Георгий Лукин. Трижды живой
(Окончание. Начало в №22 от 19 июня 2015 года)
«За отвагу» – через шестьдесят девять лет
– Георгий Ефимович, получается, что только четыре дня – с 13 по 16 августа сорок четвертого вы в боях провели. Нет, неверно сформулировала: не только, а целых четыре дня. Не зря же в 2013 году вас нашла медаль «За отвагу» – через шестьдесят девять лет.
– Этой самой дорогой для меня медалью, потому что не юбилейная она, а боевая, внуку Александру обязан. Он такое для меня сделал! Разыскал сведения о том, что деда его в 1944 году представили к награде за прорыв обороны города Выру. Я-то знал, что был представлен к награде, командир еще тогда говорил. А со временем это как-то подзабылось. Ну, нет и нет.
А вот Саша пошел до конца. В 2009 году он написал заявление в республиканский военкомат. Оттуда послали запрос в Москву, который так и остался без ответа. Через три года внук все-таки нашел, что искал. Оказывается, в самом начале меня должны были наградить орденом Красной Звезды, который потом заменили на орден Славы третьей степени, а затем – на медаль «За отвагу».
Саша – особый парень. Наш семейный историк. Еще с шестого класса он начал интересоваться историей рода. Сейчас в составленном им семейном древе – тысяча триста человек, с 1754 года.
Медаль, стараниями внука деда нашедшую, 8 мая 2013 года в театре вручали. Сам-то на сцену подняться не мог, так председатель Правительства Тувы Шолбан Кара-оол ко мне в зал спустился и эту медаль к пиджаку прикрепил. И тут, признаюсь, не смог от слез удержаться, хоть и не к лицу они мужику.
На медали этой танк изображен, и этим тоже она мне дорога, потому что на войне пулеметчиком был, а после нее – танкистом.
Это Гитлер шороху навёл
– И как же эта переквалификация в танкисты произошла?
– А очень просто. Как выписали меня из госпиталя, сразу направили в танковую школу, она здесь же, в Свердловске, находилась. Там и весть о победе встретил. Радость – безмерная: наконец-то война кончилась, вернусь домой, с близкими свижусь. Но прошло пять лет, прежде чем я своих увидел, потому что оставили нас, парней 1926 и 1927 годов рождения, дослуживать.
Как отучились три месяца, свезли нас в запасной танковый пятый полк, выстроили, и командир части объявил, что завтра едем в Германию. Рано утром погрузились в телячьи вагоны с нарами в два этажа, и – на запад.
До июня пятидесятого года в Германии прослужил. Есть там такой небольшой городок – Пархим. На его окраине советские части располагались: два танковых полка и два пехотных с танковой батареей. Меня сначала определили заряжающим танка СУ-120, а потом механиком-водителем СУ-100 стал.
– Как отношения с гражданским населением складывались?
– С немцами нам шибко знаться нельзя было. В основном, общались с теми, кто у нас в части работал: они гостиницу для офицеров обслуживали. Переводчик, уборщицы. Семейная пара была: жена Эмма полы мыла, а муж двор мел. За места свои они шибко держались: городишко же небольшой, где еще деньги заработаешь.
И дружба между советскими солдатами и немецкими девушками все же была. Мы в части танцплощадку организовали, по субботам и воскресеньям на ней оркестр наш играл.
Вначале-то немочки с опаской ходили, мол, не устроят ли им чего. Это Гитлер шороху навел, объявил: как только русские придут, они всех мужчин расстреляют, а всех женщин изнасилуют. Но видя, что за порядком у нас строго наблюдают – на танцах всегда дежурные были – перестали бояться.
– Какая музыка на армейской танцплощадке звучала?
– Да всё больше вальсы.
– Вы, такой видный, наверняка, в сторонке не стояли?
– Вот именно, что стоял. Не поверите, но никогда не танцевал, ни тогда, ни потом. А почему, и сам не знаю, не хотел, и всё.
