Не позволять себе поддаться страху

Деревянный крест с распятием. Даты: 30.08.1958 – 7.10.2006. Портрет у изголовья утопает в цветах. Среди цветов – газета: на первой полосе на черном траурном фоне белеет только одно слово – АНЯ.

10 октября. Москва. Троекуровское кладбище. Хоронят журналиста, обозревателя «Новой газеты» Анну Политковскую. Убита 7 октября в подъезде своего дома на улице Лесной. Возвращалась из магазина с продуктами. Пять выстрелов у лифта: один мимо, четыре – в цель.

Просторный церемониальный зал не вмещает всех пришедших проститься с Анной Степановной. К залу – медленно движущаяся очередь. Люди скорбно молчат, в руках – живые цветы. Мы с сыном тоже держим в руках гвоздики. Две из них – от заместителя редактора газеты «Центр Азии» Анны Лачугиной, узнав, что идем проститься с коллегой, попросила по телефону: «Положите и от меня цветы».

Множество журналистов, телекамеры российских и зарубежных каналов. Рядом с нами на парапете пристраивается один из новостийщиков – наговаривает в камеру свой «стендап». Говорит по-украински, но все понятно: «Люди пришли проститься с Анной Политковской, не зная точно, кто ее убил, но точно зная, за что».

За что убивают журналистов? «Убийство лица в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга» – статья 105, часть вторая, пункт б Уголовного Кодекса РФ, по которой прокуратурой возбуждено дело об убийстве Анны Политковской.

Удивляюсь, как точно, оказывается, сформулировал Уголовный Кодекс главное, самое главное в нашей профессии: профессиональная деятельность журналиста – выполнение общественного долга.

Сколько уже таких дел было возбуждено, сколько убитых коллег, сколько так и не найденных убийц и заказчиков. В последнее время каждое наше профессиональное мероприятие всероссийского масштаба начинается минутой молчания памяти погибших коллег. Погибших от рук наемных убийц, в горячих точках, которыми для ведущего журналистике расследования становятся и собственные мирные регионы.

Минутой молчания открылись и два важных мероприятия, на которых мне довелось присутствовать в сентябре-октябре: ХI фестиваль журналистов – в Дагомысе, 24 сентября, и ежегодная церемония вручения премии Артема Боровика – в московском концертном зале «Октябрьский», 12 октября.

«С начала девяностых годов потери – более трехсот человек. По данным Международного комитета защиты журналистов, Россия занимает третье место по убийству журналистов, впереди нас только Ирак и Алжир», – с горечью отметил Генрих Боровик, президент благотворительного фонда имени Артема Боровика.

И это – не узкопрофессиональная беда. Это – беда общества. Беда страны. Странно, что Президент России не почувствовал эту беду. «Должен сказать, что ее политическое влияние было незначительно внутри страны», – так высказался Владимир Путин в Дрездене 10 октября.

И последующие обещание «личного контроля» за ходом расследования – и со стороны президента, и со стороны генпрокурора – еще бы, вся мировая общественность встрепенулась, Джордж Буш лично звонил, Кондолизза Райс лично встречалась с коллегами убитой из «Новой газеты» и ее сыном Ильей – как-то померкли на фоне одного этого ключевого слова: НЕ-ЗНА-ЧИ-ТЕЛЬ-НО. Незначительная, незначительные.

«По тому, как чувствует себя журналистика, можно говорить, как чувствует себя страна», – это уже мэр Москвы Юрий Лужков, председатель попечительского совета Фонда имени Артема Боровика, там же – на церемонии награждения.

А журналистика чувствует себя очень неважно. Потому что одни – лучшие представители ее из старшего поколения – уже убиты. Другие – из нового поколения – отнюдь не мечтают повторить их подвиг – заниматься расследованиями, бросаться на амбразуры ради «мифических» прав человека.

Потому что хотят жить. И жить хорошо. А для этого самое безопасное место – какая-нибудь пресс-служба, гламурный журнал. А еще денежнее – стать профессиональным «пиарщиком»: лепить из пустого места «обожаемого народом» политика, благо выборов в стране хватает, а, значит, и немерных денег.

