Василий Шмаков: Я назову ее Васильевка
Давно уже я задумываюсь о справедливом замечании, которое частенько приходится слышать: «Очень хорошо, что вы пишите о нашей интеллигенции: ученых, актерах, врачах, педагогах, даже о политиках, и это неплохо.
Но где простые рабочие люди, на которых и держится страна? Где наши работяги-мужики с крестьянской смекалкой, не спившиеся, не опустившие рук, а работающие? Или перевелись они в Туве?»
Действительно, не может быть, чтобы совсем уже перевелись. И вот, наконец, журналистская дорога привела меня к одному из таких людей. Чтобы добраться до него, проехала 85 километров на «Жигулях» от Кызыла до Сарыг-Сепа, потом пересела на «Ниву» – асфальт кончился, на «Жигулях» 34 километра вдоль Енисея по проселочной дороге можно и не одолеть – завязнешь. Вот и спуск к Енисею, и паромщик – добродушный и симпатичный крепкий старик в панамке, переправляет нас на ту сторону, весело интересуясь, как там, в Кызыле, насчет ожидаемого в августе солнечного затмения и конца света. Попутно рассказывает, что в Горной Шории, еще пацаном, сам видел затмение: «Тьма не такая, как ночью, вообще мрак. Собаки воют, куры кудахчут. Жутко».
Однако поляна, на которую мы выходим, сойдя с парома, отнюдь не располагает к размышлениям о конце света – слишком много солнца и потрясающего запаха свежеструганных бревен, идущего от строительства четвертого строящегося домика и наполняющего три уже отстроенных. Чуть в стороне – хоздомик. А у реки – баня. С вениками на чердаке. Вот моторка и удочки. И еще: собака Кучум, которую держат в строгости – часто привязывают, не очень-то разрешая ходить в гости к приезжим, что Кучум очень любит. Это потому, что крупно провинился: слопал у зазевавшихся гостей все мясо для шашлыка, после чего и из доверия вышел.
Все это, вместе с паромом – хозяйство Василия Шмакова, урожеца Верховья, как издавна называли эти места в Верховьях Малого Енисея, легендарного места жительства старообрядцев. Сизимского охотника, решившего стать сам себе хозяином, построившего паром и строившего в Верховье не избу, не охотничью заимку, а… свою турбазу.
Мы беседуем в одном из домиков будущей базы: в печке-буржуйке потрескивает огонь, пахнут лесом бревна, щели между которыми по-таежному и очень романтично для горожанина заткнуты мхом.
Василий Ипатович недоверчиво косится на включенный диктофон – с просьбами об интервью его, прямо скажем, журналисты не очень-то осаждали до сих пор. А точнее, первое оно у него. Опять же – женщина-журналист. Я понимаю, что цивилизация цивилизацией, но для этих мест, где вся деревенско-таежная работа исстари держалась на плечах крепких, непьющих и некурящих, суровых бородатых мужиков-старообрядцев, а семейное воспитание – на их авторитете, отношение к женщине все-таки в глубине своей не изменилось. Конечно, со всей вежливостью: но что она поймет в мужских делах? Вот если бы я мужиком была, тогда беседа, думаю, пошла бы легче. А то приходится толковать мне очевидные истины. Но что поделаешь: баба есть баба, хоть и журналист…
– Василий Ипатович, как это вы решили строить здесь именно турбазу?
– Эта идея у меня давно зрела. Характер такой, неуемный, мне все время чем-то надо заниматься. До этого 27 лет был штатным профессиональным охотником в Сизимском промхозе (прим.: промысловое хозяйство – организация, объединяющая охотников-промысловиков).
А потом – все, здоровье подвело. Я так сам себе думаю: достиг такого совершенства, что возгордился, и природа сказала: убирать меня из тайги надо.
– А вы были удачливым охотником?
– (Улыбается). Скажу: да. Не хвастаясь.
– До пятидесяти соболей в сезон. Соболь, белка – это основной вид. По лицензиям отстреливали маралов.
