я много рисовал. Именно тогда стал дипломантом Всесоюзного смотра художественной самодеятельности, мои работы экспонировались на выставке. Замечательное время самовыражения! Тогда этого не замечал, сейчас хорошо понимаю.

Я активно играл в футбол и занимался легкой атлетикой, туризмом. Даже был чемпионом республики среди учителей по спортивному ориентированию. Мои достижения: 1,65 метра – в высоту и 6,12 метра – в длину. Недавно смотрел соревнования в Сарыг-Сепе и с сожалением отметил, что при нынешнем отношении к физкультуре и спорту наши результаты вряд ли будут побиты. Я имею в виду районный уровень.

В те годы на республиканском уровне блистали в легкой атлетике Василий Баклыков и Вячеслав Хопров, в футболе – братья Белостоковы, в вольной борьбе – Изаил Хасанов, в боксе – Юрий Чихачев

– На таком активном общественном фоне ваш переход из школы в комсомол был логичным.

– Когда секретарь райкома комсомола Зинаида Ондар предложила мне поработать вторым секретарем райкома комсомола, я поначалу настороженно отнесся к этой идее, но потом меня свели по телефону с первым секретарем обкома комсомола Александром Александровичем Ромашовым.

Этого человека я очень уважал, мы сталкивались на различных спортивных мероприятиях. В тот год моя команда мальчишек заняла первое место в соревнованиях «Плетеный мяч», второе место – в «Кожаном мяче» (мы по пенальти проиграли юным динамовцам, у них был известный тренер – Нелюбин). Ромашов на всех этих соревнованиях всегда присутствовал, был очень открыт, отзывчив.

Разговор с ним, конечно, повлиял на мое решение перейти на комсомольскую работу. Уже через год на конференции меня избрали первым секретарем Каа-Хемского райкома комсомола. Руководил три года.

Комсомол был хорошей школой, это не пустые и громкие слова. Сейчас вряд ли можно назвать общественную организацию, которая бы целенаправленно готовила руководителей. Мы учились общаться с людьми, приобретали организационные и управленческие навыки, получили хорошую основу для государственной работы. Сегодня кто лучше всех умеет работать с документами? Те, кто прошел комсомольскую и партийную школу. Это очень заметно по работе в государственных структурах.

После комсомола, в 1980 году, мне предложили поработать в милиции. Тоже, кстати, традиция тех лет – комсомол давал рекомендацию для работы в силовых структурах. Но я не прошел медкомиссию. Сказались последствия перенесенного ревматизма.

После неудачной медкомиссии в коридоре райкома партии встретился с первым секретарем Виктором Абрамовичем Бакулиным, он меня в лоб спросил: «Прошел?». Я говорю: «Нет». Он мне: «Слава богу!». И прямо в коридоре предложил поработать в отделе пропаганды и агитации райкома партии. Дальше пошло по восходящей: от инструктора – до секретаря райкома по идеологии, затем – обком партии.

Честно признаюсь, этот путь я прошел за короткое время. В Кызыл переехал в 1984 году, начал работать завсектором обкома партии, в 1990 – перешел в горком партии. Мне посчастливилось работать с опытнейшими партийными работниками – Николаем Павловичем Федоровым, Виктором Абрамовичем Бакулиным, Агнией Афанасьевной Зайцевой, Василием Мироновичем Евтешиным, Григорием Николаевичем Долгополовым, которым я очень благодарен за наставления, внимание ко мне.

НА ПЕРЕЛОМЕ

– И закончился ваш партийный путь незадолго до путча: вашей отставкой с поста первого секретаря Кызыльского городского комитета партии.

– Да, на посту первого секретаря горкома партии я отработал всего год, уже в разгар перестройки, которая закончилась развалом Советского Союза и рождением Российской Федерации.

Время было напряженное, начался массовый исход из КПСС. Все стали писать заявления о выходе, начались обвинения партии.

Я принял решение уйти в отставку, так как при новых обстоятельствах не видел смысла в своей дальнейшей работе на этом посту. В июне 1991 года сделал открытое заявление и ушел со своего поста.

