Александр Старицин: "Почтовая марка привела меня к небу Тувы"

Вот уж действительно, жизнь непредсказуема. Буквально на улице, в центре Кызыла встретилась с гражданином Америки наша сотрудница. Она так интересно рассказывала о своем новом знакомом, что мы уговорили ее пригласить этого человека в редакцию. И нисколько не пожалели. Александр Алексеевич Старицин – коренной москвич, вот уже 11 лет проживающий в США – оказался интересным собеседником и согласился рассказать нам о своей жизни.

Меня пригласили в гости Александр и его тесть Вениамин Иосифович Гладков , которого в городе многие знают. Он более двадцати лет работал в Пассажирском АТП, ездил за Саяны, воспитывал молодых водителей. В доме у Вениамина Иосифовича чистота и порядок. Ни за что не подумаешь, что он после смерти супруги уже шесть лет живет один: и компоты, и соленья стоят в сенях. Меня угостили вкусным томатным соком. “Столько помидоров, – говорит гостеприимный хозяин, – не успеваю перерабатывать. Уже соседям несколько ведер отдал – продавать-то не умею и не хочу”.

На столе соленые грибы, мои любимые рыжики, малиновое варенье, голубика и брусника в сахаре. Все это собирали вместе Александр и его тесть. Кстати сказать, москвич-американец, ни разу не бывавший до этого в настоящей тайге, очень доволен: “Вы представляете, я шел по тайге, как лось сквозь кусты, без дороги. И столько грибов набрал!”

Я попросила его рассказать о себе. Шутка ли, из-за океана специально приехать в самый центр Азии.

– Александр, почему вы здесь, в Туве?

– Приехал по делам, оформить кое-какие документы, да и отдохнуть тоже надо. Моя жена Нина, дочь Вениамина Иосифовича, была здесь в июле, а я решил отдохнуть в августе-сентябре.

– Как и где вы познакомились с Ниной Вениаминовной?

– Она, закончив в Красноярске Академию цветных металлов, по распределению попала в Подмосковье – во Фрязино. В один прекрасный день Нина шла по улице Москвы, а я, увидев симпатичную девушку, просто к ней привязался. Было это в 1985 году в первую пятницу июня. Я долго упрашивал ее дать мне номер телефона, но удалось только дать свой.

Где-то через два-три месяца она мне позвонила и назначила свидание. Я так спешил, что по пути подрался с прохожим в метро и попал в милицию. Провел там пару суток. Выпустили, позвонил ей, но прощен не был. Долго прощение вымаливал, уговаривал. А потом как-то само собой выяснилось, что у нас с ней много общего. Стали встречаться, но официально мы зарегистрировались только через два года.

– Ваша фамилия напоминает о боярах Старицких. Вы им не родственник?

–(Смеется). Как вы угадали? Да, я из рода бояр Старицких. Иван Грозный из нашей фамилии. В те далекие времена в Тверской губернии было Старицкое княжество. Ныне это Тверская область, и города Верея, Старица, Алексин до сих пор сохранились. Но после Октябрьской революции дед и прадед изменили окончание своей фамилии и уничтожили все семейные документы о принадлежности к этому роду, иначе гибели от рук большевиков не миновать было. Тем более что мой дед Георгий Васильевич воспитывался в Императорском пажеском корпусе. Что, однако, не помешало ему в 30-40 годах дважды получить Сталинскую премию за достижения в области радиолокации.

– Дед и прадед ваши – Старицыны, а вы – Старицин.

– Это обыкновенная ошибка чиновника, заполнявшего метрики.

– Где прошли ваши детство и юность?

– Я жил в центре Москвы на Сретенке. Улицы Сретенка, Сухаревка – самый шпанистский район Москвы. Мне по Сухаревке до цирка на Цветном бульваре было минут 10 ходьбы. На этой же улице жили уголовники, которые сидели при Сталине. В общем, район был очень живой, многоцветный.

