Роза Абрамова. Судьбы моей простое полотно

(Продолжение. Начало в №36 от 9 сентября)

Маленькая продавщица

Крупа, мука, все, что поступало в магазин, продавалось в военное время строго по карточкам, а карточки выдавали по количеству членов семьи. Я рано научилась считать в уме и взвешивать на весах.

Однажды в продажу поступила соль, которой долгое время не было. Очередь собралась большая. Время пошло за обед, мама хотела закрыть магазин, но никто из покупателей не вышел. Тогда она оставила меня за прилавком, а сама пошла обедать. Мама мне многое доверяла, и это, конечно, мне очень нравилось.

Я сначала высчитала, сколько нужно брать денег с семьи из двух человек, какую гирьку ставить на весы, и отпустила этих покупателей. Затем отпустила тех, у кого семья из трех человек, потом – из четырех.

Перед очередной поездкой мамы в Курагино за товаром пришла соседка и предложила ей: «Лена, пока ты получаешь товар, пусть Роза продаст мою черемуху: сто стаканов в деревянной кадушке, по рублю за стакан». Вместо оберточной бумаги соседка дала мне мешок капустных листьев.

Чтобы привезти товар, маме давали в колхозе лошадь, которую нельзя было использовать на сельхозработах. Запомнилась мне эта лошадь. Когда ехали в Курагино, мама с подругой толкали телегу в гору, а когда ехали обратно, то придерживали за задние колеса, чтобы телега не сбила лошадь с ног.

Приехали в Курагино. Меня посадили в центре села на тротуар. И я торговала по рублю за стакан, а завертывала в капустные листья. Черемуха черная, крупная, спелая. Очень хотелось поесть ее, но я помнила, как соседка сказала, что в кадушке ровно сто стаканов. Ягоду быстро раскупили. Подсчитала полученную выручку, огорчилась, несколько рублей до ста не хватало. Естественно, черемуха за дорогу утряслась, и я очень расстроилась.

Деньги завязала в тряпочку, сложила остатки листьев в кадушку, туда же положила и узелочек с деньгами. Остался у меня неполный стакан черемухи, сижу с ним, а рядом парень стоит.

Ехавшая по дороге машина остановилась, водитель из кабины кричит:

– Девчонка, что продаешь?

– Черемуху.

– Сколько стоит?

– Рубль.

– Принеси стакан.

– Он неполный.

– Все равно куплю. Неси.

Я оставила кадушку на тротуаре и пошла к водителю. Он долго искал мелочь в кармане, но так и не нашел и не купил. Когда же я вернулась, кадушка была перевернута, капустные листья рассыпаны по тротуару, а парень убежал. Я сильно испугалась, плача перебрала все по листочку. На мою радость, узелок с деньгами оказался цел. Парень, видимо, второпях не нашел его.

Вечером соседка вместо того чтобы поблагодарить за труд, сказала, что деньги, которых не хватило до сотни рублей, пусть будут мне за работу. Я не съела ни одной ягодки, не взяла ни одной копейки, поэтому было очень обидно.

Игры и забавы

Игрушек для детей в сибирской глубинке в продаже не было никаких. Их делали сами.

Девочки делали примитивных кукол. Вручную из разных тряпочек шили туловище, руки, ноги, голову и набивали опилками или трухой от сена. Разрисовывали лицо и играли. Мальчишки весной щеткой чесали коров и из коровьей шерсти катали мячи, затем обжигали их в русской печке и сушили. Из катушек от ниток делали машинки, трактора и другую игрушечную технику.

Как только на пригорках стаивал снег, бежали гурьбой туда. Хотя земля еще толком не отогрелась, бегали босиком, играли в лапту. Эту игру сейчас еще помнят, а вот игры в чижик, городки, бабки, едва ли.

Чижик – деревянная палочка длиной 10 сантиметров, с косо обрубленными концами. Ставишь скошенным краем к земле и бьешь длинной палкой – битой по концу чижика, и тот взлетает. Когда летит, нужно еще попасть по нему битой, чтобы он как можно дальше летел. Остальные игроки ловят его, как мяч. Кто поймает, тот и бьет следующим.

Игра в городки похожа на игру в кегли, только вместо кеглей – напиленные одинакового размера и толщины чурочки, их ставили в ряд и сбивали не шарами, а палкой.

Интересна игра с косточками. Взрослые варили холодец из ног животных, нам доставались косточки от суставов, хорошо вываренные и гладкие. Эти косточки и назывались бабками. Их ставили в ряд и сбивали большой бабкой. Кто выигрывал, тот забирал все выигранные бабки себе.

