В поиске себя

Она не боится быть резкой и никогда не кривит душой.

В ней много энергии и силы. Она может быть самой разной, и с ней никогда не бывает скучно.

Марина Идам, молодой режиссер Тувинского музыкально-драматического театра – в постоянном поиске.

В поиске себя.

Узнать себя

– Марина, почему ты со своей внешностью и энергией не актриса, а режиссер?

– Говорят, что режиссер – это неудавшийся актер. Так вот я – плохая актриса: всегда шла напролом, головой стену прошибая. А иногда наоборот: голову – стеной.

Не получается поулыбаться, когда надо, промолчать, или хотя бы вовремя выйти. Почему-то мне всегда надо быть в эпицентре всех событий.

Раньше по спорным вопросам первым, кто бросался на амбразуру, была я, и ничего хорошего из этого не выходило.

Сейчас прихожу к мысли, что всегда надо уметь находить компромисс. Научилась притормаживать свой взрывной характер.

Актеры говорят мне, что я приехала из Москвы «какая-то другая». А другая, потому что начала разбираться в себе.

– А что помогло разобраться в себе?

– Психология, которую преподавали в Высшей школе деятелей сценического искусства профессора Геннадия Дадамяна при Российской академии театрального искусства.

Там мы разбирали себя, пытаясь узнать, кто мы такие. Мне это помогло вытащить наружу свои внутренние проблемы.

Тогда поняла, что относилась к категории людей, которые считают, что все им должны, и не понимала, почему у меня возникали проблемы. А когда посмотрела на себя и честно проанализировала, оказалось, что никто никому в этой жизни ничего не должен.

Человек себе все делает сам: как делает, так и будет. Хочет в розовом свете жить, будет ему жизнь в розовом свете, захочет серую жизнь, пожалуйста, серые тона ему обеспечены.

– А твоя жизнь в какие цвета окрашена?

– Только не в серые! Жизнь так насыщена событиями и эмоциями, что ложусь спать и не могу уснуть.

Занимаюсь тем, что люблю: ставлю спектакли, пишу сценарии. Размышляю, как бы я поставила ту или иную пьесу.

Когда-нибудь, когда стану очень взрослой, лет под восемьдесят, и уже не буду ставить спектакли, может, что-то такое напишу, потому что писать я люблю. Особенно длинные письма.

Мне нравится все, что относится к эпистолярному жанру: конверты, возможность перечитывать письма, отвечать на них, получать ответы по обычной и электронной почте.

Мои адресаты – молодые думающие творческие люди, общение с которыми очень радует. Им есть что сказать, и мне есть, что им написать.

А вот эти сегодняшние смс-ки … Жизнь настолько обедняется и укорачивается из-за того, что мало общаемся, отправляя друг другу ничего не значащие сообщения типа: «Привет, как дела?»

И живем так же, как общаемся: от одного маленького события к другому, даже не прочувствовав, не оценив его. Так и не поняв, что же такое эта наша жизнь: мелодрама, фарс, комедия или трагедия?

– А твоя жизнь – что: мелодрама, фарс, комедия или трагедия?

– Скорее, ближе к комедии, хотя говорят: комедия – это та трагедия, которая случилась не с тобой.

Неугомонная квартирантка

– Какой ты была в детстве и юности?

– Квартиранткой – так называл меня папа, потому что не могла спокойно сидеть дома, домой приходила только ночевать.

Мое детство прошло в селе Аржаан Пий-Хемского района. Нас у родителей трое, я – самая младшая и самая неугомонная. Родители мне давали большую свободу, а сестра и брат полностью делали всю работу по дому.

Родители были простыми людьми: папа – Каадыр-оол Маадыевич Сарыг – работал механиком совхоза «Уюк», мама – Тамара Анай-ооловна – учетчицей.

Но у нас была семья с традициями. Папа поздно приходил с работы, мы без него не садились ужинать, ждали, когда придет, и тогда стол накрывался на всю семью.