Я в Москве жил как рыба в воде, с иностранцами общался, фарцевал и даже был за это из комсомола исключен. Я делал все, что было запрещено. И все мои друзья так жили. С ребятами в карты играли, шпана воровать учила. На стройки лазили, дрались, влюблялись – все было. Хорошее детство.

В юности мы очень любили приезжим девчонкам Москву изнутри показывать – водили их к знакомым пьяницам-художникам. Эрнст Неизвестный был моим соседом , он с девчонок портреты рисовал. Мы беззлобно им головы морочили. Некоторые из наших знакомых поступили в литературный, театральный институты.

В нынешнем году я был на своей улице – новые дома строят, реставрируют, реконструируют старые – все изменилось…

– Вы говорили, что общались не только с Эрнстом Неизвестным. И Фаина Раневская (прим:народная артистка СССР, удостоена Госпремии СССР в 1949, 1951 годах) , и Иосиф Бродский (прим:русский поэт, автор эссе на английском языке, пьес, переводов на русский язык, лауреат Нобелевской премии 1987 г.; в 1972 году эмигрировал в США) были вашими собеседниками.

– С Фаиной Григорьевнойя всего-навсего несколько раз говорил, когда мне было 18-20 лет. А с Бродским познакомился уже живя в Нью-Йорке, во время его встречи с читателями в русском книжном магазине на Пятой авеню. После встречи мы разговорились. Я сказал, что тоже пишу, он заинтересовался. Несколько вечеров и ночей подряд мы с ним пили и плакали , были погружены в творчество, дискутировали, спорили. В общем, интересный человек. Он даже предложил написать предисловие к моей книге стихов, которую я тогда намеревался напечатать. Однако напряженная учеба и безденежье в то время отодвинули мои планы и возможности напечатать книгу. Потом умер Бродский. У меня от него остались те три ночи и несколько открыток и писем, где он громил мои стихи.

Однако ничье предисловие мне, в принципе, не нужно, я и так знаю, что я гений (расхохотался). Стихотворение “Начала” Бродскому особенно понравилось.

– Прочтите его, пожалуйста.

– С удовольствием.

Безумцы те, кто истину ища,
Себя сжигая в пламени прозренья,
Свои листки народу предлагали
трепеща,
А получали лишь комок презренья.

Печаль мою не выразить словами…
О, Пламень Светлый, ты омой меня
волнами!
Что скажешь бедными слогами,
Когда идешь судьбы шагами?

Все жестче, жестче дышит век,
Все глубже тонет в бездне человек.
Познанье истины нам даровало свет,
А мы идем туда, где всюду – “нет”!

Я понимаю общее движенье
Как шаг в последнее мгновенье,
Где и секунды, и миры растают,
И только Я и Есмь настанут.

На тонкой грани мы живем,
По тонкой линии случайностей идем.
Баланс таинственный природа в нас
вложила,
А мы ломаем волшебство и думаем,
что этим живы.

Мне ясно многое, почти что все…
Меня сварите в мумие,
И пейте, бедные, больные,
Пока не стали вы, как я, “иные”.

Мне никого, ничто теперь не жаль,
Пожалуй, лишь апрель, немного.
Лелею я остывшую печаль –
Она осветит вечную дорогу.

О, легкая, светлейшая моя слеза!
Позволь взглянуть тебе в глаза,
Возьми меня в свои начала,
Где б вечность мне постель качала.
Я небывалый сон рассказываю вам,
И гибельно опасен он людским
сердцам,
Но тайна у поэта в том и состоит:
Он жив лишь тем, что Бог ему велит.

¨Мы долго читали и обсуждали произведения Александра. Я даже взяла на себя смелость прочесть кое-что из своих стихов. Оказалось, во многом наши мысли перекликаются, и даже есть стихи на одну тему.

– Александр, Вениамин Иосифович долго хранил ваши стихи. На мой взгляд, в них заложен очень глубокий философский смысл. Так вы издали книгу своих произведений?

– Пока нет. Но очень скоро издам в типографском варианте и в Интернете.

– Вы живете на берегу океана, снимаете квартиру в двухэтажном доме. А как начинается ваш день?