Тяжело было из тайги уходить.Если бы не здоровье, до сих пор бы охотничал. Теперь отца понимаю. Помню, он в 68 лет последний раз вышел из тайги и сказал: «Все, ребятишки, отохотился я. Старый стал…». Тосковал очень. Много сил и здоровья я в тайгу вложил. Участок был оборудовал капканами так, что мог неделю в избушке пролежать со спиной – в последние годы на таблетках и жил. А потом за два дня поеду на коне и возьму из капканов или с собакой столько, что ребята еще смеялись: лежит в избушке, а добывает больше нашего.
А четыре года назад уже сам выбраться не мог – спину так прихватило, что меня на «Буране» вывозили из тайги. Веток наломали, чтоб помягче, и повезли. А в дом уже на руках несли.
– И далеко пришлось везти?
– Шестьдесят километров от деревни. Первое время добирались туда на конях, а потом, в 1974 году, самыми первыми снегоход «Буран» купили. Я по натуре такой: вижу что-то новое – надо опробовать на себе. Сейчас уже третий «Буран» у меня. Первые два укатали напрочь.
– Слышала, что вы в тайге с 12 лет?
– С пятнадцати. Как восемь классов закончил, в Сизимской школе, так и пошел с отцом в тайгу, добыл тогда только двух соболей. Зато впервые и на слет охотников попал.
Раньше промхоз был богатой организацией, каждый год слеты охотников проводились: соревнование по стрельбе, на лодках, конях, даже гранаты кидали. Всегда были призы, грамоты. Сначала в Ужепе проводили слеты, это еще выше по Енисею. А потом, когда начальником участка стал Савелий Зиновьевич Бахарев (очень деятельный мужчина), отстроили здесь место для слета – все охотники съезжались: из Сизима, Ужепа, Эржея, Сарыг-Сепа. Итоги за год подводили: кто сколько добыл, кто лучший. Очень интересно было. Сейчас слабее. Ну, как сказать… Немножко развал пошел после перестройки. Слеты уже который год не проводятся…
Несколько лет директорами были пенсионеры – только оклады получали. А сейчас директором стал Сункуев, молодой парень. И сразу чувствуется, что к руководству пришел человек, при котором промхоз станет на ноги. Он и магазин от промхоза открыл.
– Василий Ипатович, а как ваши предки попали в Туву, в Верховье?
– Отец, Ипат Корнилович, родился до революции в Макеевке, была такая деревня пониже Сарыг-Сепа. Он помнил и рассказывал нам, как в деревню приходили люди из партизанского отряда Щетинкина-Кравченко. А его родители – из Томской области. Матери было два года, когда еще до революции ее привезли тоже из Томской области. Самая главная причина, почему они ехали из России сюда, – это старообрядческая вера. А когда началась революция и их начали притеснять, они ушли еще дальше, в Верховье Енисея, выше Ужепа, в местечко Чодуралыг. Там тоже такое прекрасное место!
Занимались сельским хозяйством, охотой. Жили не особо богато, хотя у отца было три рабочих коня, три коровы, двадцать овечек, четверо ребятишек. А всего нас в семье восемь детей. Я родился уже в Сизиме, когда родители выехали в поселок с Чодуралыга. Их ведь раскулачить хотели, вот отец в 1949 году и поехал в Сизим. Стал работать в лесхозе, потом в промхозе.
Сейчас пока жива отцова сестра – Прасковья Корниловна, а ей уже 85 лет – хочу у нее все расспросить, собрать, записать, а то все забудем, и дети наши ничего о дедах своих не будут знать…
– Строго вас воспитывали родители?
– Тогда было строго. Все, и вера тоже, шло от родителей. Сейчас мы все-таки (вздыхает) ушли от веры.
– Все-таки ушли, даже в Верховье, где старообрядческая вера была так крепка, что ради нее еще в сороковые годы шли даже на смерть?
– В душе я веру глубоко держу. Но все обряды соблюдать? Получается, что не соблюдаю. (Задумывается). Но и сейчас есть люди, которые глубоко придерживаются веры. Но мало их...