Ходили на ходулях. Водили хороводы. Все игры были массовыми, смешными и интересными.

В школе на переменках любили играть в испорченный телефон. Все играющие сидели или стояли в ряд. Ведущий тихо шептал крайнему на ушко какое-нибудь слово, потом это слово передавалось от одного игрока к другому так же, на ушко. Кто-нибудь специально слово изменял, а кто-то, может быть, и неправильно услышал. В результате этой чехарды из слов в конце первоначальный смысл менялся. Смешно было всем, и на уроки в классы заходили возбужденные, с хорошим настроением.

Зимой любили кататься на самодельных санках и лыжах. В Пойлово есть гора: с одной ее стороны – лог, с другой – обрыв, там сельчане брали глину для хозяйственных нужд. Дорога с горы, где катались на санках, проходила недалеко от обрыва, но все ребятишки умели мастерски тормозить и направлять санки ногами в нужную сторону. Я тоже очень хорошо управляла санками, но однажды не справилась.

Братишка Юра был младше меня на три года, мы с ним ходили в лес рубить молодые березки на дрова для топки печи. Как-то я нарубила березок, обрубила сучья и, уложив их на санки, связала веревкой. Брата усадила впереди, а сама села сзади управлять санками. Поехали с горы, но так как санки с дровами оказались тяжелыми и потому плохо управляемыми, нас понесло с горы к обрыву. Спасло то, что внизу был большой сугроб. Юра улетел в одну сторону, я – в другую, а санки с дровами воткнулись в сугроб.

Пришлось звать взрослых на помощь, чтобы их вытащить. Слава Богу, с нами ничего серьезного не произошло. А мне, как всегда, попало от мамы.

Природа – наше спасение

Все ребятишки дружили с природой, любили ее всем детским сердцем. Луга благоухали запахом трав, цветов, в которых стрекотали кузнечики. Я любила лежать в траве и смотреть на кудрявые облака, плывущие по синему небу, наблюдать, как они каждую минуту преображались. Можно было увидеть все, что нафантазируешь: зверей, чудищ, горы. В лесу можно было наткнуться на паутину между деревьями. Я постоянно удивлялась неповторимостью сплетенных пауками узоров.

Иногда шел косой дождь, его еще называли слепым. Ни с того ни с сего в солнечную погоду дождь мог полить, как из ведра. Сказочно! Светит солнце, косые лучи дождя блестят серебряными нитями. Почва не сразу впитывала воду, образовывались лужи. Мы бегали по ним, создавая брызги. Сколько было радости!

Любили и птиц. Жаворонки всегда парили стаями высоко в небе и пели свои птичьи песни. Ранней весной прилетали скворцы. Ребятишки заранее чистили старые и делали новые скворечники. Прикрепляли их к крышам домов и сараев на высоких шестах. Скворчики там обустраивались, выводили птенцов. А уж как пели – заслушаешься.

В глинистых откосах оврагов копали и делали гнезда стрижи. Самыми красивыми птицами считала ласточек, у них раздвоенный хвостик, крылья изящные, острые, а сами они черные-черные. Летали кругами над домами. Их гнезда – настоящие произведения искусства, слепленные при помощи слюны, похожи на плетеные корзиночки, прикрепленные под крышами. Этих птиц мы никогда не зорили. А ворон не любили, их яйца жарили с мелкой рыбой – малявками.

На нас, ребятишек, возлагалось много обязанностей не только по дому. Для школы выращивали картошку и просо, травили грызунов, пололи колхозную пшеницу, носили из дома золу на поля. Всегда были заняты, и если удавалось уйти на речку Тубу, то купались вдоволь.

Ситами ловили малявку, много ее было. К ситу прибивали палку, а дно обмазывали тестом или вареным в кожуре картофелем. Когда сито наполнялось малявками, его поднимали кверху. Был общий таганок – железный обруч на ножках, на него ставили большую сковороду и жарили малявок с птичьими яйцами, добавляя, если было, молоко. Летом голода не чувствовали.

Трудно теперь поверить, что в то время мы ели угли от сгоревших березовых дров, глину и старую известковую побелку со стен. Растущим организмам не хватало минеральных добавок, витаминов, мы и добывали себе их таким путем.

Каким-то шестым чувством определяли съедобную травку и ели ее с превеликим удовольствием. В лесу, в поле собирали съедобные растения: пучку, саранки, хлебенки, копали солодку, рвали щавель, конечно, брали разные ягоды. Так и выжили в то голодное время.