Только однажды на нашем семейном празднике внучке Танюшке удалось уговорить меня вальс станцевать. Да и какой вальс-то, только переминался с одной ноги на другую.
И петь никогда не пел, зато сестры мои такие песенницы были, сами и частушки сочиняли. Я ж только могу подпеть: «Ой, при лужке, при лужке».
– Как же так? Вот вы мне свою служебную характеристику достали, с того времени храните, и в ней подписью командира и печатью заверено, что Лукин – участник самодеятельности. И еще: «Политически развит, идеологически выдержан. Партии Ленина-Сталина и социалистической Родине предан».
– Да ведь так всем писали. На всех – одинаковый документ. Приукрасили, словом.
Немецкий шнапс против русской водки
– Тогда еще вопрос – для исторической точности. В характеристике этой от шестого июня 1950 года указано ваше звание – гвардии рядовой, а на фотографии 1947 года на вас – сержантские погоны. Почему ваша армейская карьера не вверх, а вниз пошла?
– Вот ведь приметливая какая, углядела. Врать не буду: был разжалован. Честно признаюсь, выпивали тогда солдаты частенько. Как праздник какой на календаре, мы сразу же у немцев шнапс покупали. Слабоват их шнапс против нашей русской водки, но другого-то не достать было.
Вокруг нашей части забор деревянный был. Так мы подойдем к нему, кликнем проходящего мимо немца, чтобы он нам выпить принес. Возле забора этого меня и сотоварища тепленькими и прихватили. А дальше – известно что. Нас – в комендатуру, а на следующий день командир зачитал перед строем приказ о разжаловании: из сержантов – в рядовые.
Но вы уж меня в пьяницы не записывайте, это по молодой глупости потреблял, а когда женился, редко когда стопку поднимал. По праздникам разве только. Если не верите, Зина может подтвердить.
– Неужели у солдат деньги были, чтобы спиртное покупать?
– А как же. За службу нам еще и платили. В месяц солдат получал сто десять марок да плюс еще двести сорок рублей. Немецкие марки давали на руки, а советские деньги клали нам на сберегательные книжки.
Эти рубли разрешали домой послать. Накопил я тысячу и матери отправил, но аккурат в это время денежная реформа у нас в стране произошла, и деньги эти в сто рублей превратились.
Зато марки подкопленные с пользой потратил – на подарки родным.
Подарки из Германии
– И много удалось подарков привезти?
– Богато. В июне пятидесятого нас демобилизовали, а перед самым отъездом привезли в магазин, в город Магдебург. А в магазин этот тряпок специально для нас свезли видимо-невидимо.
Набрал там два костюма, четыре мужских рубашек, четыре пары брюк, платков и шесть метров зеленого вельвета для матери, машинку механическую для стрижки волос, два бритвенных станка да куклу большую племяннице Танюшке.
А еще четыре комбинаций для сестер. Вроде маек, только подлиньше, и шелковые. У нас в деревне девки такого не нашивали, но как все стали это исподнее хватать, так и я за ними.
Два чемодана набралось, рядовому составу разрешали вывезти из Германии именно по столько. Нам и чемоданы специально для этого бесплатно выдали.
А офицеры по полторы тонны барахла вывозили. Была даже специальная рота, солдаты которой загружали его в вагоны: койки, шифоньеры, столы, стулья.
– Угодили подарками?
– А как же. Как приехал, мама одним платком сразу голову накрыла, а остальные и вельвет зеленый в сундук упрятала. Потом этот вельвет она нам же в честь свадьбы и подарила: Зина из него себе платье сшила, а мне – толстовку.
Мама и сама портнихой хорошей была, деревенских обшивала. А чего там шить-то: в войну из кулей штаны и юбки строчила. За это ей и огород вскопают, и едой какой-никакой поделятся.
Один костюм и бритвенный станок Ивану, мужу сестры Елены подарил, они к тому времени уже в Абакане жили, я к ним первым приехал, второй себе оставил. Брату Володе пару штанов и рубах отдал.
