Лариса Кенин-Лопсан. Покой нам только снился

(Продолжение. Начало в №1 от 16 января 2015 года)

О том, что это за профессия такая – журналист – я в школьные годы понятия не имела, но именно она стала делом жизни. Выбрала эту стезю благодаря учительнице литературы Валентине Александровне, она преподавала у нас в уфимской женской школе №12 в девятом и десятом классах.

С её приходом класс, тяготеющий к математике, вдруг стал гуманитарным. Она прекрасно вела уроки, использовала не только материал учебника, но гораздо больший. И преподносила его так, что заслушаешься. Валентина Александровна научила нас хорошо писать сочинения, с анализом, с отстаиванием своей точки зрения на того или иного литературного героя.

С одноклассницей Лилианной Гильмановой – Лилей – решили ехать в Свердловск – поступать на отделение журналистики Уральского государственного университета имени Максима Горького. Отец Вали Беляевой – преподаватель вуза – очень не советовал учиться журналистике. «Вам придется трудно: постоянные командировки, встречи с незнакомыми людьми. Да и талант нужен, чтобы написать толковую статью». Не убедил.

Мама уговаривала: только медицинский. Она сама мечтала стать врачом, но не получилось. Медицинский институт меня не прельщал – химию не любила.

Лето 1948 года. Экзамены предстояли серьезные: сочинение, литература и русский язык устно, история, география, английский. Сочинение – первое испытание. Огромная аудитория. Ждем с Лилей оглашения тем. И услышав одну из них, чуть ли не хлопаем в ладоши. Тема по книге Александра Фадеева «Молодая гвардия». В школе мы досконально изучили произведение: готовили доклады, смотрели спектакль по книге, прекрасно разыгранный нашими ровесниками, самодеятельными артистами женской и мужской школ.

Написали сочинения, проверили друг у друга на грамотность, сдали. Получили пятерки и с благодарностью вспомнили Валентину Александровну.

Это большое счастье, когда попадаешь в руки настоящих педагогов. Своих школьных учителей, учась в университете, вспоминала не раз: научили. В университете занятия по русскому языку вела дама, очень похожая на учительницу дореволюционной поры. Ее седые кудельки вдоль лица всегда меня умиляли. На первом занятии она заявила, что мы будем писать диктант, и стала диктовать ровным хорошо поставленным голосом, как актриса. На следующем занятии огорошила: «Вы плохо справились с заданием, только одному человеку я поставила пятерку».

И к моему великому изумлению назвала фамилию Четвериковой. Не медалистов, которых на курсе оказалось много. Все с любопытством посмотрели на отличившуюся, а я от такого внимания готова была сквозь землю провалиться.

Нас на отделении журналистики оказалось пятьдесят человек, хотя первоначально планировалось принять только двадцать пять. В университете пошли навстречу ребятам-фронтовикам: парни за годы войны, конечно, многое забыли и по набранным баллам не могли конкурировать с вчерашними выпускниками школ. Чтобы они смогли получить высшее образование, количество мест увеличили.

Хорошо запомнилась поездка в колхоз на уборку картошки. Погрузились на баржу и отправились в деревню. Уродилось картофеля в ту осень много. Работали с раннего утра до темноты. Вырытый урожай в ведрах относили в общую кучу, оттуда его на машине везли на баржу.

Еду утром и вечером готовили колхозницы, порций этих нам не хватало. А в обед в поле приносили молоко и огурцы. Это же надо было додуматься до такой глупости: совместить огурцы с молоком. После такого обеда парни без конца бегали в кустики. Девушки обеденную еду предусмотрительно игнорировали.

Наконец, наш руководитель Вадим Данилов – студент-фронтовик, коммунист – догадался проверить поваров. И оказалось, что колхозные женщины растаскивали продукты по домам. Поварами поставили студенток – тех, кто послабее здоровьем. Готовили они отменно. И мы, наконец, наелись.

Мы жили бедно в послевоенные годы. До четвертого курса университета носила зимнее пальто, которое мне сшили в двенадцать лет. Из коричневого оно превратилось в рыжее. Когда училась на пятом курсе, мама отдала свою поношенную шубу, купленную в счастливую довоенную пору. Свердловчанка Люда Болдырева привела ее в надлежащий вид, руки у однокурсницы оказались очень проворными и умелыми. И за свою работу она ничего не взяла. Свое порыжевшее пальто я отдала общежитской уборщице, и она очень обрадовалась: ее семья жила гораздо беднее, чем наша.

Одну шикарную обновку позволила себе в студенческие годы: на первую зарплату, полученную в уфимской газете во время практики, купила шелковое платье – по небесно-голубому фону разбросаны цветочки. Прекрасно понимала, что деньги следовало вручить маме или купить ей подарок, но не удержалась, хотелось покрасоваться на университетских вечерах.