– Вновь избранный на альтернативной основе Совет народных депутатов Кызыла в 1990 году начал активно выступать против партии. Противостояние между вами и Юрием Слободчиковым было сильным?

– Нет, я бы не сказал, что мы сильно противодействовали друг другу. Конечно, критика была, но она была направлена против системы в целом. В отличие от сегодняшнего дня, когда стараются очернить человека лично.

Было очень сложно, когда начались межнациональные конфликты. Должен заметить: в этой непростой ситуации мы не спорили, а вместе работали. Критической точкой стало убийство трех рыбаков на озере. Их хоронили в Кызыле, похороны грозили перейти в акцию протеста или даже неповиновения, последствия могли быть очень тяжелыми.

Все – работники горкома, исполкома, депутаты – тогда все пошли в народ, успокаивали людей, как с одной, так и с другой стороны. Я считаю, в том, что удалось избежать более трагических событий, большая заслуга городских властей. Похороны, имевшие большой общественный резонанс, состоялись, но на этом активные акции закончились.

Последствия тех событий, я считаю, были очень тяжелыми для республики. Миграция русскоязычного населения, выезд специалистов – все это ощущается сейчас в полной мере.

– У вас сохранилась обида с тех времен?

– Личной обиды никакой нет. Нам выпало жить в эпоху перемен, а это всегда сложно. Есть чувство разочарования в некоторых итогах демократических преобразований, особенно у нас в Туве.

Я уверен, что разочарование испытывают и те, кто в самом начале активно включился в процесс преобразований. То, в каком состоянии находится республика сейчас, удовлетворять никого не может. Я даже не об экономической разрухе говорю, а о моральном состоянии, духе общества. Думаю, мечты о возможности свободно жить, самореализоваться, иметь возможность зарабатывать деньги, разбились у многих жителей республики.

– Виталий Григорьевич, вы же в те годы тоже стали заниматься бизнесом?

– В начале 90-х на эйфории свободного предпринимательства многие стали заниматься посреднической деятельностью, и я в том числе. Но не получилось из меня предпринимателя.

После отставки у меня был сложный период. Руку помощи подал человек, от которого я меньше всего этого ожидал – Михаил Кудерович Доржукай. В свое время его исключили из партии, была громкая история с его квартирой. Но, несмотря на это, он предложил мне поработать в Азиатской бирже, которую он организовал. Я благодарен ему за это.

Потом был проект со Ставропольским краем, который тоже окончился ничем в 1994 году. В тот период начали рушиться экономические связи, разваливались крупные оптовые базы, не стало крупных потребителей, покупательская способность населения из-за отсутствия зарплат стала сходить на «нет». Сошла на «нет» и наша коммерческая деятельность.

ТРЕВОЖНО ЖИТЬ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН

– Новый отсчет времени на государственной работе у вас начался в 1998 году с довольно высокой должности – заместителя Председателя Правительства республики по социальным вопросам. Резкий карьерный взлет.

– В органах госвласти проблем в те годы было не меньше, чем в бизнесе. Зарплата бюджетникам задерживалась месяцами, народ был близок к социальному взрыву, потом – дефолт. Я на этой должности проработал полтора года. Подвело сердце, пришлось делать операцию.

– Тема операций на сердце была в те годы актуальной. Вам тоже, как и Борису Ельцину, делали шунтирование?

– Нет. Шунтирование – это восстановление сосудов сердца. У меня была замена двух сердечных клапанов на искусственные.

– И как это, жить с искусственными сердечными клапанами?

– Абсолютно нормально. Чувствую себя хорошо, хотя, конечно, иногда стрессы дают о себе знать. Но стрессы и здорового человека выбивают из колеи.

– Стрессов, особенно в последний год, было достаточно. Особенно активно обсуждается проблема: как это вы, бывшие члены правительства, люди, работавшие в одной команде с Шериг-оолом Ооржаком, пошли против него?

– Честно сказать, того короткого времени, что я проработал в правительстве, хватило, чтобы оценить стиль руководства Шериг-оола Дизижиковича. Что-то радикально изменить или осуществить самостоятельно под его руководством невозможно. Все знают его авторитарный стиль, не признающий самостоятельности и собственного мнения. В определенный момент это стало угнетать.