На механическую машинку и бритвенный станок, складной в коричневом кожаном футлярчике, деревенские, как на чудо, смотрели: отродясь такого не видывали. Пока я дома был, всех парней и мужиков перестриг. Качественные вещи умели немцы делать: их бритвой много лет пользовался.
А председатель колхоза Ефим Иванович Вольский мне самому, как подарку, обрадовался. Парней-то в войну переколотило, а колхозу работники, ох, как нужны были. Говорит: «Будешь комбайнером». Новый комбайн обещал. А я эту технику уже видеть не мог, за пять лет до того она надоела, что сил моих больше не было.
Месяц дома проболтался, по соседним деревням, по пашням проехался. И решил податься в Новосибирск. Там мой друг Володька Гольцов жил, мы с ним из Кочергино на фронт вместе призывались. Он чуть раньше меня демобилизовался, только из Австрии, и всё меня в гости звал.
Володька с невестой по переписке познакомился и сразу к ней махнул, там и женился. Он даже в село не приезжал, прямиком в Новосибирск отправился. Знал, что из колхоза его просто так не отпустят.
– А как же вас колхоз отпустил?
– А демобилизованным солдатам легче было паспорт справить и свободу получить. Только у меня и здесь своя закавыка вышла. Чтобы паспорт выхлопотать, надо было сначала метрику о рождении взять. Пошел я в Курагинский ЗАГС, смотрю, а там девчонка наша местная – Фрося Кучеренко – сидит. Смеется: «Удрать что ли хочешь с колхоза?» Достает журнал, смотрит в него и говорит: «Да ты ж, как родился, сразу помер».
Оказалось, в книге этой про меня написали, что сразу после рождения умер. Что за оказия такая: опять меня хоронят, сколько же можно? Что делать? Фрося, пожалевши меня, сказала, что запишет на другого Гошу, парнишку из нашего же села, который на самом деле при рождении умер, а числился как живой. Нас просто перепутали.
Вот так метрику и справил. С ней поехал в Абакан, там в ЗАГСе выдали паспорт, а с ним я уже хоть где жить мог. Уехал в Новосибирск, там и жену нашел.
Тут и любовь пришла
– И долго вы свою Зинаиду Владимировну искали?
– С первого раза нашел. Пошел устраиваться на завод расточных станков, он потом стал называться «Тяжстанкогидропресс». Гришка Харитонов, друг Володьки, узнав, что я холостой, спрашивает: «Может, жену хочешь?» А я ему: «Где ж она?» «На заводе у нас работает, в отделе кадров. Хорошая девчонка – Зина Бервинова». Где слово, там и дело: пошли свататься. А невесту-то я и в глаза не видел.
Заходим мы в дом, а там баба Ира, теща моя будущая, капусту солит. А рядом с ней – девушка, симпатичная такая. Я сразу смекнул, что Зина это, Гришка-то хорошо мне ее описал.
Хозяйка нас за стол усадила, и за два часа сосватали мы Зину. На следующий день в театр с ней сходил. Неделю женихался, третьего ноября зарегистрировались, восемнадцатого свадьбу справили.
– Вот это натиск – по-военному.
– А чего тянуть? Она мне сразу приглянулась. А вот как Зина, не знавши меня, так рисканула? Пусть сама рассказывает. Раз заманила, пускай теперь и отвечает.
– Зинаида Владимировна, как всё было?
– Посмотрела на него – высокий такой, стройный, бравый. Мне двадцать четыре года уже было, по тому времени – возраст для девушки. Женихов-то, одногодков, война выкосила, сколько девчонок так в девках и остались. А тут такой парень сватается.
Любви поначалу и не было. А как обжились, попривыкли друг к другу, тут и любовь пришла. Душа в душу прожили. Нынче шестьдесят пятую годовщину свадьбы отметим.