Крепкие мужики из жизни уходить стали. Вот ушел мой отец, дядька, а передать, оставить за собой кого-то не смогли.
Сейчас самые крепкие – это Рукавицины, они в Ужепе живут. Макар Гермагенович Рукавицын – мой сродный брат. Очень грамотный, уважаемый человек, в курсе всех политических событий. И по вере он все знает, очень крепок в вере. И сыновья у него ее придерживаются. Еще семья Георгия Осиповича Юркова. Вот две фамилии, которые могу назвать.
– Большая разница в том, какими вырастают дети в верующих семьях и совсем отошедших от веры?
– У тех, кто совсем опустился – большая.
– У вашего отца было восемь детей. А у вас?
– Четверо. Сын и три дочки. Две замужем. Старшая, Антонида, в Сизиме замужем, в школе работает. Гоша со мной, со школы. Сначала охотничали вместе. А потом я ушел, и он со мной. Сначала он не верил в эту идею насчет турбазы. А сейчас ничего, поверил. Видит: строительство идет, люди стали интересоваться, приезжать. Мы сейчас еще только строимся, официально не открылись. А знакомые, прослышав о турбазе, уже приезжают. Ну и принимаем по-дружески.
И мне так спокойнее за сына. Ему 24 года. Смотрю, сколько в его возрасте молодежи не при деле, с пути сбиваются. Тем более, он пока холостой. А так он при деле, ему не до баловства.
– Ваш сын такой хозяйственный, заботливый, всегда при деле: то на строительстве, то дрова для печки колет, то баню топит и составляет строгую очередность помывки, чтоб никого не забыть, то рыбой наловленной за так угощает. Его даже как-то неудобно называть Гошей. Полное имя-то его Григорий?
_ Нет, Георгий. Он пятого мая родился. По святцам – день святого Георгия Победоносца. Вот и назвали Георгием.
– Смотрю, он у вас и непьющий. Тут вчера мужики за сеном с Эржея приплыли и загуляли вместо работы. «Съезди, Гоша, – говорят, – за бутылкой». Он им спокойно, вежливо так – старшие все же, но твердо, отвечает: «Какая бутылка? Работать надо».
– (Улыбается). Выпивать-то, бывает, выпиваем. Но какая выпивка, если работа стоит.
– А все-таки, почему вы решили заняться именно туристическим бизнесом? Вроде бы, от охотничьего дела, которым вы занимались всю жизнь, это очень далеко?
– Почему далеко? Еще когда я в промхозе работал, на Эржейскую турбазу, к Магере, приезжали иностранцы. И мне предложили помочь. Я им лошадей водил, катал, даже тройку запрягал. Им сильно нравилось.
Может то, что я с иностранцами общался, и подтолкнуло к идее строительства турбазы. Общение с людьми много значит. С ними очень даже интересно было общаться.
Одно лето мы принимали шесть групп. У них по программе был обед в семье местного жителя. Десять-пятнадцать человек к нам домой в Сизим приходили. Дотошные вообще! Все абсолютно их интересует: в доме все кругом рассмотрят, все выспросят: как картошку садим, как косим. Увидели капкан, спрашивают через переводчика: «А это зачем?». «Капкан на волка», – говорю. «Это же негуманно!». «Как так негуманно? А волк зайцев ест – это гуманно? Вот пусть и посидит в капкане, подумает. А то сделали из него санитара леса».
– А чем вы кормили иностранцев? Что они особо любили?
– Нашей кухней. На первое – окрошку, потом – пельмени всегда, варенье свое всякое. В основном, немцы были, так они блины сильно любят. В любом виде. Мы готовили и фаршированные: с творогом, с мясом. И просто так блины, как у нас готовят, на сковороде в масле.
Один год приезжал турист из Швейцарии – на берлогу его водили. Это была, кстати, самая первая путевка от промхоза. Нашел берлогу, приехал, сказал директору: «Медведь лежит. Два раза проверил». Свозили швейцарца на охоту, добыли медведя.
