РЫЦАРЬ ШАХМАТ

 «Традиции тувинских шахмат» – так называлась статья, опубликованная в № 19 «Центра Азии» от 18 мая 2007 года. Автор – пятнадцатикратный чемпион Тувы по шахматам, Заслуженный работник РТ, известный в республике пропагандист и энтузиаст шахмат, руководитель детского шахматного кружка и методического объединения шахматных тренеров Центра внешкольного образования Кызыла – Николай Шишигин рассказал в ней об итогах пятого турнира, посвященного памяти математика-шахматиста Хеймер-оола Ондара.

Прочитав на сайте газеты этот материал, дочь шахматиста, постоянный меценат этого турнира Ирина Ондар, балетмейстер-хореограф, сегодня успешно работающая в Париже, прислала в редакцию свой отклик на него.

Огромное спасибо Николаю Петровичу Шишигину за организацию турнира памяти моего папы, моего ачая! Благодарю и за турнир, и за статью, в которой очень затронули строки об участии детей.

Но самые замечательные для меня строки о том, что шахматисты-ветераны подтянулись на турнир! Значит, не забыли моего ачая, помнят! Это для них тоже, как встреча с прошлым, нечто незабываемое, когда мы все были моложе, а, значит – счастливее.

И мне вспоминается то время, когда в кызыльском парке всегда можно было найти шахматистов, терпеливо, без движения, сидящих на скамейках под шумный хор радостных комаров. И цвела сирень, и крутилась карусель – к радости детей, ожидающих окончания шахматных баталий своих пап.

Вспоминаются местные газеты, уделяющие много места шахматам и помещающие разные шахматные задачки и конкурсы. С каким интересом многие дети и подростки их разгадывали, приобщаясь к прекрасному миру шахмат! Замечательное было время!

Вспоминается особое впечатление от папиных шахматных друзей, которых дома ачай называл только по фамилиям. До сих пор помню папин голос, рассказывающий, как он играл с Панаргиным, Моховым. Адыг-оол, Асатов, Идам, Беркович, Кужугет, Кенин-Лопсан, Бузыкаев... Только папин друг министр культуры Матпа Хомушку был у него почему-то всегда Матпушкой – так, особенно ласково, называл он его.

А вот Николая Петровича Шишигина он всегда называл «Сам Шишигин» и готовился к шахматным партиям с ним особенно тщательно, строго меня предупреждая:

«Кнопку на часах, когда Сам Шишигин придет, нажимать буду я сам! Ча? Он думает быстро. Ты можешь помешать ачаю обыграть Самого Шишигина».

Я с неохотой соглашалась, ведь это было моей привилегией: нажимать кнопку на шахматных часах с двойным циферблатом, чтобы папино время остановилось, и флажок на часах упал не у него, а у противника.

Мне страшно нравилось наблюдать за лицами игроков! Вот у папы брови стали «домиком», он почти не двигается, не дышит, стараясь не проявить волнения от неправильно сделанного хода. Я знаю, что с Самим Шишигиным его маскировка не пройдет. Промах будет замечен, и ачаю придется искать суперход, чтобы справиться с суперсоперником.

Лицо Шишигина во время игры непроницаемо. Я всегда смотрела на руки Николая Петровича: белые, с длинными пальцами, как у пианиста или хирурга. Движения резко-плавно-отточенные, бьет по часам, как по клавишам пианино! Непревзойденная техника.

Если ачай выигрывал, начиналось его важное покашливание. Тогда мне не надо было подниматься на цыпочки, чтобы взглянуть на папиного шахматного короля: как он там? А вдруг Сам Шишигин уже подбирается к королю, чтобы объявить своим культурным голосом: «Мат, Хеймер-оол Опанович»? Нет, нет, только не это! Знаю, что папа не любил проигрывать никому, а особенно Самому.

Вглядываюсь в лицо Шишигина: нет, ничего не разобрать! Непроницаемый взгляд, доброжелательная полуулыбка, брови домиком не делает, как ачай. И глаза у него голубые, не то, что у папы. В карих глазах все как-то понятнее...

«Что за странный такой Сам Шишигин, и как бы у него выиграть? » – мелькает в моей пятилетней голове. Может, кнопку часов незаметно нажать, чтобы помочь чем-то ачаю?