А как регистрировались в ЗАГСе – смех и грех просто. Он – в форме солдатской, я – в простом ситцевом платьишке. Объявляет нам регистратор, что отныне мы – муж и жена, а мой Георгий Ефимович в ответ рапортует: «Служу Советскому Союзу!»
– Что же вы так Георгий Ефимович, не по-свадебному ответили?
– Теперь-то смешно вспоминать, но как привык за годы службы, так и отрапортовал. К штатской жизни ведь еще обвыкнуться надо было. Но ничего, стал привыкать помаленьку.
Устроился на тот же завод, где и супруга работала. Дисциплина там была очень строгая. За пятиминутное опоздание с зарплаты высчитывали двадцать пять процентов. Заработки маленькие были. Мне, как фронтовику, квартиру обещали, но отдали ее вербованным, а я ни с чем остался.
Решили переехать в Абакан, поближе к моему дому. Там я устроился в «Мелиоводстрой» завхозом. А жену на время, пока жилья своего не было, оставил в деревне у матери. Там в 1952 году дочка Таня родилась. А Ира и Юра – уже в Абакане.
В Абакане я хороший дом вырубил, сам для него леса наготовил. Корову держали, неплохо
жить стали. Но тут – другая напасть: Никита Кучерявый, так в народе Никиту Хрущева звали, в пятьдесят девятом году издал приказ – нельзя коров в личном хозяйстве держать. И отвели мы, как приказано было, свою кормилицу в «Заготскот».
Корова наша плакала, и мы вместе с ней. Ведь какая хорошая коровушка была, в день по восемнадцать – девятнадцать литров молока давала. Без коровы совсем нищета стала. В магазинах – шаром покати, выживай, как хочешь.
И надумали мы в Туву перебираться.
Мне ли на жизнь жаловаться
– Почему именно Туву выбрали?
– А не просто так. Семьи моих сестер Марии и Галины еще в 1948 году в Туву перебрались, когда дали свободу переезда. В селе Сарыг-Сеп они жили. Там тогда просто рай был. Когда приехали проведать их, Зинаида Владимировна сразу в Сарыг-Сеп влюбилась. Кругом тайга, красотища. И в магазинах – даром, что село, такие товары, каких в Абакане не найдешь. Говорит: «Гоша, давай переезжать, это же сказка». Так и порешили.
Двадцать пятого мая 1960 года приехали мы в Кызыл. И с тех пор – здесь.
Зина моя сначала нянечкой в детском саду работала, а потом – шестнадцать лет – в ателье «Чечек». Сначала – в шубном цехе, а потом – в плательном. Оттуда и на пенсию ушла. Мастерица она у меня шить да вышивать.
А я до пенсии плотничал. Сначала – в пассажирском АТП, потом – на почте. В 1976 году устроился туда, потом уйти хотел, но тогдашний директор почты Галина Ивановна Насюрюн уговорила меня остаться. Так пятнадцать лет и проработал сопровождающим почты. Но так только должность называлась, на самом же деле ремонтировал здания почтовых отделений. Их по городу восемь штук было. И здание переговорного пункта – моих рук дело.
На пенсию меня хорошо проводили, дали бесплатно две газеты: «Аргументы и факты» да «Тувинскую правду». А раз в год обещали давать по пятьсот рублей. Правда, их только два года платили, а потом, видать, забыли. И газеты отменили. Да я не в обиде: уж столько годов прошло, все молодые уже на почте работают, кто там теперь помнит старика.
– С другими ветеранами войны общаетесь?
– А как же. Каждый год девятого мая бываю на параде Победы. Это для меня – главный праздник. Только горько, что всё меньше знакомых лиц вижу, годы-то свое берут.
Раньше-то своими ногами ходил, а теперь – на инвалидной коляске качусь. Дети да внуки меня и отвезут, и обратно привезут.