А завтраки, обеды и ужины по выходным с участием всех членов семьи – закон.

Когда старшие брат и сестра создали свои семьи и разъехались, все хозяйство легло на мои плечи. День у меня был расписан по минутам. Поила коров, клала им сено, убирала стайки, готовила, потом вырывалась поиграть, делала уроки, бежала на мероприятия в школу, занималась общественной работой. Мне было интересно все успевать.

Наши учителя давали хорошие знания, особенно – по литературе и истории. В школе постоянно устраивались всевозможные творческие вечера, и любовь к искусству, литературе сформировалась еще тогда. И я подалась в искусство.

Закончила в Иркутске экспериментальный курс училища искусств, год отработала педагогом по режиссуре и очень захотела домой. Мне предлагали остаться, но я так затосковала по дому. Тувинцы ведь не могут долго без родины и близких.

А приехав в Кызыл, имела наглость прийти в Белый дом и сказать: «Я – режиссер, мне нужен театр». И 24 января 1994 года меня приняли в муздрамтеатр – инспектором сцены.

Сидела за пультом и делала световую, актерскую, музыкальную партитуру всех спектаклей. Сейчас очень рада, что начала работу в такой ипостаси, потому что это стало огромной практикой.

В 1994 году дамы еще приходили в театр в вечерних платьях, переобувались в туфельки.

А сегодня позволяют себе прийти в спортивных костюмах, даже в валенках, разговаривать в зале по сотовому телефону. Театр превращается в какую-то эстетическую забегаловку, куда можно забежать, посмотреть спектакль и выбежать.

Я тогда знала все спектакли наизусть, работала со всеми режиссерами. Застала корифеев театрального искусства – Кара-кыс Мунзук, Ирину Лопсан. Они сыграли большую роль в моем становлении.

– А я помню тебя, тогдашнюю, и на сцене – энергичная девочка в кудряшках с пуделем на поводке.

– О, это была моя «минута славы»! Главный режиссер Алексей Ооржак ставил спектакль по рассказам Чехова и из-за моей артистичной собачки дал мне роль в массовке без слов.

Моя пуделиха Сара, исполнявшая роль собачки, так артистично «пела» под гармошку, что полностью затмила меня!

А в 1996 году впервые выступила в роли режиссера: поставила пьесу Островского «Без вины виноватые».

Отдельная песня

– Сколько с тех пор у тебя было режиссерских удач и неудач? Если не возражаешь, давай начнем с неудач.

– Хорошо, я их не скрываю. Не умею ставить детские спектакли. Это выяснилось на «Сказке о светлячке». Никто из режиссеров не брался, а я почему-то начала мучить актеров.

Ставила его четыре раза: с актерами – на русском языке и тувинском языке, кукольный – тоже на русском и тувинском. Он всем дико надоел, но хоть более-менее получился.

А «День рождения принцессы» стал провальным. Зритель на него не пришел. Наверно, потому что с детьми надо разговаривать более качественно.

Взрослые могут «съесть», а ребенок, если ему неинтересно, не будет улыбаться и говорить вежливые слова. Просто скажет: «Не хочу!»

– Теперь – о достижениях.

– Достижением считаю спектакль «Самоубийца», который очень люблю.

А из новых работ – одноактные пьесы по Мрожеку – «Серенада» и «В открытом море». Они поставлены в жанре театра парадоксов, который на сцене нашего театра еще не опробован. Еще – «Беда от нежного сердца» в жанре водевиля.

В этих спектаклях заняты выпускники 2003 года Санкт-Петербургской театральной академии. Эти ребята – отдельная песня. Очень мощный, дружный, пробивной, креативный курс. Театр парадоксов я с актерами другого возраста не подняла бы, а молодежи удалось, потому что она гибче.