Когда во время каникул показала дорогое платье маме, она изменилась в лице, но ни слова упрека от нее не услышала. А ведь ясно было, что ее одолевали мысли, на какие шиши отправлять дочку на учебу.

Платье отомстило мне за этот неблаговидный поступок по отношению к маме. Когда на курсе состоялись три свадьбы одновременно, я нарядилась в обновку. За столом села подальше от парней, чтобы они не облили вином мое сокровище. Рядом с лучшей подругой. И надо же, когда она подхватила кусок холодца, тот упал прямо мне на подол, на котором быстро появилось жирное пятно.

Уйдя с торжества, несколько часов отпаривала проклятое пятно утюгом через марлю, а оно всё не сходило. Со временем пятно исчезло, но обновку невзлюбила и надевала редко: небесно-голубое в цветочек постоянно напоминало о моей вине перед мамой.

Жесткое было время. Мы оказывались невольными свидетелями того, как пропадали люди. На первом курсе на занятия приходил парень, ничем не выделялся. И как же я была удивлена, став свидетелем такой картины. Альберт Чудиновских сидел за столом передо мной. К нему подошел этот парень, поздоровался. Алик вместо ответного приветствия говорит:

«Ты извини, но мне с тобой говорить нельзя. Вчера состоялось заседание комсомольского актива курса, и он вынес решение: за то, что ты читаешь запрещенную литературу, объявить тебе бойкот – не разговаривать».

Пораженный студент быстро пошел куда-то выяснять ситуацию. Больше я его в университете не видела.

Внезапно исчезла из нашего поля зрения преподаватель философии – импозантная красивая женщина. Всезнающие парни шептались, что это из-за её брата: он – капитан – перевозил во время войны грузы из Америки и оказался шпионом.

Строгое время. Помню, как на первом курсе активно участвовали в художественной самодеятельности. Парни написали подробный сценарий, его название – «Дети разных народов» – взяли из первой строчки «Гимна демократической молодёжи мира». У нас на курсе учились студенты из других стран – Болгарии, Венгрии, Чехословакии, Кореи, и идея композиции заключалась в том, чтобы показать дружбу народов.

Репетировали долго и тщательно. Представитель каждой страны читал на своем языке стихотворение, запевал песню, а хор подхватывал её на родном языке выступавшего. Заканчивалось всё русской «Калинкой», её запевала – наш соловей Николай Рокотушин. Аккомпанировала на пианино Диана Склюева, наша музыкальная звезда, она окончила музыкальную школу. Связывали все части композиции ведущие.

Первое выступление – на партийной конференции. Волнуемся, но надеемся всех поразить необычным репертуаром. Уже выходить на сцену нужно, а нас не выпускают. Кто-то из начальства проявил партийную бдительность: стихи и песни – на непонятных языках, хоть и представителей стран народной демократии, а вдруг крамола какая-нибудь?

Отстоял «Детей разных народов» комсомольский вожак нашего университета: взял всю ответственность на себя – за каждое слово. Вместо подготовленных ведущих он вышел на сцену и стал вслед за суфлером громко, четко, с выражением произносить текст. Правда, после выступления парни отпаивали его водой, нервы не выдержали.

И всё же концерт прошел удачно. Артисты-студенты потом выступали по местному радио, разъезжали по Домам культуры. И везде их хорошо принимали.

Печально сложилась судьба моей подруги – нашей звездочки Дианы Склюевой. В университете она подружилась с Аурелем Турку, парнем из Румынии, он учился на курс младше нас. Большая любовь, дело шло к свадьбе. Браки с иностранцами тогда не приветствовались, дозволение на них получить было почти невозможно, но влюбленные всё же надеялись, хлопотали о разрешении.

После окончания университета Диана по распределению уехала работать в Сталинабад, Аурель остался в Свердловске. Ему предстояло учиться еще год. В свой первый отпуск Диана вернулась домой, радостная прибегает в университет, а Аурель сидит в аудитории, обложившись учебниками, и смотрит на нее как-то странно. А потом хмуро говорит: «Я тебя больше не люблю».

Три дня она не ела, ни с кем не разговаривала. А потом приснился сон: возлюбленный так сказал, чтобы спасти её. Так и оказалось: в Румынии брата Ауреля репрессировали и посадили, и он, чтобы не погубить любимую, принял решение больше не встречаться с ней. Уехал Турку в свою Румынию, и больше они не виделись. Диана через несколько лет все же вышла замуж, родила дочь. Брак оказался неудачным, супруг пил. Развелась.

Сейчас моя подруга живет в Екатеринбурге, мы с ней поддерживаем связь. Свою студенческую любовь она хранит всю жизнь.

В студенческие годы мы очень много почерпнули, посещая свердловские театры, филармонию.