– Когда погода хорошая, выхожу к океану: 4-5 минут – и я на берегу. Встречаю солнце, купаюсь.

С женой мы иногда после работы купаемся, катаемся на велосипедах, пешком ходим по лесу – это что-то вроде полузаповедника: лес, болотца, цапли прилетают.

– В отличие от нашей “зеленой зоны” там, наверное, царит чистота?

– Мне “очень приятно” часто встречать в том лесу использованные презервативы, шприцы, вскрытые сейфы. Что вы смеетесь? Я говорю абсолютную правду! Действительно, взломанные сейфы, которые ворье вытаскивает из домов богатых американцев, а в лесу взламывает. Там часто такое встречается.

– И никто этот мусор не убирает?

– Формально убирают, иногда. Спустя рукава. Там такой же социалистический бардак , как и здесь.

– Значит, утверждение, что в Америке моют улицы с мылом, миф?

– Не совсем. Есть улицы, которые действительно моют с мылом. Но это зависит от владельца здания, который приказывает своему персоналу произвести такую уборку. Но это вовсе не означает, что в следующем квартале не будет грязи. Правда и то, и другое.

– Вы знаете Америку не по фильмам и редким визитам, а изнутри. Что в ней особенного?

– За каждым поворотом улицы тебя может подстерегать потрясающая неожиданность. Я, кстати, с бывшим президентом Фордом в одно время на улице покупал горячие сосиски.

Когда идешь по улице Нью-Йорка, ни с кем не столкнешься, все друг друга обходят.

Там что хорошо – будь ты хоть в лохмотья одет, пусть волосы будут всех цветов радуги, ни один прохожий даже вида не подаст, что его шокирует то, как ты выглядишь. Тебе никто в глаза не смотрит и не дает понять, что выглядишь ты паршиво. Может быть, это культура старой доброй Англии. Но смотреть человеку в глаза в Америке считается самым низким тоном , почти нарываешься на скандал. Тем более, что город многомиллионный, многонациональный, жизнь очень быстрая. Человек устает, каждый по-своему с этим справляется. Кто-то употребляет алкоголь, кто наркотики, кто антидепрессанты, а кто-то ударяется в нетрадиционный секс – все стараются уйти в себя, иначе просто с ума сойдешь. Это как бы защитная реакция людей, чтобы существовать.

– Для того, чтобы существовать, необходимо иметь работу. Порядочная фирма обязывает своих сотрудников одеваться соответственно.

– Существует обыкновенный служебный этикет, который довольно четко описывается в контракте. Есть пункт, где описывается, в какой одежде компания хочет видеть тебя на работе. Это их право, а не ущемление свобод. Галстуки, костюмы и рубашки желательно покупать в самых фешенебельных магазинах Нью-Йорка, чтобы создать у клиента хорошее впечатление о себе. На работу ты одеваешься очень дорого и очень хорошо. Они так и говорят: мы хотим каждый день тебя видеть в хорошем дорогом костюме, в белой рубашке, галстуке, чтобы от тебя пахло одеколоном, а не водкой, перегаром и потом.

Но многие компании сейчас разрешают по пятницам приходить на работу в домашней одежде. Можешь прийти в стоптанных шлепанцах, джинсах и рваном свитере, для компании это о“кей, главное, чтобы ты хорошо работал.

Когда приходишь устраиваться на работу, сдаешь экзамен, проводят с тобой бизнес-беседу, технический тест. Тебя тут и кофе угостят, и коньяком, если захочешь. И тысячу раз дадут понять, что все от босса до последнего служащего рады тебе.

– Это же чисто профессиональный этикет?

– А здесь и то, и другое. Но ощущение такое, как будто эта фирма только тебя и ждала.

– Не лицемерие ли это?

– Да! Но это в правилах игры. А что, лучше, когда ты приходишь на работу, а тебе говорят: “Чего пришел, поди жена гонит деньги зарабатывать?” и дадут тебе понять, что ты последнее ничтожество, а начальник соблаговолил на тебя пять минут потратить?

