НЕПРИЮТНЫЙ ПОГОСТ
Солнечное осеннее утро. Потрескавшийся серый асфальт, редкие деревья с опадающими листьями, тишина до звона в ушах. Вокруг – никого, лишь надгробия, кресты и звёздочки. Кажется, что ты один в мире мёртвых. На запад простираются ряды красных деревянных тумбочек, яркие, не успевшие выцвести венки на надгробиях – это «свежие» захоронения. Ещё три года назад их не было. И вот – целое поле… Внезапно тишину разрывает пьяный смех – недалеко начали копать могилу. Спросив у работников, сгрудившихся над свежей ямой, где могила Пальмбаха, отхожу и слышу вслед: «На ... ей Пальмбах». |
ПОХОРОНЫ ПО СПЕЦРАЗРЕШЕНИЮ
Умиротворения и покоя на кызыльском кладбище не ощущается. Убогость и неухоженность царят в последнем приюте кызыльчан.
Режут глаз и покосившийся забор, и старые административные здания с облупившейся краской на фасаде, и умирающие деревья – их корни подрубают, чтобы выкопать новые могилы. Они, эти могилы, появляются даже на дорожках в центральной части кладбища, рядом с памятником Салчаку Тока, где уже не осталось мест для захоронений. Со временем на них «вырастают» огромные памятники с изображением усопших в полный рост. Их имена вам ничего не скажут – это не общественные деятели, не ветераны... Гораздо скромнее надгробия над могилами людей, внёсших большой вклад в развитие Тувы: Александра Пальмбаха, «отца» тувинской письменности, Сояна Чакара, в 80-х годах руководившего министерством внутренних дел Тувы, Алексея Чыргал-оола – композитора, одного из основателей тувинской классической музыки. Захоронения в этой части кладбища производятся исключительно по разрешению городской администрации. Сейчас их подписывает Дмитрий Донгак.
ХОЗРАСЧЁТ ПО-КЛАДБИЩЕНСКИ
Ещё несколько лет назад МУП «Кызыльское городское кладбище» было монополистом на рынке ритуальных услуг.
Сейчас оно оказывает услуги, в основном, только по захоронению. Магазинчик при кладбище есть, но ассортимент в нём такой бедный, что выбирать не из чего. Гроб в мастерской можно заказать, но зачем ездить за ним на кладбище, если в городе есть магазины, где продаются и гробы, и все сопутствующие товары. Собственных доходов предприятию хватает лишь на оплату заработной платы работникам и на текущие расходы.
Вырыть могилу, а затем произвести захоронение – стоит рублей 800. Из них 360 рублей идут на зарплату землекопу. Сколько вырыто могил – столько и получишь, зарплата землекопов колеблется от трёх тысяч до семи тысяч рублей в месяц.
Средства на благоустройство кладбища в бюджет столицы не закладываются. «Из городской казны мы получаем средства только на социальные захоронения – около двухсот тысяч рублей в год. Это не финансовая поддержка, а оплата услуг», – сообщил корреспонденту «ЦА» директор кладбища Темир Ооржак. Одно социальное захоронение обходится в 1400 рублей, в эту сумму входит изготовление гроба, транспортировка,услуги землекопов.
Со следующего года на городском кладбище собираются ввести новую услугу – уход за могилами: человек, который сам не может ухаживать за могилами близких, подписывает договор с руководством кладбища и оплачивает уход за ними. Вопрос этот возник в прошлом году, когда были разбиты несколько десятков надгробных памятников, алюдям даже спросить не с кого было. Руководство кладбища совместно с «Росгосстрахом» разрабатывает проект страхования надгробных памятников.
Планов у директора много: открыть сеть ритуальных магазинов; наладить работу похоронных агентов, которые могли бы организовать весь похоронный процесс – от вывоза тела из морга до ритуального обеда; приобрести транспорт для ритуальных услуг. Но… средств нет, надежда одна и, как всегда, на государственную поддержку.
БИЗНЕС НА СМЕРТИ
Между тем, частные предприятия уже успешно заняли часть местного рынка ритуальных услуг.