В актовом зале нашего университета впервые услышала Бориса Штоколова, он тогда учился в консерватории и уже выступал с концертами. Высокий, худой – таким запомнился. И с поразительным голосом. Во второй раз ходила на его концерт уже в Кызыле, куда он приезжал на гастроли. Это был уже солидный мужчина, но все с тем же могучим неподражаемым голосом.

В оперном театре довелось впервые услышать «Ромео и Джульетту» в исполнении местных очень талантливых артистов, увидеть «Лебединое озеро», которое показали столичные корифеи.

Любили мы и театр оперетты. Известные арии надолго запали в душу и память. И эти знания очень пригодились, когда летом 1952 года мы с Лилей Гильмановой отправились на последнюю преддипломную практику в Таджикистан, в город Душанбе, тогда он назывался Сталинабад, в честь Иосифа Сталина.

От Свердловска до Оренбурга ехали в экономном плацкартном вагоне. В Оренбурге – пересадка, пришлось помучиться на вокзале в ожидании билетов на поезд Москва – Сталинабад. Удалось взять их только в купейный вагон.

В купе нашими соседями оказались двое мужчин. Они, преподаватели московского вуза, увлекались альпинизмом и ехали штурмовать очередную вершину. Чтобы скоротать время, затеяли командное соревнование: напевали мелодии музыкальных произведений, а противник должен был их отгадать. Москвичи нажимали на серьезную оперную музыку, а мы с Лилей одолевали их ариями из оперетт. И не проиграли столичным знатокам.

В Сталинабаде поразились изобилию: базары ломились от овощей и фруктов. Куда ни посмотришь – помосты, устланные коврами, на них маленькие столики с чайниками и пиалами. Сидят старики в халатах, пьют чай, едят пресные лепешки, манты.

В парке – несколько танцевальных площадок. На одной звучит татарская мелодия, на другой – таджикская, парни и девушки исполняют родные танцы. Самая людная – площадка, где танцуют вальсы и прочие современные танцы. Порядок везде строгий.

Нас удивили арыки с водой, которые тянулись по центральным улицам города. В них целыми днями плескались гуси и утки. Когда уже затемно возвращались с дежурства в редакции, сначала недоумевали: откуда раздается храп. А это мальчишки и парни в жаркие летние ночи спали на крышах сараев. Днем, в самую жару, город на два часа замирал. А футбол здесь устраивали рано утром – пока еще относительно прохладно.

Мне удалось побывать в таджикском колхозе, увидеть, как выращивают хлопок. Хотела посетить сельскую школу, но не удалось. Ни взрослые, ни дети не могли мне объяснить, как пройти к ней. Они не говорили по-русски и не могли понять, что же ищет приезжая девушка.

В редакции газеты «Коммунист Таджикистана» нас встретили очень доброжелательно. Одно из заданий – написать рецензию на спектакль русского театра. Давали «Таню» Алексея Арбузова. К поручению мы отнеслись очень ответственно. Сначала подготовились: Лиля пошла на встречу с режиссером, а я отправилась в библиотеку. Пьеса тогда была очень популярна, ее ставили во многих театрах страны. Чтение рецензий, которые публиковали другие газеты, оказалось очень увлекательным.

После тщательной подготовки посмотрели и сам спектакль. Рецензию написали положительную, даже очень. Но после Таджикистана я оказалась в Москве, где собирала материал для дипломной работы «Вопросы городского строительства в газете «Московская правда». И в столице снова попала на спектакль «Таня». Как же прекрасно играли московские артисты, провинциальным оказалось далеко до них.

Это стало для меня уроком: не торопись восторженно хвалить.

Пять университетских лет позади. В дипломах указано: специальность – журналистика. Распределение выпускников по всей стране: Сибирь, Дальний Восток, Якутия, Сахалин, города союзных республик.

Отработать три года там, куда распределили, следовало в обязательном порядке, но никто и не пытался отказаться от места, куда его направили. Приобретя опыт, мои однокурсники Александр Мурзин, именно он написал за Леонида Брежнева книгу «Целина», Клара Скопина, Леонид Топорков стали работать в центральной прессе.

На Лилю Гильманову и меня пришёл вызов из Сталинабада, коллегам понравилось, как мы проходили у них практику. Но мы и Алина Голикова выбрали Кызыл, столицу Тувинской автономной области. Нам было очень интересно попасть в совсем незнакомое место, не пугало и то, что добраться туда непросто – даже железной дороги нет.

Ехала в Туву, как и все, на три положенных года, а оказалось – на всю жизнь.

Конец августа 1953 года. Редакция газеты «Тувинская правда» – улица Ленина, дом 17. Деревянное здание с большими окнами, два этажа, на второй ведет очень крутая лестница.