– И куда он потом этого медведя дел? В Швейцарию увез?
– Да, шкуру и череп увез в Швейцарию. В качестве трофея.
– А есть еще в Верховье люди, так же, как и вы, открывшие свое дело, что-то строящие, производящие?
– Пока больше никого нет. Все при делах. Все ведь, в основном, здесь охотники. Тем более, что промхоз при новом руководстве начал вставать на ноги. На него надеются. Хотя вот на Шивее (прим.: приток Малого Енисея) парни молодые хозяйство завели – сами себя кормят от и до, и еще много мяса сдают, картошку. Основатель у них Петр Григорьевич Сасин. А бригада – Рукавициных.
– Вас теперь в Верховье кем считают – «новым русским»? Наверное, уже и прозвище придумали, ведь в деревне на язык остры?
– Кем считают? (Задумывается). Не знаю… Как звали, так и зовут. Вячеслава Ивановича Гусева – он первым свой магазин в Сизиме открыл, раньше меня, образованный человек, техникум окончил – зовут Барином. Меня пока еще никак (смеется).
– Развернуть строительство сейчас непросто. Нужны средства, кредиты. Видимо, нелегко было их достать?
– Я сначала к Мельникову (прим.: вице-президент РТ) ходил, хотел в правительстве кредит на строительство турбазы взять. Он за голову схватился: мы одной турбазе у вас уже помогали, а результаты плачевные, начинайте пока сами, а там посмотрим –может, и поможем.
– Это о турбазе «Бельбей», что чуть пониже вашей на Енисее стояла? Мы летом 1994 года ездили туда и были в восторге: домики в виде юрт, даже с унитазами внутри, прекрасная столовая, баня. И принял нас директор Орлан Серээдер на высоком уровне – до сих пор вспоминаем. А сейчас едем мимо – пустое место. Мне рассказывают: все растащено – ни домиков, ни унитазов… Жалко. Как это могло случиться? Там действительно все растащили?
– Да. Развалилось все. Конкретного хозяина там не было. Он же не сам ее строил. И работники ненадежные. Серээдер продукты для отдыхающих завезет, а они на них гуляют. Едешь мимо – пьянка, гулянка. Просто так – ни за что гуляют. Загуляли, разворотили трактором столовую. Мне эту базу, когда я еще только начинал предпринимательство четыре года назад, предлагали в аренду взять. Но тогда я еще не готов был турбазой заниматься. А потом на Бельбее все развалилось, и я решил строить свою турбазу. В прошлом году и начали строительство.
– А кредиты все-таки добыли?
– Только в банке «Тувакредит» смог кредит взять. В том году 21 тысячу брал. Рассчитался – долг и проценты вернул. Потом еще 50 тысяч брал. Тоже в срок долг с процентами отдал – 71 тысячу рублей. Сейчас вот опять 50 тысяч взял.
– Немалые для частного предпринимателя деньги. Трудно, наверное, отдавать?
– (Улыбается). Конечно. Как говорят, берешь чужое – отдаешь свое. Но как не вернуть долг, если взял? Обязан вернуть. Потому и верят в банке, что уже меня знают. Такие проценты для начинающего предпринимателя, конечно, огромная сумма. Но где еще кредит взять под меньший процент и на более длительный срок? Кроме этого банка никто мне кредит не дал. Как же работать в Туве предпринимателю? Тем более на таком деле, отдача от которого будет не через месяц, а через год-два.
– А отдача будет? Ведь возле Эржея уже несколько лет турбаза работает. Не боитесь конкуренции?
– Нет. В Туве, практически, нет больше места для туризма, чтоб люди могли приехать, недорого отдохнуть. Мы выигрываем тем, что место удачное – и возле парома, и доставить всегда можем.
– А как возникла идея строительства частного парома? По-моему, по всему Малому Енисею, да и по всей Туве, больше частных паромов нет?