Только за последний год в Кызыле появились несколько новых магазинов: на «Башне», в здании швейной фабрики. В центре города, за старым рынком появились два магазина «Память», разделённых оживлённой автотрассой. Добраться к ним не так легко, как может показаться на первый взгляд. Пешеходной дорожки и светофора поблизости нет, и клиенты, поневоле лавирующие между потоками машин, вместо венка к чужим похоронам, могут подгадать к своим.
Персонал в ритуальных магазинах – осторожно-чуткий, здесь не принято расхваливать товар, продавец помогает сделать выбор при помощи наводящих вопросов: «Длина какая? Какого цвета нужна обивка?». Разговоры – вполголоса, кажется, что уже здесь ощущается кладбищенская тишина. Множество искусственных цветов – от скромных трёхрублёвых цветочков до огромных помпезных венков. Гробы – от шестисот пятидесяти рублей за самые скромные с простенькой обивкой. В «моде» – изделия из лакированного дерева и стоят они дороже – от десяти тысяч рублей. А горе родственников, потерявших близкого, выражается, в зависимости от достатка, количеством венков, дороговизной гроба, высотой надгробного памятника из мрамора – «круче» и дороже мрамор черного цвета. Шик – не просто портрет на мраморе, а изображение в полный рост.
Сергей Лифанов, бывший директор Кызыльского кладбища, заведующий ныне магазинчиком ритуальных услуг на улице Ленина, говорит, что расширение рынка ритуальных услуг в Кызыле – давно назревшая необходимость, в других регионах на похоронном деле делаются большие деньги, фирм много и спектр услуг разнообразнее. А в том, что кладбище не может заработать на этом, по словам Лифанова, виновата бедность – нет средств на раскрутку: закупку товара, сырья для производства искусственных цветов, пиломатериалов для гробов.
В последние годы в Туве расцветает новый вид бизнеса – посредничество между живыми и мёртвыми. В любом шаманском обществе на самом видном месте красуется прейскурант цен, несколько строчек в котором связано со смертью. Чаще всего шаманов зовут на седьмой, сорок девятый день после смерти. Эта услуга – одна из самых дорогостоящих – в разных шаманских обществах оценивается от тысячи до полутора тысяч рублей, с выездом в кожуун – в три тысячи рублей.
Шаманов зовут, даже если умерший был неверующим, и сами родственники не верят им – просто «так принято». Так же «принято» закрывать глаза на нетрезвое состояние«разговаривающего с духами». Кто-то искренне верит, что умерший общается с ним через шамана, соблюдает наказы с того света, как правило, стандартные: быть осторожнее старикам, детям – слушаться взрослых, близким родственникам – остерегаться болезней.
А ещё может «выясниться», что умерший «не уходит один, кого-то хочет забрать», причиной «злости» может стать, по мнению шамана, и то, что на седьмой день пригласили не его, а ламу. Родственники, которым и без того не сладко, начинают перешёптываться: «Ох, надо было шамана звать. А как же лама, молитвы?». Ведь большинство тувинцев, узнав о смерти родного человека, обращаются к ламам, которые, опираясь на даты рождения и смерти, расписывают буквально всё:день, час похорон, какие цвета предпочтительнее водежде, покрывалах, обивке гроба.
Но «разговоры» с покойным далеко не всегда гарантируют родственникам душевное спокойствие. Шаман может заявить, что им угрожают опасности, болезни, так что дорожку к «посреднику духов» придётся проторить и не забывать платить звонкой монетой…
ПЕСНИ У МОГИЛ
Девятый день после Пасхи – Радуница или Родительский день.
Многие организации и учреждения в этот весенний день работают полдня, сокращается количество уроков в школах. На улицах города развёртывается бойкая торговля атрибутами скорби: цветочками и венками. К этому дню подгадывают замену старых надгробных памятников на новые.
Людей в этот день на кладбище столько, что кажется, будто весь Кызыл находится в городе мёртвых. Причём, приходят не только христиане, но и буддисты, и приверженцы шаманизма, и неверующие. Но скорбной тишиныв день памяти здесь не бывает. Скорее, кладбище превращается в площадку для проведения огромного несуразного пикника. Люди вместе с венками несут термосы, пакеты со снедью и выпивкой. Бывает, что вдоволь «помянув» таким образом, «скорбящие» родственники затевают песни прямо на погосте.