В редакции мы с Лилей сразу попали в объятия старших коллег, двух приветливых женщин – Нины Релиной и Александры Богдановой. Первая оказалась фронтовичкой.

Фронтовики составляли костяк коллектива, а приехали они сюда в основном после окончания партийных и профсоюзных школ. Специальное журналистское образование тогда имели только мы с Лилей Гильмановой и наша подруга Алина Голикова, прибывшая вскоре после нас.

Воевал и Павел Степанович Блинов, заведующий отделом информации. Телефонную трубку чаще можно было увидеть у его уха, чем на рычаге. Новости по телефону он собирал целый день, часто из-за плохой слышимости кричал. И нам, четырем работникам, сидевшим с ним в одном кабинете, приходилось нелегко при таком шуме. Серьезные проблемные корреспонденции, очерки писались обычно дома.

Отдел культуры, где начала трудовую деятельность, возглавляла Варвара Ефимовна Межова. Иван Семёнович Курченко заведовал отделом промышленности, к нему попала Лиля. К Курченко часто приходили рабочие, водители, просили поднять ту или иную тему, рассказать о передовике производства. Его папки ломились от читательских писем. Лилю он завалил их обработкой. Иногда она бунтовала: «Иван Семёнович, лучше я сама напишу материал о женщине-маляре. Знаю такую. Она замечательно работает».

Иван Семёнович с ней спорил: письма трудящихся – первейшее и важнейшее дело, ни одно не должно остаться без внимания. Когда он позже уехал на свою родину, в Самару, то писал письма и Лиле, и мне. В них он утверждал, что работа в Туве оказалась самой лучшей и плодотворной в его жизни. Серьезно заболел, и последнее письмо пришло от него прощальное.

В командировку, в Овюрский район, ездила с Александрой Николаевной Богдановой. Она трудилась в сельскохозяйственном отделе. Материалы Богдановой об опыте работы доярок, чабанов, трактористов, целых бригад и ферм привлекали глубоким знанием предмета. В командировке внимательно приглядывалась и прислушивалась к тому, как она беседует с людьми. Училась у неё и бытовым мелочам. Отправляясь в дорогу, не подозревала, что там, куда едем, нет столовой. А опытная Александра Николаевна даже пельмени с собой взяла. В заезжей, маленькой избушке для приезжающих, мы сами топили печку и варили их.

А вот Эрзинский район удивил поварским мастерством. Туда мы приехали целой редакционной бригадой. И поварихи в столовой сказали: «Когда бы вы не вернулись с полей, стучите в дверь, мы откроем и накормим вас». Их жареная картошка оказалась очень вкусной. А чебуреки – выше всякой похвалы.

– Кто вас научил чебуреки готовить? – удивлялись мы.

– Работал тут повар, родом с Кавказа, вот и научил.

Отношение к нам, молодым сотрудникам, проявлялось в редакции по-разному. Сначала мы проживали в гостинице. Нам сказали, что жилье готовится. Наконец, перебрались в дом, в котором размещались две квартиры. В одной – комната и кухня – стали жить мы. Другую заняла большая семья ответственного секретаря редакции.

Дом стоял на болоте, добираясь до него по улице Комсомольской, шли, цепляясь за заборы и преодолевая огромные лужи. Зимой мы замерзали. Печка не хотела топиться, сколько бы в нее не подкладывали дров и угля. К утру вода в ведре покрывалась льдом.

Бухгалтер редакции, когда мы ей жаловались, отвечала, что мы – городские неженки и ни к чему не приспособлены. Ладно, мы с Лилей не имели дело с печками, но Аля жила с родителями в квартире, где тепло шло от печки, и знала, как с ней обращаться. Со временем стены в наших хоромах покрылись трещинами, стала обваливаться штукатурка. Спрашиваю соседей: «У вас тепло? Стены в порядке?» Хозяйка отвечает, что всё хорошо.

Только через некоторое время мы поняли, что отремонтированную для молодых специалистов квартиру заняли соседи, а нас поселили в неподготовленную.

Очерк Ларисы Кенин-Лопсан «Покой нам только снился» войдёт пятым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

1. Подруги – одноклассницы и однокурсницы. Сидит Лариса Четверикова, стоит Лилианна Гильманова. Свердловск, Уральский государственный университет имени Алексея Горького. Осень 1952 года.

2. В редакции газеты «Тувинская правда». Сидят слева направо: литературный сотрудник Нина Релина, учётчик писем Мария Мокшина, бухгалтер Таисия Филимонова, телетайпистка Софья Тамдакай. Стоят: машинистка Анастасия Ковалёва, заведующая отделом сельского хозяйства Александра Богданова, редакционный курьер, Лариса Четверикова. Кызыл, вторая половина пятидесятых годов двадцатого века.