Полет волшебной стрелы

(Продолжение. Начало в № 8 от 27 февраля, № 9 от 6 марта, № 10 от 13 марта,

№ 11 от 20 марта, № 13 от 3 апреля)

В зале особого хранения Национального музея в отдельной витрине собраны наконечники стрел, украшения лука, детали горита – футляра, в котором хранились лук со стрелами. Эти предметы вооружения также необычны, как и все, что связано с курганом Аржаан-2 и несут в себе немало тайн, вводящих нас в загадочный мир скифов.

Лук был главным оружием дальнего боя у древних кочевников.

Скифы, видимо, были первыми, кто научился виртуозно владеть этим оружием с седла, в конном строю. На ближневосточных и древнегреческих изображениях скифы и представители родственных им народов, как правило, предстают с луками и колчанами.

Письменные источники с почтительным страхом рассказывают о тактике скифского боя: конная лава несется прямо на вражеские позиции, затем, на самом близком расстоянии резко поворачивает под углом к противнику, и в этот момент все всадники, бросив поводья и развернувшись боком, одновременно стреляют из луков. Туча стрел обрушивается на врага. Удар сокрушительный.

Лук и стрелы – важнейший атрибут кочевника.

Вспомним легенду, рассказанную Геродотом. Во время странствий своих далеко на востоке, в горах, Геракл повстречал женщину-змею Гилею. От их соитий родились три сына. Прощаясь с Гилеей, Геракл заповедал ей: «Когда дети твои возмужают, посмотри, который из них натянет этот лук так, как я его натягиваю».

Того из сыновей Гилеи и Геракла, который смог натянуть отцовский лук, звали Скиф. От него и произошли все скифы. Так что лук – дар богов, а стрелы – личный знак героя, часть его судьбы.

Послал Иван-царевич стрелу, упала она на болоте, поймала ее Царевна-лягушка – и так определилась судьба сказочного персонажа. Потому и в царском погребении Аржаана-2 лук вместе со стрелами в футляре-горите был положен на расстоянии вытянутой руки от усопшего царя. И этот лук, и стрелы поистине наделены особым характером, загадочной индивидуальностью.

Предоставим слово Константину Чугунову:

«Вдоль северо-восточной стены сруба перед мужским скелетом лежал парадный пояс с подвесными ремнями и портупея. Богато украшенный горит с луком и стрелами внутри был закреплен на портупее при помощи подковообразной пряжки в виде симметрично расположенных голов хищных птиц.

Кожаная основа горита не сохранилась, но очертания его могут быть реконструированы благодаря многочисленным бляшкам в виде профильных фигурок кабанов. Они нашивались парными рядами по контуру и по центральной оси лицевой части, а также на внутренней поверхности.

Лук асимметрично-сигмовидной формы сохранился достаточно хорошо, хотя и распался на отдельные фрагменты. Верхняя, видимая из горита, часть лука декорирована золотой фольгой, вырезанной в виде пламевидных узоров и простых колец.

Ближе к устью налучья на кибить было наклеено набранное из кусочков золотой фольги профильное изображение головы оленя с ветвистыми рогами, устремленными вверх».

Мы видим символы пламени на верхней части лука. Мы можем представить, как они играли золотым сиянием над верхним краем горита, придавая ему, наверное, сходство с пылающим факелом.

Но самое примечательное украшение лука – голова оленя с высокими рогами. Собственно, голова здесь только намечена: общий контур морды, прорезь – пасть, прорезь – глаз.

Главное в этом изображении – рога. Они тянутся вверх, ветвясь на шесть изящнейших завитков каждый. Высота их – раз в десять больше размеров головы. Это какое-то волшебное, загадочное растение. Кажется, что оно продолжает расти у нас на глазах, тянется вверх, чуть колеблясь своими лишенными листвы ветвями.

Оленья голова, неестественно тонкая шея, заостренное длинное ухо полностью подчинены ритму движения ветвей этого древа и кажутся сами листьями при его корнях. В первый момент это изображение заставляет вспомнить того оленя, в которого барон Мюнхгаузен выстрелил косточкой вишни. И раскидистое вишневое дерево выросло у зверя на голове.

Дерево это непростое. Линиями своих изгибов оно напоминает то мистическое растение, которое держит в руках загадочное существо, изображенное на войлочном ковре из Пятого Пазырыкского кургана (Алтай): по определению большинства исследователей – Великая Богиня индо-иранцев.

Она сидит на престоле, протягивая спешащему к ней навстречу всаднику что-то вроде древесного побега с изгибающимися ветвями. На ветвях – бутоны, крупные яркие цветы, налившиеся тяжестью плоды.

Образ мирового древа – один из ключевых в мифологии самых разных народов, его можно, пожалуй, считать общечеловеческим достоянием. Мировое древо – ось мироздания, оно соединяет вечное небо, страждущую землю, сумрачную преисподнюю. В его плодах заключено великое знание, смертельное для одних, светоносное для других.

Вкусив от него, Адам и Ева пали в лоно смерти. Сидя под ним, Сиддхарта Гаутама просветлел, став Буддой. К его корням и ветвям пробираются шаманы, совершая свои странствия в иные миры. На его ветвях гнездится могучая птица, готовая отнести сказочного героя – Синдбада или Ивана-царевича – в тридевятое царство.

Неудивительно поэтому, что образ оленя с древовидными рогами на голове может трансформироваться в существо летающее, соединяющее землю с небом – в сказочную птицу. Оленьи рога, заканчивающиеся изображениями птичьих голов, мы видим, например, в аппликациях, украшающих мужской кафтан из Второго Пазырыкского кургана. А лук, на котором сияет волшебное изображение – направляет чудесный полет птицы-стрелы.