Спина побаливать начала, когда на пенсии уже был. Отправили на рентген в Абакан, он показал кисту на позвоночнике. Стал ходить в нашу онкологию на облучение. Но становилось все хуже и хуже. Года полтора на костылях прыгал, а потом и в кресло сел. Хотел в Новосибирск на операцию поехать, но врач сказала, что только деньги зря потрачу. Так и не поехал.
Думаю, надорвал спину на плотницкой работе: взвалишь бревно на плечо и по лесам наверх тащишь. Вот и результат. А, может, и тот военный осколок сказался.
Но в панику не кидаюсь, с юмором ко всему отношусь. Потому что счастливый человек. Выжил на войне, где каждую минуту кто-то погибал. Детей хороших вырастил, а они – своих детей.
Друг у меня есть, тоже фронтовик, артиллерист Владимир Леонидович Маландин, он тоже в Кызыле живет. Мы с ним земляки, оба с Курагинского района. Раньше-то в гостях друг у друга часто бывали, а теперь всё по телефону общаемся
Владимир Леонидович, как его жена Муза Дмитриевна умерла, так по ней тосковал, и сейчас тоскует. Тяжко половину свою терять, с которой жизнь прожил.
А я и сейчас – целый, не ополовиненный. Зина моя любимая со мной рядом. Так мне ли быть недовольным. Мне ли на жизнь жаловаться.
Фото Сергея Еловикова, Ай-кыс Монгуш и из личного архива Георгия Лукина.
Интервью Юлии Манчин-оол с Георгием Лукиным «Трижды живой» войдёт тринадцатым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».
Фото:
1. «Он такое для меня сделал!» Георгий Лукин с внуком Александром Галкиным, стараниями которого ветерана Великой Отечественной войны через шестьдесят девять лет нашла фронтовая медаль «За отвагу». Республика Тыва, Кызыл. 18 июня 2015 года. Фото Ай-кыс Монгуш.
2. Георгий Лукин с только что полученной им боевой медалью «За отвагу», нашедшей его через шестьдесят девять лет. Республика Тыва, Кызыл, Национальный театр, торжественное собрание, посвященное шестидесятивосьмилетию победы в Великой Отечественной войне. 8 мая 2013 года.
3. Георгий Лукин (слева) со штабным писарем Михаилом Белокурским. На обратной стороне снимка надпись карандашом: «Мама! Пусть эта фотокарточка напоминает вам и мне о моей службе в Германии, о временной разлуке. Ждите, я вернусь. Германия, город Пархим. 30 января 1947 года».
4. Экипаж танка СУ-120. Слева направо: наводчик Егор Карнаухов, заряжающий Георгий Лукин, механик-водитель Пётр Дьяков, командир экипажа Алексей Романов. Германия, город Пархим. Апрель 1946 года.
5. Семья. Справа сидит Георгий Лукин. Его супруга Зинаида Лукина стоит слева. В центре – их дети: Татьяна, Ирина, Юрий. Слева сидит брат Зинаиды Владимир Бервинов, справа стоит его жена Надежда Бервинова. Город Абакан, 1958 год.
6. Нам ли на жизнь жаловаться: Георгий Ефимович и Зинаида Владимировна Лукины среди детей, внуков и правнуков. Справа от Георгия Ефимовича – внучка Людмила Пономаренко с сыном Егором, жена внука Александра Галкина Светлана Галкина с дочерью Анной.
Слева от Зинаиды Владимировны – жена внука Алексея Марина Галкина, жена внука Владимира Коваля Настя Коваль, дочь Татьяна Коваль, жена сына Юрия Лукина Раиса Лукина.
Стоят слева направо: муж дочери Татьяны Василий Коваль, сын Юрий, внук Павел Лукин с сыном Ренатом, внук Сергей Коваль, внук Александр Галкин с сыном Григорием, внук Владимир Коваль с дочкой Юлей, правнучка Анастасия Галкина, правнуки Михаил и Александр Пономаренко. Кызыл, 23 мая 2015 года. Фото Сергея Еловикова.
Юлия МАНЧИН-ООЛ