Мы бережно относились к этим Божьим дарам природы. Сейчас не могу спокойно смотреть, как горят леса, поля, а с ними все живые существа: бабочки, паучки, муравьи, все летающее, ползающее. Это приводит к безвозвратному уничтожению всех населяющих матушку-природу. И будущее поколение не увидит той красоты и тех существ, что уничтожены.

Ведьмы и привидения

Когда вспоминаю детские приключения, становится смешно. Вроде все это было не со мной, а с кем-то другим.

Мысленно представляю своих подружек, мальчишек. Какими же мы были наивными, но такими дружными, не помню, чтобы кто-то всерьез обижал кого-то. Могли играть до позднего вечера. Родители не искали и не заставляли идти домой. И иногда случались смешные приключения.

Один такой случай произошел ранней весной. Поздним вечером я бежала домой. И вдруг мне навстречу – свинья, с меня ростом, с длинными ушами. Свинья спрашивает человеческим голосом: «Ты откуда бежишь?» Я перепугалась, подумала, что это ведьма превратилась в свинью.

Оказалось, одноклассник бежал домой, только телогрейку надел не на плечи, а накинул себе на голову. Рукава, которые мне показались ушами, болтались от головы.

Была у меня подруга Надя Новоселова. Ее мать работала техничкой у моей мамы в магазине. Иногда, когда бабоньки собирались у нас в квартире, меня с братом и сестрой отправляли ночевать к Новоселовым.

У Новоселовых тоже трое детей. В избе у них всегда было холодно, и мы, все шестеро, забирались на русскую печку и там при свете коптилки рассказывали разные истории. В то время выпускался детский журнал «Гуси-лебеди», в нем было много рассказов о детях, наших сверстниках, их подвигах в тылу врага и на фронте. С удовольствием читали рассказы из этого издания.

Много ходило баек о ведьмах, нечистой силе. Страшно и жутко, но мы старались быть смелыми, как наши сверстники в тылу врага.

Как-то поздним вечером у Нади рассказывали очередные страсти. Вдруг в сенках раздался громкий стук. Сильно перепугались – привидение, но тут же решили смело выйти навстречу неизвестности.

Вооружились кто деревянной лопатой, кто клюшкой, все, что под печкой было, пошло в ход. Идем осторожно с коптилкой, открываем дверь и видим: сидит черный кот и грызет мерзлый калач хлеба, который стащил с деревянного ларя. Вот уж было смеха! Зато мы себя посчитали смелыми.

Подарок за отличную учёбу – настоящая тетрадь в клеточку

В сороковые военные годы был девиз: «Учиться только на «хорошо» и «отлично». Так и оценки ставили: «отлично», «хорошо», «посредственно», «плохо».

Учебников, бумаги, чернил, карандашей не было. Все выдумывали и приспосабливали сами. Вместо тетрадей писали на газетах, книгах. Чернила делали из сажи, мешая ее с молоком, или из красной свеклы. Еще росли подсолнухи с фиолетовой кожурой, и если прокипятишь кожуру в малом количестве воды, тоже получаются чернила.

Счетные палочки нарезали из тонких веточек красного тальника. Домашние задания выполняли группами: сколько учебников в классе, столько и групп. Собирались у того ученика, кому учительница давала учебник, поэтому и уроки всегда были выучены.

Голод мучил постоянно, очень хотелось есть. На большой перемене школьная техничка варила суп из картошки и пшена. Картошку и пшено учителя и ученики выращивали летом сами. Мяса и жиров не было. Некоторые ученики приносили молоко в бутылочках, отдавали техничке-повару, она это молоко выливала в суп. Нам казалось, вкуснее такого супа ничего нет.

В школу ходили со сшитыми из ткани сумками. В них, кроме школьных принадлежностей, были кружка, чашка и ложка. По праздникам в школе устраивали утренники с чаепитием. Правление колхоза выделяло муку, родители пекли, и нам вручали по настоящему куску хлеба.

Мы ждали этих праздников, готовили концерты, празднично оформляли классы. Наши мамы обязательно приходили в школу. Концерты были с насыщенной программой, участвовали почти все ученики: пели, танцевали, рассказывали стихи. В моде были спортивные пирамиды: ученики выстраивали очень красивые и сложные комбинации. Жаль, что их сейчас забыли. Родители смотрели и бурно аплодировали, а мы старались изо всех сил.

Коронным номером были частушки, веселые, задорные, на все темы – о любви, о мире и войне. Мы пели их с удовольствием, а мамы-зрители смеялись от души. В короткое четверостишье вмещался целый рассказ. Помню несколько частушек тех военных лет:

Ганс писал письмо домой,

Не закончил строчку:

Снайпер наш своей рукой

В нем поставил точку.