Хорошо, что еще стараются учить их мыслить по-другому. Хорошо, что есть еще, кому учить. Анна Политковская была убита в субботу, а в понедельник, лекции на факультете журналистики МГУ начались с минуты молчания. Ясен Засурский, декан журфака МГУ, вечный, как сам журфак, предложил студентам почтить память их предшественников, выпускников МГУ: Анны Политковской, Владислава Листьева, Ларисы Юдиной. А на следующий день сидел у гроба своей студентки.

По пальцам можно пересчитать в регионах России журналистов (а у нас в Туве и пальцев одной руки для этого будет чересчур много), упорно занимающихся политическими, гражданскими расследованиями, попранными правами человека. Потому что это ОЧЕНЬ опасно. ОЧЕНЬ хлопотно. ОЧЕНЬ невыгодно. ОЧЕНЬ ответственно. Потому что надо иметь очень четкую гражданскую позицию и писать ПРАВДУ.

Анна Политковская брала на себя эту ответственность По сути дела, ответственность за то, чем должно заниматься, но не занимается государство – защитой прав своих граждан. За то, чем должна заниматься прокуратура – законностью, которая должна торжествовать над беззаконием. Коллеги рассказывают, что к ней, в «Новую газету» постоянно шли ходоки, отчаявшиеся добиться справедливости – как в самую последнюю инстанцию, которая может помочь и спасти.

И она чувствовала ответственность за всех. Писала много, страстно, резко.

«Силовики снова мстят людям, которые написали в Страсбург», «О том, как выбивали показания из гражданина Гамаева», «Дениса Васильева сделали инвалидом милиционеры и врачи», «Травля солдата Сычева идет прямо в реанимации госпиталя им. Бурденко», «Правоохранительные органы успешно имитируют борьбу с наркомафией, пока страна захлебывается героином», «Человек, который ведет «Главное дело» по Беслану, набил руку на устойчивых вооруженных группах», «Перестрелка в приемной президента», «Если человека назначили террористом, значит, так тому и быть», «Пьяный полковник сделал капитана Шумакова инвалидом, а Минобороны – бездомным нелегалом», «Рамзан Кадыров – краса Чечни. Премьер-министру исполняется сто дней. А какие взрослые решения он научился принимать», «Измельченный Басаев. Чечня без террориста №1» – это заголовки и подзаголовки только нескольких материалов Политковской, опубликованных в «Новой газете» в 2006 году.

Прямо, резко, «слишком» резко, как упрекали ее, критиковала она власть.

Последний, готовящийся ею материал – о пытках: «Назначаем тебя террористом». «Когда прокуратура и суды работают не ради закона и наказания виноватых, а на политический заказ и в погоне за приятной Кремлю антитеррористической отчетностью, уголовные дела пекутся как блины», – писала Политковкая.

Дописать не успела… Незаконченный материал опубликовала «Новая газета» – в номере от 12 октября, посвященном прощанию с Анной.

Она постоянно была в центре горя: «Норд-Ост», Беслан, Чечня. Принять столько боли людской в свою душу – очень непросто.

А ведь у нее и своего, личного, горя хватало. За две недели до ее гибели с тяжелым онкологическим заболеванием попала в больницу мама. Узнав о диагнозе, скоропостижно скончался отец.

Коллеги рассказывают: свое последнее интервью радио «Свобода» – о режиме Рамзана Кадырова и о той, незаконченной своей статье о пытках – Анна давала по телефону из больницы: выбежит с телефоном от постели мамы в коридор, ответит, и снова в палату. Но интервью было, как всегда у нее – бескомпромиссно.

Анна Политковская – уже третий журналист, которого теряет «Новая газета». Помню в октябре 2000 года, после церемонии награждения лауреатов конкурса «Вопреки» имени Ларисы Юдиной, зверски убитой в Калмыкии журналистки, нас принимала у себя «Новая». Тогда в уютной гостиной газеты на стене висел портрет с траурной каймой – журналиста Игоря Домникова.