В декабре этого года с помощью Заслуженной артистки Тувы Надежды Наксыл сдала театральное действие «Ойтулааш» по сценарию Эдуарда Мижита. Делала постановку на грант Председателя Правительства Тувы в сфере театрального искусства.

Вроде бы слово ойтулааш – молодежные игрища – у всех на слуху, но, кроме того, что на нем молодежь знакомилась, влюблялась и пела песни, нам мало что известно. Хотела найти в этом что-то большее, надеюсь, это удалось.

Да, чуть не забыла: в Подмосковье поставила спектакль «Чужие здесь не ходят». Он пошел на «ура» и до сих пор идет.

Штурм Москвы

– На моей памяти ты дважды штурмовала Москву. Что из этого вышло?

– Да, было. В первый раз – в 2003 году. Училась в Щукинском театральном училище на режиссера. Поступила на целевой курс, а оказалось все платным. После двух лет проплаты страшно больших для меня 37 тысяч рублей в год оказалась финансово не состоятельна.

Но даже два года учебы в Москве – большая удача. Посчастливилось стажироваться в театре знаменитого режиссера Анатолия Васильева. Не зная, что он не берет стажеров из России, заявила ему со скромной наглостью тувинской девственной ментальности: «Хочу у вас быть режиссером-стажером». Он на меня молча посмотрел и на два года заключил контракт.

Мне дали на Поварской огромную комнату, где я одна жила три месяца. Из вещей был маленький спальник и куча книжек. Работала просто на убой, потому что Васильев – известный трудоголик.

Когда ко мне в Москву приехал муж Игорь, у меня для него не нашлось даже получаса. Он понаблюдал за тем, как я ухожу в десять часов утра, прихожу в четыре утра, падаю и засыпаю, и не выдержал: «Едем домой, или я с тобой развожусь».

А у нас в Кызыле дочь Аленка и совсем маленький Тема.

Я выбрала семью. Мы оставили записку, сдали комнату, все бросили и тихо бежали.

А потом, через много лет, во время встречи в творческой лаборатории театра Васильев со мной не разговаривал – не простил бегства.

В 2006 году поехала без определенных планов. Сдала спектакль «Самоубийца», взяла творческую командировку.

– У тебя, наверное, золотой муж, раз во второй раз отпустил в Москву.

– Я ему жалобами, что он мне испортил карьеру, не дал работать в театре Васильева, всю плешь проела. Сказал: «Делай, что хочешь».

А Игорь у меня, действительно, золотой. Любящий и заботливый папа, самый главный снабженец и кормилец семьи. Хотя ему на работе в органах внутренних дел тоже бывает некогда и трудно.

Васильев к тому времени отошел, уже не сердился. Сказал, что уезжает в Лион, и я могу остаться в его театре помощником режиссера.

Но мне в Москве нужно было элементарно выживать, и я стала работать на первом канале режиссером кастинговой службыв программе «Федеральный судья». Пошла на большие деньги. Платили столько, сколько никогда не получала.

Работу в Москве всегда можно найти. Но удержаться не ней нелегко: приходишь, а тебя не только не принимают, но и начинают под тебя копать, подсиживать.

И это нормально – это школа выживания.

Потом к тебе привыкают, не любят, но начинают принимать. Я там приобрела, кроме опыта телевизионной работы, опыт общения не только с профессиональными и непрофессиональными актерами, но и со «звездами».

Знаю, как их принимать, о чем с ними разговаривать, как улыбаться, наливать чай и кофе.

Федеральное судебное шоу

– Как человек, узнавший кухню телевизионных шоу, признайся: реальны ли разыгранные в них истории, участники, слезы и истерики?

– Реально то, что мешками приходят письма с описанием разных жизненных ситуаций. Сценаристы выбирают, затем прописывают самые рейтинговые ситуации в сценариях с ролями.

После них рассматривает служба юристов. Главные участники ток-шоу – прокуроры, судьи и адвокаты – реальные юристы, бывшие работники прокуратуры и судов.