Еще одна интересная деталь. При стрельбе рука хозяина поднимала лук вверх, и изображение головы с древовидными рогами оказывалось как раз на уровне лба скифского владыки. Огненный царь-олень взлетает в небо, ввергая в неведомую даль свою светоносную посланницу – стрелу.

Стрелы, обнаруженные в «мужском», северном углу погребального сруба, заключали в себе еще больше информации и, конечно же, еще больше загадок, чем священный лук аржаанского царя.

Продолжаем следить за рассказом Чугунова:

«Наконечники стрел, подавляющее большинство которых изготовлено из железа, сильно корродировали. 25 экземпляров имели трехгранную головку и зажимное устройство насада в виде двух плоских «лапок», длина которых у наиболее сохранившихся наконечников достигает 4,5 см.

На поверхность граней зажимных наконечников стрел нанесен криволинейный узор, выполненный из золота и серебра. Один экземпляр выделяется из общей массы. Величина его трехгранной в сечении головки почти вдвое превышает размеры других наконечников. Абрис граней – листовидный. На каждой грани этой стрелы – ажурная аппликация из золота, изображающая фигуру хищной птицы с повернутой назад головой и голову антилопы перед ней».

Во время работ в царском погребении Аржаана-2 перед археологами предстали не стрелы, а спекшаяся масса бурой ржавчины, готовой рассыпаться в труху при первом же прикосновении.

Извлечь этот ком ржавчины из погребения удалось с большим трудом, а отделить наконечники один от другого и исследовать их стало возможно только в реставрационных лабораториях Эрмитажа. Там были реставрированы те 25 наконечников, на которых имелась золотая и серебряная инкрустация.

Изображения на двадцати четырех из них представляются на первый взгляд орнаментальными, но не нужно чрезмерно напрягать воображение, чтобы увидеть в каждом из этих орнаментов глаз, крыло, клюв, рога. И в целом наконечник стрелы начинает казаться головой какого-то мифического существа, хищного, крылатого, глядящего вдаль зорким глазом.

Но особое место в этом железно-золотом зверинце занимает та самая двадцать пятая стрела.

Она вдвое крупнее и массивнее остальных и ее форма отличается большей округлостью, внушительностью, если угодно – монументальностью. Мотивы, разбросанные в виде орнаментальных деталей по граням остальных стрел, здесь как бы сведены воедино – и образуют вполне сюжетную композицию.

Некая птица, очевидно, хищная, с мощным крючковатым клювом и когтистой лапой, оседлала рогатого зверя, судя по извитым рогам – антилопу-дзерена. От обычных сцен терзания, характерных для искусства скифо-сибирского звериного стиля, эта композиция отличается тем, что клюв птицы не впивается в тело зверя, ее голова на плавно изогнутой шее повернута назад, как бы закинута на спину.

Этот рисунок, дополняемый нарочито увеличенными, округленными глазами обоих существ и вздернутой вверх мордой антилопы, придает всей композиции крайне экспрессивный и даже экстатичный характер. К тому же, размеры птицы фантастичны: она едва ли не крупнее копытного.

Невольно напрашивается интерпретация: перед нами сцена совокупления двух мифических существ. В мифологии разных народов от такого совокупления нередко происходят герои-родоначальники или иные сакрально-значимые существа.

Вспомним вышеупомянутую легенду о происхождении скифов от Геракла, предстающего иногда в образе льва, и женщины-змеи Гилеи. Предания о происхождении того или иного славного рода от священных предков, соединившихся в образе животных, сохранялись среди кочевников Центральной Азии вплоть до средневековья.

Так, в роде Борджигинов (к которому принадлежал Тэмучжин, известный нам под именем-титулом Чингисхан) бытовала легенда о том, как начальница рода Алан-Гоа (в переводе – серая лань) вступила в связь с желтым волком Буртэ-Чино, и от этого союза произошли голубоглазые Борджигины.

Несомненно, великая стрела в колчанном наборе погребенного царя была наделена особой функцией, особой ролью, особым смысловым значением.

Рискнем высказать предположение: она являлась его сакральным «Альтер эго», одним из воплощений его души. А в практическом плане – его личным знаком, подтверждающим царскую волю: чем-то вроде государственной печати.

Географ и этнограф середины XIX века Карл Риттер в рассказе о предводителях древних тюрок сообщает, что они имели обыкновение прилагать к своим приказам стрелу с золотым наконечником.

От времен Аржаана-2 до времен тюрок-тюкуэ прошло больше тысячелетия. Но степные обычаи стойки. Еще несколькими столетиями позже у татаро-монгольских ханов сохранился обычай отправлять стрелы правителям враждебных стран в качестве своего рода именного послания, правда, в одном только случае: в знак объявления войны.

Вполне возможно, что золотые стрелы тюркских каанов – не что иное, как множественное отражение той самой Великой стрелы в бесконечной череде исторических зеркал.

(Окончание: «Коршуны четырех сторон света» – в следующем номере)

Фото:

 1. Кабаны, украшавшие горит.

2. Горит (футляр для лука и колчана) в погребении.

3. Голова оленя на лицевой части лука.

4. Пряжка портупейного ремня.

5. Железные наконечники стрел с золотой инкрустацией. Слева – большая стрела с разных сторон. Справа – две малых стрелы.

Анджей ИКОННИКОВ-ГАЛИЦКИЙ Санкт-Петербург – Кызыл