О том, в каком виде остаётся кладбище после массовой «скорби» кызыльчан, рассказывает директор кладбища Темир Ооржак: «День памяти – самый хлопотный для смотрителей: остаются кучи мусора, пакеты, бутылки, битая посуда. Заменив памятник на новый, старый «забывают» хотя бы донести до мусорного контейнера, то же самое с венками – выцветшие сваливаются на ближайшем углу. А потом все говорят, что на кладбище много мусора. На вывозмусорных контейнеров в год мы тратим около пятидесяти тысяч рублей».
ЗЕМЕЛЬНЫЙ ВОПРОС
На городском кладбище, введённом в эксплуатацию в 1968 году, самой насущной становится проблема нехватки земли. Проектировщики тех лет не учли, что кладбищу некуда расширяться, аколичество захоронений с каждым годом увеличивается. В месяц на кызыльском кладбище хоронят около ста двадцати человек, за год кладбище пополняют около тысячи четырехсот свежих могил. Сейчас кладбище сапогом расширилось на запад, но дальше в ту сторону некуда расширяться, можно с северной стороны метров сто занять и – всё.
В бюджет города на 2005 год закладывается сумма на проектно-изыскательские работы на месте нового кладбища.Исследования будут проводиться в районе девятого километра трассы Кызыл – Эрзин.
Решением земельной проблемы мог бы стать крематорий. Речь об этом шла ещё в середине девяностых годов. Крест на этой идее, которая неоднозначно оценивается обществом, поставило отсутствие средств. Православная церковь категорически против кремации – «Из земли человек вышел, в землю и вернётся». Буддисты, напротив, поощряют кремацию. В истории Тувы были периоды, когда тело умершего не захоронялось, а оставлялось на земле. А места погребений считались «опасными, страшными» и не посещались людьми.
«НИЧЬИ» ПОКОЙНИКИ
Неопознанные трупы хоронятся за казённый счет, но нередко в подвале республиканского Бюро судмедэкспертизы месяцами ждут погребения останки людей, чьи данные известны, более того – родственникам выданы справки об их смерти.
По словам начальника бюро судмедэкспертизы Владимира Трисницкого, «скорбящим» родственникам нужна только справка о смерти, по которой городской Комитет социального развитиявыдаёт социальное пособие на погребение. Хоронить умершихникто не собирается: «Покойники у нас лежат по несколько месяцев, помещение (прим. авт.: здание на берегу Енисея) небольшое, бывает, что летом, в жару, трупы начинают разлагаться. Секционный зал рассчитан на двести исследований в год, а наши эксперты ежегодно исследуют более двух тысяч трупов. В прежние времена это было нормой города с двухмиллионным населением. Нагрузка на экспертов огромная, помещение не соответствует санитарным нормам, нет даже горячей воды. Современные кассетные морозильные камеры есть в моргах всех приличных городов, кроме Кызыла. А у нас одна холодильная установка в виде комнаты, и та работает больше двадцати лет». «Государство средств на погребение одного и того же покойника дважды не даст, – рассказала главный бухгалтер бюро судмедэкспертизы Евгения Табаева. –Вот и приходится самим выкручиваться. Хороним на средства, предназначенные на повышение квалификации врачей-экспертов».
Справки о смерти выдаются не далёким родственникам, а самым близким – сыну, оставившему в морге тело старого отца; матери, «забывшей» тело ребёнка, умершего в двухмесячном возрасте; мужу, не желающему хоронить жену.
...Водитель, возивший меня до кладбища, бросил фразу: «Кладбище у нас такое, что стыдно перед засаянскими гостями. Они говорят, что к покойникам в Туве относятся хуже, чем к собакам. Живые забывают, что когда-нибудь все найдут покой там».
* * *
Стоит кладбище немым укором всем нам, живущим и забывшим о Памяти. И добраться до него непросто: автобусный маршрут «Город-кладбище» работает раз в год – в Родительский день. И далеко нам, увы, до шукшинского определения кладбища – «тепло и спокойно»: «Я люблю там думать. Вольно и как-то неожиданно думается среди этих холмиков».
Придя на кызыльское кладбище, думаешь о том, как бы поскорее оттуда уйти.
Виктория ХОВАЛЫГ
Фото автора.
Виктория ХОВАЛЫГ