Коллектив газеты, с редактором Дмитрием Муратовым во главе, встречал нас, журналистов из регионов, от всей души. Мы все вместе пели симоновское «Жив ты или помер, главное, чтоб в номер материал успел ты передать», а я, жутко фальшивя от волнения, пыталась аккомпанировать на редакционном пианино.

Юрий Щекочихин, заместитель главного редактора и самый недепутатский из всех виденных мною депутатов Госдумы, и не просто депутат, а заместитель председателя комитета по безопасности, старался петь громче всех, заразительно смеялся, оставил мне свой размашистый автограф на обратной стороне диплома: «Ничего! Прорвемся! Вопреки!»

Потом и его портрет появился с траурной каймой, но до сих пор так и не известно: от какой отравы «вдруг» умер журналист, чьи статьи становились событием для страны, начиная еще с прежних, советских, времен. Даже родным отказали власти в праве ознакомиться с результатами вскрытия.

Анна Политковская – третья в траурном списке «Новой газеты». Остались двое детей – сын и дочь.

Неужели степень правды газет, а, значит, степень честности в стране, мы будем измерять теперь таким трагическим рейтингом – количеством убитых журналистов?

Ленты, венки, цветы. На могиле, у подъезда ее дома. За всю свою жизнь Анна Политковская не получала столько цветов, как после смерти. У нас, людей, всегда так: мы по-настоящему понимаем, кого и что потеряли, только когда теряем.

На сайте «Новой газеты» создан специальный раздел: для соболезнований. И он заполнен такими искренними, глубокими письмами – из разных стран, от людей разных национальностей, возрастов.

Приведу одно из них, от девушки Лены:

«Были 14 октября у подъезда, где убили Анну. Поехали с мамой специально, купили цветы, боялись не найти, думали: уже неделя прошла, все свернули. При подходе к дому увидели горы цветов. Подумали сначала: «цветочный магазин», к тому же, и вывеска там неподалеку. А подойдя поближе, поняли, что это и есть ее подъезд. И люди стоят. И так больно стало, и как не вяжется это все со словами нашего президента о незначительности Анны... Незначительности тех людей, которым она помогала, незначительности тех людей в захваченном центре на Дубровке, которым она носила воду, незначительности тех людей, которым она спасла жизнь, и незначительности ее читателей. Незначительности всех нас».

И еще – есть среди слов соболезнований такие стихотворные строчки:

Вздрогнем все мы на минуту – убили … Только шепота слабее рыданье, Ведь пока еще нас лично не били, Значит, можно полежать на диване. Смерть недолго по живому нас режет, Суетиться будем снова до ночи, Вспоминая наших мертвых все реже, Пока вечность не заглянет нам в очи. Но сегодня сердце ранено горем, Пусто, горько, душно в воздухе синем. Вы простите, вы простите нас, Анна, Я прощения прошу за Россию.

Бесстрашной журналистке», – глаза выхватили два слова на траурной ленте одного из множества венков.

А была ли она бесстрашной? Да и может ли нормальный человек совсем не испытывать страха, ведь это чувство заложено во всех, как природный стоп-сигнал об опасности.

И как ответ на мой немой вопрос – слова Алексея Симнова, Президента Фонда защиты гласности, председателя жюри Премии Андрея Сахарова «За журналистику как поступок», лауреатом которой, а затем и членом жюри, была Анна Политковская, теперь ее имя в списке членов жюри – в траурной рамке.

«Она была человеком, который знал, что такое страх, и не позволял себе этому страху поддаться», – говорит Алексей Кириллович, прощаясь. И это – единственные слова, которые долетают до меня через головы людей, заполнивших зал, в котором провожают Анну Политковскую в последний путь. И я понимаю, что эти главные слова имеют отношение ко всем нам.

Да, конечно, Симонов прав. Я ведь тоже всегда так считала: бесстрашных людей не бывает, это противоестественно. Есть только те, кто способен преодолеть этот страх. Во имя того, что называется словом, которое мы уже начинаем забывать. Словом Долг.

Свой профессиональный, гражданский и человеческий Долг она исполнила. До конца.

Способны ли мы преодолеть СВОЙ страх?

Фото автора

Надежда Антуфьева