– Нам есть чему учиться у Америки?

– Слово “учиться” не совсем подходит. В Москве и Ленинграде в приличных фирмах и банках, в онлайновых компаниях этот прозападный дух уже появился.

– Почему в Ленинграде, а не Санкт-Петербурге?

– Санкт-Петербург – это для меня что-то нетленное, то, что было до революции. И хоть сейчас название изменили вновь, дух Ленинграда в этом городе остался.

В прошлом году был в России. В Москве и Ленинграде, в Оптиной Пустыни, что рядом с Калугой. Я побывал там в ноябре, когда природа перед своим умиранием уже обнажалась. Замерзшие нахохлившиеся вороны, замерзшие немногочисленные туристы, стылая привокзальная площадь, замерзшие лужи мочи – все грубо и просто.

Но когда подходишь к стенам монастыря, все вдруг куда-то исчезает – ты просто перестаешь это видеть. Входишь в ворота и забываешь обо всем, что осталось там, снаружи, и вдруг понимаешь, что прикоснулся к какой-то природной субстанции. Я купил свечи, поцеловал икону, в которую вставлен кусочек креста, на котором был распят Иисус Христос, прошел по тем кельям, где в свое время работали Пушкин и Достоевский, решил остаться в одной из них на ночь. Но меня вернули к действительности одной фразой: “Ты с ума сошел – тебя же здесь клопы сожрут ”.

Тем не менее, побывав в монастыре я что-то ощутил. Со мной там потрясающий случай произошел. Когда мы уже уходили, звонарь звонил вечернюю службу. Я решил сфотографироваться на этом фоне. А когда снимки проявили, на фото у меня над головою был круг. Может, потому, что я долго стоял под главным куполом, хотя меня предупреждали: долго под ним не находись – как почувствуешь давление на темечко, уходи. Видимо, что-то передалось.

Это один из первых храмов православной Руси. Там же, рядом с Калугой, я с радостью для себя обнаружил, что недалеко находится полотняный завод – имение Натальи Гончаровой. Так уж судьба сложилась, что моя жена Нина – ее потомок.

– Это же интересно! А расскажите поподробнее?

– Об этом вам Вениамин Иосифович лучше расскажет.

Вениамин Иосифович улыбается:

– А что особо рассказывать-то? Никаких документов не сохранилось. В 20-30 годах боялись об этом говорить, а потом те, кто что-то мог сказать, умерли. Знаю по рассказам тещи, что был в свое время в городе Малом Ярославце владелец полотняного завода Гончаров, производил паруса для кораблей. У него был двухэтажный кирпичный дом, большой конезавод. Одна из его дочерей, Наталья, стала женой Пушкина. В начале прошлого века ее внучатые племянники: два брата и сестра, мать моей жены, уехали в Сибирь – под Шушенское. Сколько-то племенных лошадей было у них. Так вот, одного брата на покосе убили, а второго белогвардейцы зарубили, за то, что не дал им своих лошадей.

А мать моей жены вышла замуж за священника, который потом умер от водянки, но четверых дочерей нажить успел. Потом она во второй раз вышла замуж, за Пирогова (имя сейчас и не вспомню), он и увез ее в Туву – в Арголик. Помню, шубы у нее были богатые, наряды. Да и сама она была красивая, с тонкими чертами лица. И дети в нее пошли. На Паше, третьей ее дочери от первого брака, я и женился. Сначала я думал, что сочиняет теща о своем родстве с Гончаровыми, а потом все же принял эту версию.

Вырастили мы с Пашей детей, у нас четыре дочери – Наталья, Анна, Галина и Нина. У всех дочерей высшее образование. Галя живет с семьей здесь, в Кызыле, Наташа и Аня – в Кургане, а Нина с Сашей – за океаном.