Нет, уже поздно: конец игры, фигуры движутся с невероятной скоростью, часы щелкают все быстрее! Никогда не понимала, когда же шахматисты думают, особенно в конце игры, когда каждый ход важен?

Конец игры – это фокус с мелькающими руками шахматистов. Как прекрасна шахматная партия! Как похожи папа с Шишигиным на сказочных магов!

Будучи очень стеснительной в детстве, я ничего не отвечала Николаю Петровичу на его вопрос о том, не устала ли я наблюдать за партией. Но все внутри кричало: «Нет, не устала!» Это ведь так захватывающе!

А приближается самое интересное – финал. Шахматный народ обязан, как в старинные времена, как в королевствах изысканных принцев и принцесс, в конце каждой партии (даже если проиграл и стал вдруг, как папа, совсем красным) встать и пожать руку противнику, чуть ли не поклонившись. И это мне, совсем маленькой, нравилось в шахматах больше всего.

Очень нравилось смотреть, как такой злой от только что проигранной партии ачай так крепко пожимает руку Самому Шишигину, как будто ничего не произошло. Благородно до слез!

Я, маленькая, чуть не плакала от наплыва впечатлений, независимо от того, проигрывал ачай или выигрывал. Настоящая мини-жизнь на шахматной доске: начало, развитие, стратегия нападения или защиты, жертвы, промахи, сложные комбинации, ведущие либо к смерти, либо к победе. Третий вариант – ничью, папа не любил. И, наконец, это джентльменское пожатие рук, несмотря на стиснутые зубы. Зрелищно!

Шахматисты в моей голове были какой-то особой нацией: со своим сленгом, манерами, привычками. Какие-то инопланетяне, преданные своей звезде под названием «Шах и мат».

Став постарше, я поняла секрет «Самого», так как он стал после ачая вторым моим учителем в шахматах. Поняла, почему Николая Петровича так боялись многие шахматисты.

Его блестящая манера игры, его великолепное знание шахматной теории, его контактный характер и то, что шахматы были не просто его жизнью, но и его профессией – все это делало его непревзойденным лидером в клане шахматистов Тувы.

Шишигин был везде главным: главным судьей во многих турнирах, главным претендентом на победу, одним из лучших учителей по шахматам, всегда спокойным и внимательным.

В шахматных партиях Николай Петрович был хладнокровен и изысканно благороден, рисковал с умом, как говорил мой ачай, у которого был нападающий стиль игры. Жертвы ради победы иногда и мешали ачаю побеждать в партии с Самим Шишигиным.

«Пап, а пап, ну почему ты проиграл?»– допытывалась я в детстве после ухода важного Шишигина. «Рисканул, уруум! Мне бы хладнокровие, как у Шишигина. Ничего, выиграем с тобой в следующий раз!»

И он выигрывал, а потом снова выигрывал Шишигин, который был всю жизнь где-то рядом. Не вместе, ведь у каждого своя работа, семья, но рядом. Как мушкетеры – преданные и верные, никогда не меняющие цвета на службе у своей Шахматной Королевы! Что бы ни случилось, что бы ни произошло в жизни.

И даже смерть не прервала дружбы Николая Петровича с Хеймер-оолом Опановичем.

Папка, родной, как хочется вернуться в то время, хоть на минутку! Чтобы понять то непонятное, что стоит у меня в душе после турнира твоей памяти. И это непонятное – вопрос, возникающий, когда только я сталкиваюсь с твоими друзьями, ачай.

Пять лет прошло после твоей смерти, а ты, мой родной, опять, как в детстве, даешь мне урок и заставляешь задуматься: каким человеком надо быть, чтобы иметь таких друзей, как Николай Петрович Шишигин, который каждый год проводит турниры твоей памяти, который пишет мне в Париж: «Не волнуйся, Ирочка, все пройдет хорошо!» Или: «Все прошло хорошо, дочка!»

И я слышу твой родной голос, словно ты не погиб, а продолжаешь жить в твоих друзьях-шахматистах. Таких, как Сам Шишигин – преданный Рыцарь Шахмат, мушкетер в вашем прекрасном царстве шахматных мушкетеров, где один за всех, и все за – одного.

И задумываюсь: так ли мы живем, и есть ли у меня ТАКИЕ друзья?

Ирина ОНДАР