– Да. Больше нет. Здесь раньше был леспромхоз, они паром ставили, когда лес возили. А потом перестройка – ни леспромхоза, ни парома. С 1992 года уже. А я когда предпринимательством стал заниматься, возил товары на машине из Сарыг-Сепа, а чтоб через Енисей в Сизим переправиться, приходилось на лодке переплавляться. Это дорого обходилось. Вот и решил начать с парома и строить его вместе с турбазой. Вот с прошлого года паром и работает.
– А сколько до парома стоило людям перебраться через Енисей?
– На лодке – 10 рублей с человека, как и на Кок-Тейской переправе, когда там паром не работает.
– А вы сколько сейчас за паром берете?
– Три рубля с человека, двадцать с машины, десять – мотоциклы. «Скорая», милиция, пожарка, районная администрация – их всех переплавляем бесплатно.
А у населения денег очень мало… Но переплавляем всех – без проблем. В том году до первого ноября переплавляли.
– У вас такой паромщик интересный.
– Это сват мой, отец мужа старшей дочери – Анатолий Васильевич Попов. Жена, Елена Александровна, раньше была директором Дома культуры, тоже со мной работает, помогает, как бухгалтер. У меня здесь все родные работают. Я их поддерживаю, они меня поддерживают.
– Три домика и баню уже отстроили. А сколько всего здесь их будет?
– Планирую шесть домиков и столовую. Рацию установлю, чтоб была связь с внешним миром. На зиму есть два «Бурана» – если хочешь, катайся. На будущее лето – сплав по Енисею на наших катамаранах. Лошади для отдыхающих тоже есть. Только вот мало их у меня осталось. Было двенадцать, а сейчас две. Самых лучших коней украли.
– Скотокрадство уже и до вас дошло? Прежде на Сизиме это слово было неведомо.
– Дошло. За два года в общей сложности сорок лошадей украдено. Вот недавно угнали четырех коней, сизимских и эржейских. Мужики поехали искать – догнали.
У нас ведь как: я приехал, расседлал коней и отпустил. Они у меня месяц ходят, никто за ними не смотрит. Надо – поехал в тайгу искать, поймал, привел. Про нас скотокрады так говорят: «У староверов хорошо красть, они коней не ищут».
– А куда угоняют коней?
– Куда? Тут одна дорога – в Кунгуртуг.
– Василий Ипатович, а как вы думаете назвать свою турбазу?
– (Улыбается) Васильевка.
С 8 по 12 сентября 1999 года в Туве побывал президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов, известный режиссер и публицист, сын писателя, поэта Константина Симонова. Алексей Кириллович (как известно, Константин – псевдоним его отца, а настоящее имя писателя – Кирилл) основал Фонд защиты гласности в 1991 году и с тех пор очень много сделал для защиты свободы слова и прав журналистов в России и странах СНГ.
В Туву он приехал по приглашению Союза журналистов Республика Тыва и в рамках осуществляемого газетой «Центр Азии» проекта «Гласность и права человека в Туве».
После проведенного им и юристом Фонда Светланой Земсковой двухдневного семинара для журналистов республики «Гласность и закон» мы повезли гостей к Василию Шмакову. Василий принял гостей по-царски: рыбалка и русская баня с купанием в Енисее, обеды на свежем воздухе и в Сизиме.
А вечером у костра мы жарили пойманную хозяином вместе с Симоновым рыбу и пели песни под гитару. Уезжать очень не хотелось – хорошо в Васильевке…
А Василий Шмаков продолжает строить.
Фото:
2. Отец и сын Шмаковы строят Васильевку. Сентябрь 1999 г.
3. Старообрядческое село Сизим. 15 сентября 1999 г.
4. Вот такую рыбку поймал Алексей Симонов в Малом Енисее.
5. Тетя Василия Шмакова Прасковья Корниловна Бахарева, родившаяся в 1912 году, старейшая жительница села Сизим. Сентябрь 1999 г.
6. Васильевку навестила мэр Сизима Антонина Гусева (слева). Фото с гостем на память.
Беседовала Надежда АНТУФЬЕВА