Все немецкие вояки

На словах были сильны.

Только после каждой драки

Мыли в озере штаны.

Я училась только на «отлично». Мне вручили однажды подарок: настоящую тетрадь в клеточку и деревянную ручку. Мама сидела в первом ряду и с гордостью держала мой подарок, пока я выступала в художественной самодеятельности.

Перед новым 1945 годом в школу привезли елку, а наряжать ее совсем нечем: игрушек не было ни одной. Мы украсили ее самодельными тряпочными куклами, склеенными из газет зверьками и домиками. Вместо клея использовали толченую неочищенную картошку. Главным украшением были длинные бумажные цепи, раскрашенные соком свеклы.

Елка получилась очень нарядной. Мы гордились, что сделали ее красавицей.

Победный сорок пятый и возвращение отца

9 мая 1945 года – День Победы. Этот долгожданный день на редкость был ясным, солнечным. Описать ликование в тот майский день, передать все чувства очень трудно.

На все село тогда было одно радио в форме большой черной тарелки, которое висело около сельсовета. Такие часто показывают в фильмах о войне, и я, как сейчас, вижу ее. Вокруг сообщившей о победе радиоточки собрались и взрослые сельчане, и мы, школьники. Все обнимали друг друга, целовались и плакали. Откуда-то появился патефон.

Вечером село гудело. Вернувшиеся с фронта солдаты-инвалиды были в центре внимания. Со всех сторон слышалась музыка, играли на гармошке, гитаре, балалайке, пели, плясали. Мы, дети, вместе с взрослыми пели: «Три танкиста – три веселых друга», «Темная ночь», «Синенький скромный платочек», «На позицию девушка провожала бойца». Казалось, земля гудит, и все вокруг радуется с нами.

А потом началась новая полоса. В селе ждали с фронта мужей, отцов, братьев, сыновей. Ждали здоровых и раненых, ждали без вести пропавших и давно погибших.

Кто бы из фронтовиков ни вернулся, шли к нему стар и млад. Матери расспрашивали о сыновьях, жены – о мужьях. Фронтовики со всеми подробностями рассказывали, какова она, война.

Почти все женщины верили в ворожбу. Жила в селе юродивая, руки у нее были парализованы, говорила она плохо. Ворожила на бобах. Сворожит, одной скажет: «Вернется, жди», другой: «Не жди, погиб». И это были правдивые предсказания.

Отец – Алексей Ильич Караваев – был детдомовец, до армии работал бухгалтером в МТС. Он был симпатичный, всегда улыбающийся, кудрявый. Остались яркие воспоминания, как я в три года ходила к нему на работу, там он всегда давал мне конфету в форме гуся, были такие до войны, но прежде я пела ему частушку:

Я у Лени в коридоре

Башмаками топаю.

Я за то Леню люблю,

Что конфеты лопаю.

Получала своего гуся и чинно уходила.

Потом родился брат Юра, а отца взяли в армию. Когда отслужил положенный срок и должен был ехать домой, его направили в Омск на курсы офицеров. Съездила мама к нему на свидание, и родилась сестра Рита. Нас стало трое.

Началась Великая Отечественная война, и отца отправили на фронт. Всю войну, от первого до последнего дня, он был на фронте в войсках связи.

Прошел чуть не год после войны, а мы о нем ничего не знаем. Мама пошла к ворожее, та бросила бобы и говорит: «Вот-вот на пороге будет».

В апреле 1946 года отец в форме капитана, совершенно лысый, нежданно-негаданно возвратился домой. Сказал – ненадолго, что мы должны ехать с ним в город Тирасполь Молдавской ССР, где он служил. Это была сногсшибательная новость для всего села. Собрались бабы и стали рассуждать, как быть маме, ведь всю жизнь она жила в деревне.

Решили: «Не езди, Лена. Столько лет его не было, вдруг у него там семья, а ты деревенская, помрешь со своим выводком в чужом краю с голода, здесь хоть картошка, да своя».

Я на правах взрослой тут же сидела и сказала: «Отпусти меня с папкой, поеду, все разведаю, напишу тебе, и тогда вы приедете».

Училась я уже в третьем классе. Так и порешили: «Розка бойкая, не пропадет, пусть едет».

И отец с таким решением согласился.

Продолжение – в № 38 от 3 октября 2014

Очерк Розы Абрамовой «Судьбы моей простое полотно» войдёт третьим номером в шестой том

книги «Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

Алексей Ильич и Елена Дмитриевна Караваевы. 1938 год.

Роза АБРАМОВА