Дальше моя работа – режиссера по кастингу. Есть профессиональный кастинг актеров, на который приходят с дипломами и портфолио и есть «тотальный», в котором может принять участие любой, кто хочет заработать деньги. Во время отбора дают задания разыграть ситуацию на слезы, истерику, смех. Еще требуется рассказать анекдот.

Все это записывается на видео и заносится в банк данных. Когда я работала, в базе программы «Федеральный судья» значилось 17 тысяч «тотальников» и около пяти тысяч профессиональных актеров.

«Тотальный» актер получает 100-180 долларов за роль, профессиональный – 300. Зритель судебного процесса получает 500 рублей за съемочный день.

Самое строгое правило федерального канала – во всех судебных делах не должны фигурировать люди кавказской или азиатской внешности, чтобы не разжигать межнациональную рознь.

Съемки шоу идут два раза в неделю с восьми утра, сразу записывают по пять программ. Зрители обязаны пять раз переодеться в принесенную с собой одежду. Им дается по 15 минут на обед и переодевания. Есть целая категория людей, которая ходит из канала в канал и таким образом зарабатывает деньги.

Работа на телевидении в таком конвейерном плане очень сложна. Ты не имеешь права ни болеть, ни отлучаться. Работаешь, не вставая из-за компьютера с 11 дня до 23 ночи. Поэтому и деньги на шоу-программе телевидения совсем другие.

Благодаря работе на ТВ я смогла оплатить учебу в школе профессора Геннадия Дадамяна – Высшей школе менеджеров сценического искусства при ГИТИСе. Когда он при первой встрече предложил: «Приходи сдавать документы», я не раздумывала.

Когда меня принимали, говорили: «Дорогая, вам будет очень трудно, потому что у вас образное мышление, а здесь нужно – логическое».

Как они были правы! В том, что касалось психологии, философии искусства, всемирной мировой культуры, я плавала, как рыба в воде.

Когда же начался бухучет, налоговое и трудовое право, просто заставляла себя вникать. Со мной учились директора театров, от которых все это просто «отскакивало». А для меня это был неведомый иностранный язык.

Работала и училась. Школу окончила, получила диплом по специальности «Менеджер, сценический деятель высшей категории».

Но все равно считаю себя человеком недостаточного уровня знаний, хочу и дальше учиться и учиться.

Из каменного мешка – домой!

– Раз все так удачно складывалось, был соблазн остаться в Москве навсегда?

– Был. Когда предложили продлить контракт, хотела перевезти семью в столицу, ведь разлука с детьми была сложнее всего.

В Москве поняла, как страшно, когда тебя никто дома не ждет. Одолевали угрызения совести: ты – тут, а они – там.

Я два года была для сына с дочкой телефонной мамой, которая звонила и давала указания. Я им не завязывала шнурки, не кормила с ложечки. За время разлуки они стали самостоятельными. Алена с Темой могут утром в школу без посторонней помощи уходить, самостоятельно завтракать, обедать, организовывать свой быт.

Думаю, что в жизни им это очень пригодится.

Дети – наше самое большое с Игорем достижение. Алене сейчас четырнадцать лет, учится в республиканском лицее. Раньше занималась дзюдо, ездила на всероссийские соревнования. Младшему Артему – восемь, учится в школе № 5, круглый отличник.

Я даже прикидывала, в какой московской школе могли бы учиться дети, но победил здравый смысл.

Чего не хватает тувинцу в других местах? Ощущения свободы, пространства, солнца, голубого неба и гор. У нас выйдешь на улицу – везде горы, и зимой у нас красиво, и летом.

В Москве этого ощущения природного единения нет. Это мегаполис, каменный мешок, где мрачно и мало солнца.

Я пожалела детей. В Москве они ощущали бы себя оторванными от родной среды.