¨Чтобы поподробнее узнать о потомках Натальи Николаевны Гончаровой, живущих в Туве, я побывала в читальном зале. Но в огромных родословных Пушкиных и Гончаровых говорится только об известных, именитых родственниках. И если у Натальи Гончаровой было три брата и две сестры, можно только гадать, кто же из ее внучатых племянников мог оказаться в Шушенском и Туве? Жаль, что не дошли до нас хотя бы имена отпрысков великой фамилии.

– Вот как получается, потомки таких известных людей были в разных частях России и нашли друг друга в Москве. Александр, а где вы учились и работали, когда жили в столице?

– В юности поступил работать на телевидение, был главным администратором в редакции молодежных программ ЦТ. С Сашей Масляковым в одной редакции работал, с тетей Валей, всесоюзно любимой. Еще работал в редакции “Литературной газеты” в отделе писем. Менял работу, кем только не был! Одновременно закончил “Горький” институт (Литературный институт им. Горького).

– Почему же вы эмигрировали в Америку?

– Я просто с детства мечтал уехать в Америку как Чечевицын, герой чеховского рассказа “Мальчики”.

– Эта страна привлекала вас модными и в то время недоступными товарами или тем, что там можно раскрыть свои способности, осуществить “американскую мечту”?

– Это очень сложный вопрос, потому что мечты мальчишки в 15 лет – это одно дело. Другое дело, о чем думает человек в 25-30 лет. В 15 лет образы навеяны пластинками “Битлз”, журналами, которые скупо попадали в нашу страну. А я с юных лет люблю джаз.

Познакомившись с будущей женой, я сразу же сказал ей, что хочу эмигрировать. Во-первых, не хотел жить в этой стране, потому что ненавижу коммунистов – эта партия загубила мою любимую Родину. Но то коммунисты…

А что произошло, когда к власти пришел этот “прораб”?

Раздал страну направо и налево. Даже по официальной информации из выступлений думских депутатов видно, что за время правления Ельцина стране был нанесен материальный ущерб, по суммарной стоимости в несколько раз превышающий весь ущерб за время гитлеровской оккупации (разграбленная Белоруссия, стертые с лица земли города, угнанные в Германию и уничтоженные люди). Из страны “уплыло” 60 процентов национального богатства. Единственное, за что Ельцина можно поблагодарить – он убрал цензуру.

– Я живу в этой стране и мне не безразлична ее судьба. Новый президент, по вашему мнению, способствует выходу России из кризиса?

– Гениальную фразу сказал Пушкин: “Надежды юношей питают”. Надейтесь…

– А как живут русские эмигранты в Нью-Йорке, те, которые надеются на родное американское правительство?

– Вы знаете последние года три в Нью-Йорке на станциях метро и автобусных остановках появились объявления (кроме английского, китайского, испанского и французского) на русском языке. Нашей братии там тысяч 100 проживает. Но в основном – это евреи. А так как они говорят на русском языке, американцы и считают их русскими. Только недавно они осознали, что выходцы из России, говорящие на русском языке, вполне могут быть и не русскими. Поняли они, что те же уроженцы Кавказа – это не русские, и ввели в анкете переписи населения 2000 года графу Kavkasian.

Интересно, как разговаривают между собой представители разных поколений. Бабушка говорит с внучкой по-русски, а внучка отвечает ей по-английски.

А как живут? Как каннибалы – “поедают” и обманывают друг друга. Никакой общности не существует. Все личные и национальные пороки выпирают…

– Как вы уезжали в Америку?

– С начала горбачевской перестройки мы почувствовали, что “ворота на Запад” скоро откроются, и стали активно готовиться к отъезду: копить деньги, брать дополнительную работу на дом. В это время я уже в “Литературной газете” не работал, так как имел неосторожность там проболтаться, что хочу уехать, и меня быстренько уволили. Еще спасибо, что по “собственному желанию”. Пришлось работать кем и где попало.