Я лично ушел из правительства, а впоследствии из Администрации Президента РТ только потому, что хотел большей самостоятельности и в мышлении, и в работе. Ушел сам, хотя мне предлагали достаточно высокие должности.

Как оказалось, неприятие другого мнения распространяется не только на отдельных людей, но и на целые органы государственной власти. Как только депутаты стали задавать вопросы по существу экономической и бюджетной политики, сразу началось обострение отношений.

Я надеялся, что нам удастся избежать противостояния. Но, к сожалению, этого не произошло, может, где-то и по нашей вине. Мы – тоже не идеальные люди. Хотя ничего страшного депутаты не говорят и не требуют, все – в рамках своих полномочий.

– Виталий Григорьевич, вам удалось поработать в органах власти в разные, скажем так, эпохи: при Салчаке Тока, Григории Ширшине и Шериг-ооле Ооржаке. Чем они отличаются?

– В разный период стояли свои задачи, люди жили в определенных общественно-экономических условиях. Сравнивать можно только первых лидеров.

Мне кажется, постепенно уходит единение с простыми людьми. Если вспомнить Салчака Тока, то можно привести примеры хрестоматийные: как он был прост с людьми, как любил общаться со всеми.

Это действительно было так, он никогда не демонстрировал свою особость, исключительность. Атмосфера того времени вообще была более доброй, Тува находилась под особой заботой Москвы, в республике никто не голодал, специалисты, приезжавшие в Туву по направлениям, работали с большим вдохновением, активно развивались образование, наука, культура.

Вторая половина 70-х и 80-е запомнились активным строительством. Тува была как большая строительная площадка. Григорию Чоодуевичу Ширшину пришлось решать глобальные для республики экономические задачи – активно строить жилье, промышленные объекты. Стиль руководства у него был не самый мягкий, но и сделать требовалось много. Темпы строительства тогда были впечатляющими, у нас строили бригады из Ангарска, Москвы, Ленинграда, Саратова, Томска. В те годы ведь отстроили почти все жилье, которое мы имеем сегодня, как в Кызыле, так и в районах.

Многие специалисты говорят, что Туве не хватило 10-15 лет, чтобы закончить формирование хорошей промышленной базы, мы только-только создали социальную инфраструктуру: построили школы, детские сады, клубы. Но и то, что успели, было прилично: домостроительный комбинат, кирпичный завод в Усть-Элегесте, мелькомбинат, машиностроительный завод и так далее.

Сегодня все это практически утеряно, преемственности экономического развития не произошло, хотя на протяжении шестнадцати лет у нас один руководитель.

– Говорят, у китайцев было проклятие: чтоб жить тебе в эпоху перемен. И у вас есть стихи:

«Тревожно жить в эпоху перемен,
Не зная, что за ближним поворотом,
Что впереди – расцвет или болото,
Не чувствуя опоры прочных стен…
Трагично жить в эпоху перемен,
Когда бессмысленными кажутся стремленья,
И вера разбивается в сомненьях,
И пустота, и страх берут нас в плен:
Когда же мы поднимемся с колен?».

– Оказавшись на самом острие политической борьбы, я понял, что замыкаться на этом нельзя. Можно просто сгореть. У меня отдушиной стало творчество. Простое лежание на диване не снимало напряжения. Стихи можно писать, никому не мешая, по ночам.

В НАСЛЕДСТВО ВНУКАМ – ВИДЕОАРХИВ

– Вы мне показывали видеофильм, у вас много фотографий. Глаз художника не дает покоя?

– Очень люблю снимать природу, «ловить кадры». Кстати, меня учил выстраивать кадр Шамиль Седен-оол, дал несколько уроков. Я был с ним дружен, мы росли вместе. Фотографировал с молодости.

Несколько лет назад увлекся монтированием видеофильмов. На основе сохранившихся семейных фотографий сделал видеофильм о своей родословной, от кого идут корни, дети, внуки. Это был мой подарок жене к серебряной свадьбе.