И еще причина: там поняла, что я – человек театра. Театр – это живое общение, атмосфера, душа. В театре у тебя есть время на раздумье, эмоциональное переживание, переоценку. А на ТВ – бесконечная гонка, даже не успеваешь отсмотреть снятый материал.

Мне говорят: зачем вернулась, когда была возможность остаться в Москве, но я не жалею, потому что тут я – дома.

Будущая русская труппа

– И как тебе дома пригодился диплом менеджера и сценического деятеля высшей категории?

– Я спросила у министра культуры Вячеслава Донгака: «Где может пригодиться мой диплом?» Он предложил возглавить работу по возрождению русской труппы театра. Это было мне очень интересно.

Мы с профессором Дадамяном приготовили пакет документов по концепции русской труппы. С ним и рекомендательным письмом председателя Союза театральных деятелей Александра Калягина я приехала в Туву.

На встрече с Председателем Правительства Шолбаном Кара-оолом в театре подняла вопрос о русской труппе и вручила ему свою концепцию.

Были выделены целевые места для обучения наших детей в Улан-Удэ, в Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусства.

Занимаясь летом 2008 года набором детей, объездила Пий-Хемский, Каа-Хемский, Тандинский районы.

Поразило, что учителя не поддерживают развитие культуры: «Наши дети не будут учиться для работы в вашей нищей культуре».

Когда мы были детьми, а ведь это было совсем недавно, творчество стояло на первом месте, а зарплата интересовала во вторую, даже в третью очередь.

Грустно, но театр как трибуна общественного мнения не только в нашей республике, но и по всей России сдал свои позиции.

Это видно и по тому, что наш проект по созданию русской труппы потерпел поражение: набрали только девять человек вместо планируемых двенадцати. Из них только одна девочка из Каа-Хемского и один мальчик из Тандинского района – русские, остальные дети – тувинцы.

Но они очень сильные, группа подобралась поющая и танцующая. Я сидела в приемной комиссии, и педагоги были просто поражены тому, какие у нас дети талантливые.

Мы решили поменять направление набора. ВСГАКИ сейчас готовит некий синтез тувинских и русских актеров, в обучении которых больше внимания будет уделено вокальным данным и пластике.

Я слежу за их учебой, созваниваюсь с педагогами. Ими очень довольны. Ребята будут учиться три года очно, потом два года будут отрабатывать практику в Туве, дипломы получат на месте.

Я хотела бы работать с этой молодой будущей русской труппой, потому что мне это очень интересно.

Не дикая авантюра

– Ты авантюрная личность?

– Доля авантюризма во мне, конечно, есть. Этим летом, например, была авантюрная мысль ехать в отпуск на машине – через всю Россию туда и обратно, но муж воспротивился: «Или на поезде, или никто никуда не поедет».

Потом я ему была благодарна за это. Когда человека вовремя придерживают за узду, это хорошо.

– Твой опыт семейного дикого отдыха – тоже авантюризм?

– Никакого авантюризма, все рассчитано. Я всем говорю: «Если есть возможность, не считайте деньги – хватит, не хватит, а просто собирайтесь и поезжайте.

Когда выезжаешь куда-то, появляется возможность узнать других людей, увидеть мир по-другому.

Я двенадцать лет думала, что не смогу себе позволить куда-то выехать из-за маленькой зарплаты. Оказывается, можно прекрасно отдохнуть без больших денег, фешенебельных отелей и пятизвездочного сервиса.

Обычно беру рюкзак, спальники, палатку, газовую плитку, кастрюльки, несколько пар обуви. У детей – свои рюкзаки. Каждый берет одежду для себя.

Этим летом мы ездили в Самару. Там познакомились с классным молодежным театром «Самарт». Купались в Волге, ездили на Жигулевские горы.

Когда собрались ехать в Ростов, директор самарского театра предложил неожиданную поездку в Крым, и мы отдохнули там десять великолепных дней в подростковом лагере.

Затем были на Азовском море, в Таганроге, Ростове, а потом через Красноярск приехали домой.