В 1988 году мы с Ниной пошли в американское посольство, нам назначили интервью. Сотрудники ФБР , эмиграционные офицеры несколько часов, в несколько этапов опрашивали нас. Весь мокрый оттуда выходишь. Надо было без вранья (потому что у них была возможность все проверить) объяснить причину, почему хочешь эмигрировать. У меня не было родственников в Америке, поэтому как эмигрант я уехать не мог. Мне надо было получить политическое убежище , и я предоставил им материалы, что у меня были серьезные разногласия с коммунистической партией. Там все проверили и спустя два года уведомили меня, что я и члены моей семьи имеем статус беженцев. Нам с женой дали разрешение на въезд в США и сообщили, что на нас готов пакет – можем покупать билеты и уезжать.

– А место жительства в Америке вам строго указали или в этом никаких ограничений не было?

– Спонсором выступает правительство США. Оно ссужает деньги конкретным организациям, которые принимают эмигрантов и беженцев. Мы с Ниной больше года жили в Средней Америке, нас принял город Луисвилл – штат Кентукки.

Я ехал в Америку, а попал в США. Когда приехали, стал работать на овощной базе. Смывал из брандспойта овощной мусор. Представляете, огромная многокилометровая база, машины шли потоком. И я с утра до ночи, одев высокие резиновые сапоги, постоянно находился в холодной воде. Через четыре месяца у меня заболели почки. Мастер сказал: “А ты молодец, у нас обычно только два месяца выдерживают”. Языком я почти не владел, о профсоюзах и не слышал. Откуда мне было знать, что для лечения обязательно была нужна медицинская страховка?

Я ушел с базы и устроился в гастроном (или супермаркет) ночным рабочим. Магазин открывался в 6 утра и в 12 ночи закрывался. А он такой, что от одной стены другой не увидишь – стеллажи с продуктами по 100-200 метров. Нас 20 человек было в ночной бригаде, и разговаривали мы с друг другом по телефону. Каждый головой отвечал за полученный товар, все продукты, каждая упаковка должны стоять на полке ровно, не дай Бог что-то не так – менеджер чуть ли не носом натычет, все ошибки исправить заставит.

– Но уж там-то вы вступили в профсоюз?

– Нет. Я не знал, что в той фирме он есть. А потом увидел, что очень много отчислений идет в профсоюз, процентов 20-25. Тем более, меня не приняли в постоянный штат. Русским там вообще трудно работу найти. Я работал по договору до первого замечания менеджера. Фирме это было экономически выгодно, чтобы поменьше платить. Менеджер говорит: “Вот тебе участок”, засекает время. Я, не зная языка, благодаря только зрительной памяти, справляюсь. Он наблюдает за моей работой, а через неделю дополнительно дает еще участок. За те же деньги, за то же время. Не нравится – ты свободен!

Полгода я проработал в таком духе. Утром возвращался домой, без сил падал на кровать, кое-как вечером просыпался, жена меня кормила, и я снова шел работать. Никакого английского, кроме матов на английском я там не слышал.

Мы так пожили 8-9 месяцев, посмотрели… Ниночка хотя бы ходила на курсы английского. Я-то думал, что на работе языковую практику получу, а там пахота – и все. Денег хватало только на оплату жилья, свет, газ. Ходили мы, в чем приехали.

Совершенно случайно в разговоре с русскими я узнал (кстати сказать, наши эмигранты там полезной информацией не делятся – в силу вступает закон выживания), что есть некий университет, где мы можем учиться. Деньги на учебу банк давал наличными. Мы взяли ссуду на два года, но проучились всего четыре месяца и сбежали в Нью-Йорк. А этот долг так за нами хвостом и тянулся. Уже потом, пробыв какое-то время в Нью-Йорке, мы его выплатили.

Нью-Йорк – богатый город. Там мы взяли беспроцентный госзаем, снова поступили на курсы, сдали экзамены и поступили в колледж.

– Как вы переехали, где жили в Нью-Йорке?

– Мы приехали в этот город по объявлению. По телефону с дилером по продаже жилья я разговаривал так: со словарем составил вопросы и возможные ответы. Не понимая, что он отвечает, только по звуку, по одному слову я догадывался, что он отвечает, и ставил галочку. Мы ему переслали депозит вперед, он нашел нам квартиру. Стали учиться на программистов, я подрабатывал, где придется, мебель таскал, и на станках работал, и электриком был. Года четыре так продолжалось, ведь учились, а за квартиру платить надо. Закончили учиться в 1995 году.