Кстати, для каждого внука я собрал видеоархив, который постоянно пополняется. На их свадьбы подарю. Моих детских фотографий вообще не осталось. Сейчас очень бы хотелось взглянуть на себя, маленького, со стороны, но ничего нет. Зато у моих внуков будет.

– Сейчас, когда вы смотрите на своих детей, вы им завидуете или жалеете их?

– Конечно, завидую тому, что у них все впереди. Хотя и жалею, что они не почувствовали той атмосферы добра, дружбы, товарищества 70-80 годов. У них другая жизнь, возможностей больше. Мне лично было проблематично поступить в институт, поэтому я пошел в училище, потом заочно оканчивал педагогический, потом была Высшая партийная школа.
Сын Слава и дочь Наташа получили сначала педагогическое образование, а потом уже сами получили второе высшее, у дочери – юридическое образование, сын окончил Российскую таможенную академию. Сейчас работает первым заместителем начальника Тувинской таможни. Молодой, 36 лет, подполковник. Я в его годы работал хотя и в обкоме партии, но на весьма малозаметной должности.

Сейчас у молодых есть возможность себя проявить. Но есть одно «но».
Проявить себя могут 30-летние, кто уже имеет работу, сейчас идет смена поколения руководителей. У более молодых, кто только окончил вузы, проблемы посерьезнее – устроиться на работу. А это сейчас очень сложно сделать. Все стремятся получить высшее образование, специалистов много, а экономика республики им мало что может предложить. Вот такой печальный перекос.

– Вы строгий отец?

– Достаточно строгий. Сам вырос в «ежовых рукавицах» и постарался сохранить все принципы воспитания, опробованные на мне. Основное воспитание давала жена. Я был в роли «высшей инстанции» или такой семейной «страшилки». Каких-то чрезвычайных ситуаций не было, но иногда приходилось, подтверждать, что отец есть. Сейчас вижу по своим детям, что все правильно.

– Что, и внуков в «ежовых рукавицах» держите?

– Внуки – это другое дело. Тут я согласен с Кобзоном, внуки – это любимые дети. Внукам даешь то, что не дал своим детям. Проблема их обеспечения, как таковая, у нас уже отпадает. Остается общение, любовь. Воспитывают пусть родители. Меня, кстати, бабушка и дедушка тоже баловали, насколько позволяло то время.

– Ваша супруга Галина Михайловна, по-моему, очень домашний человек. Вам можно позавидовать, у вас надежный тыл.

– Я счастлив в семейной жизни и благодарен судьбе, что все так произошло. Жена из глубинки Псковской области, очень провинциальная деревушка там есть с интересным названием «Горожане». Галина Михайловна окончила Ленинградское медицинское училище, по распределению попала в Туву. Местом работы выбрала Сарыг-Сеп.

Поженились мы быстро. Я учился в училище, она уже отработала положенное, нацелилась уезжать. У меня было полгода, чтобы ее убедить, что надо остаться со мной. Самый весомый аргумент – это женитьба.

Конечно, Галина Михайловна – человек домашний, не любит публичности. Но не все так просто, характер у нее твердый. Она всю жизнь проработала старшей сестрой сначала в районной больнице, потом – в ведомственной больнице МВД. Ответственность у старших медицинских сестер очень большая, надо обладать организаторскими способностями.
С ней лучше не спорить, ее надо уметь убедить. Если я пойду в лобовую атаку, и буду просто требовать, то сопротивление будет серьезное. Ну, а когда сумею убедить, то тут полная поддержка. Сейчас она уже не работает. Я сказал: «Достаточно, надо беречь себя, заниматься внуками».

– Как вы думаете, жизнь у внуков будет хорошей, эпоха перемен заканчивается?

– Я оптимист по натуре и верю, что жизнь будет лучше. Я вижу, что негатив заканчивается, и у нас в Туве, медленно, но жизнь все-таки улучшается. Самое главное – не надо стесняться делать добрые дела. Так говорил мой любимый педагог по литературе в художественном училище Анатолий Иванович Пель. А он был мудрым человеком.

Марина ЧАНЗАН