Круиз за полтора месяца получился мощный. Столько впечатлений, эмоций. И все это за небольшие, в принципе, деньги.

Этим летом у нас был опыт экстрима: мы впервые покатались на дельталете – фанерном параплане с пилотом. В него садишься, надеваешь очки, шлем, и отправляешься в воздушное путешествие. Сына Артемку пилот катал, показывал виражи, уходил в пике. Целая программа.

Потом дочь Аленка прокатилась. Напоследок села я и ужаснулась: это оказалось так страшно. В фанерном самолетике кроме ремней и шлема никаких приспособлений безопасности, а дельталет дребезжит на высоте 250 метров, пилот переворачивает самолет.

Но сейчас бы снова повторила. Это было здорово.

Мамино заклинание

– Марина, а чего тебе не хватает в жизни?

– Мне не хватает моей мамы. Ее не стало восемь лет назад, но мне кажется, что это случилось совсем недавно. Хорошо помню ее перед уходом: после перенесенного инсульта она не смогла полностью оправиться.

В памяти запечатлелась картинка: вот мама ест арбуз. Смущенно смеется, лучатся ее воспаленные глаза, она стесняется своих натруженных морщинистых рук. Арбуз, как всегда, ест с хлебом. Я тогда удивлялась этой ее привычке, а теперь сама его ем с хлебом – осознанно.

Вот опираясь на самодельную трость – папа смастерил – встречает меня с улыбкой на высоком крылечке в том веселеньком ситцевом платье, которое когда-то я привозила. Принарядилась специально к моему приезду.

Мама никогда не говорила много, не повышала голос, но когда делала замечание, краска заливала лицо, и я понимала, что переступила предел.

Когда мама расстраивалась, она садилась у печки, открывала дверцу, курила и молча выдыхала туда дым, и я понимала, что бесполезно приставать к ней с расспросами.

Мама, даже в последние дни своей жизни, с трудом произнося слова, перед сном неизменно желала нам спокойной ночи и приятных снов.

В детстве я долго не могла заснуть после этих ее слов. Начинала желать про себя ей, папе, брату, сестре спокойной ночи. Потом вспоминала других родственников, соседей, знакомых. Далее следовали друзья с улицы.

Мне было важно перечислить всех, боялась, что иначе кому-то не достанется спокойной ночи и приятных снов.

С ужасом вспоминала, что не пожелала их собаке Дружку, своим коровам, деревьям, букашкам, и – на всякий случай – Богу: «Наверное, он есть, пусть и ему будет спокойной ночи и приятных снов».

И это простое пожелание сопровождает меня в жизни: укладывая своих детей, каждый вечер повторяю мамино: «Спокойной ночи и приятных снов».

Повторяю, как заклинание.

Фото из личного архива Марины Идам.

Фото:

2. Пионерка-активистка. 1 апреля 1986 года. Село Аржаан Пий-Хемского района.

3. Легкий росчерк пера и Марина Сарыг станет Мариной Идам. Бракосочетание Игоря и Марины. 1994 год, Кызыл.

4. Семейная прогулка. В центре – Марина с шестимесячной дочкой Аленой. Слева – ее супруг Игорь, мама Тамара Анай-ооловна. Справа – отец Каадыр-оол Маадыевич. Лето 1995 года. Парк культуры и отдыха, Кызыл.

5. Отдельная песня – молодежь Тувинского музыкально-драматического театра в спектакле «Самоубийца», одной из любимых постановок Марины Идам. Май 2006 года. Кызыл.

6. Фотомгновение семейного отдыха: дочь Алена – восточная красавица, а Артем – почти Маленький Мук. 2009 год, Крым.

7. Пока телевизионные актеры не подошли можно кастинг устроить для себя. Сотрудники агентства «Телеформат», Марина Идам – вторая справа. 2007 год, Москва.

Беседовала Саяна ОНДУР