– Получив диплом и овладев языком, вы стали искать работу. А дальше?

– А дальше ты печатаешь себе резюме – свой послужной список и рассылаешь его по почте или звонишь в фирмы, ходишь на десятки технических тестов или интервью. Где-то проваливаешься, где-то выдерживаешь экзамен. 6-9 месяцев подряд я ходил на интервью. Сначала удавалось устроиться на короткие проекты, связанные с рынком ценных бумаг, потом – на более дорогие. Уже четыре с половиной года мы на разные компании работаем по контрактам.

– Да, вы кое-чего добились. Каких еще новых высот вы хотите достичь? Пустить корни в Америке?

– Мы снимаем хорошую квартиру. Цели пускать в Америке корни нет. Хотим купить квартиру в Москве, месяцев по восемь работать в США, четыре проводить в России. Важно, чтобы был хороший контракт. Главное – представить компании проект к сроку. А в перспективе, благодаря Интернету, подписать контракт с какой-либо компанией и жить в Москве.

– А можно и в Кызыле?

– А почему бы и нет.

– Вам удалось реализовать свои способности. Кроме работы, какие перспективы предоставила вам Америка?

– Совершенно случайно, делая покупки в магазине, я познакомился с кинорежиссером. И он, услышав мой акцент, пригласил меня сниматься в каком-то бандитском фильме в роли русского эмигранта. Я уже был на пробе на его киностудии. Там очень быстро все делается. Сценарий он обещал мне выслать по Интернету. Причем денег платить за этот фильм мне не будут. Это реклама – если я решу сниматься в других фильмах, то уже буду ссылаться на этого режиссера, этот фильм – меня увидят другие режиссеры. (Пока материал готовился к печати, Александр сообщил, что уже снялся в фильме).

Чем хороша Америка – это действительно страна возможностей, только не сиди на одном месте. А многие их не используют. Я знаю эмигрантов из России, которые двух слов по-английски связать не могут. Но если ты предприимчивый человек, и то не всегда можно на работу устроиться. Ведь желающих кроме тебя – сотни. Как-то я проходил собеседование в одной фирме. Вместе со мной был еще один человек. И так как у него было более высокое образование, в компанию взяли его. Но впоследствии уволили – он не смог там работать, знаний не хватило. Я вновь пришел в эту фирму, как только не “заявлял о себе”, и по почте высылал им резюме, и на собеседование не раз приходил. И мне дали шанс показать свои способности, приняли на работу. Самое главное – чтобы тебе этот шанс дали.

– Как вы смотрите на то, что многие россияне стремятся уехать из страны?

– Несмотря на то, что ельцинское руководство обокрало Россию, я рад, что человеческий шлак (процентов 90 из всех, кто покинул СССР и Россию) из страны уплыл. Некоторые из наших советских людишек писали пакости о России, бесплатно шли работать в ФБР только ради того, чтобы навредить либо своим соотечественникам, либо России.

– Но российская пресса неоднократно заявляла, что из страны за границу утекают мозги.

– Правильно заявляла. Если человек – профессионал в своей работе, это не мешает ему ненавидеть Россию. Ему Советский Союз дал прекрасное образование, а он на всех углах поливает страну грязью. Вот плата.

Я тоже покинул страну, уехал из-за разногласий с СССР. Но Родина и СССР – для меня абсолютно противоположные понятия. И чернить Родину, по-моему, может только чернь – у нее нет лица и сердца, только желудок и …

¨В следующий раз мы встретились с Александром после трагических событий, произошедших в Америке 11 сентября. Он очень переживал за свою жену. Оказалось, что она, всегда добиравшаяся до работы мимо Торгового центра, в этот день вдруг решила ехать другим путем. К счастью.

– Что вы думаете о случившемся?

– События ужасные. Люди, которые запланировали и осуществили этот терракт, абсолютно проигнорировали десятки тысяч жизней ни в чем не повинных людей для достижения своих политических целей. Сообщение об этом вызывает у меня просто гнев.

Мои родственники в Нью-Йорке не пострадали. Но если бы я сейчас был там, обязательно попросился бы добровольцем разбирать завалы и сдал бы кровь как донор.

Еще я подумал, что если бы Америка и Россия имели общие стратегические интересы, хотя бы в нескольких вопросах сосуществования обоих государств и всей нашей земной цивилизации, то этого нового СПИДа ХХI века, под которым я подразумеваю политический терроризм, не было бы.

И мне, и, надеюсь, американскому правительству в целом, стало теперь абсолютно ясно, что мировой терроризм можно победить только сообща. И президент Путин, неоднократно обращаясь к правительствам западных государств, был прав в своем призыве ко всеобщей борьбе.

Мое мнение о терроризме в целом таково: произошло то, что Соединенные Штаты, проводя свою глобальную и одновременно довольно неосмотрительную двуличную политику относительно того, кого называть и не называть террористом, теперь наконец-то понесли колоссальные материальные и людские потери. И арабские террористы, предположительно совершившие этот акт, ничем не менее кровожадны, чем чеченские, сеющие смерть и разрушение в России, Чечне и на Северном Кавказе.

Стало очевидно, что борьба с терроризмом более не может быть заботой только одного государства. Предстоит огромный путь и труд всего сообщества государств мира в искоренении этого зла.

– Александр, что по-вашему главное в жизни человека?

– Увидеть Бога! Что же еще?

– Приезжая на родину вы отдыхаете от многоцветной, быстрой жизни большого американского города. Раньше вам доводилось бывать в Туве?

– Это очень интересная история. Много лет назад, когда я во дворе обменивался марками с мальчишками, мне в руки попала ромбовидная голубая марка. Там было написано “Posta Touva”, изображены пастухи и яки на фоне островерхих гор и голубого неба. Я никогда раньше такой марки не видел, хотя владел довольно большой коллекцией. Марка заинтриговала меня – словно открытка из другого мира. Я вообще не знал, что это такое – Тува. Шло время, я забыл о марке. А потом вдруг узнал, что Тува – часть нашей страны, но никогда не думал, что со временем окажусь в этой республике. И вот, благодаря тому, что я познакомился со своей женой и узнал от нее, где она родилась и выросла, я вспомнил о марке, о детской мечте побывать в Туве.

Но приехать сюда я смог только в 1995 году – у жены умирала мама. Тяжелая была поездка, принесшая грустные, тяжелые, печальные ощущения. Это случилось в конце осени, зимой. Тогда я увидел холод, снег, мороз, угольную пыль над городом. Я не увидел неба. И только сейчас я увидел ту Туву, что манила меня с марки.

 

Я живу у Вениамина Иосифовича. Это удивительный, душевный человек, у нас с ним много общего. И, кстати сказать, мне есть чему у него поучиться. Он живет один, а как хозяйство ведет! Возил меня и на озеро, и по горам, и в тайгу. Мы рыбачили, охотились, собирали грибы и ягоды. И я воочию увидел ту Туву, в которую хотел попасть, когда был десятилетним мальчишкой. Я благодарен ему за все.

Вчера я разговаривал с одним знакомым из Америки (у него жена тувинка, сам он этнограф), который прямо сказал, что Тувой захвачен. Он уезжает на два года в США, но решил, что обязательно сюда вернется, может, даже умирать.

Некая магическая сила здесь несомненно существует. И слава Богу, что сохранились шаманы, они поддерживают духовную связь между небом и людьми.

Небо Тувы для меня всегда будет тем источником душевного кислорода, которого мне вдали отсюда будет не хватать. Такого неба нигде в мире больше нет.

– Но вы еще приедете посмотреть на это небо?

– Оно уже живет во мне. Только через тувинское небо я смогу когда-то перейти на небеса…

Елена Трушникова