РУССКИЙ ТЮРК

В Хакасии появился новый национальный республиканский праздник – День тюркской письменности и культуры. Такое решение принял22 июня 2004 года Верховный СоветРеспублики Хакасия.Общероссийское, мировое – культурное и объединяющее народы –значениеэтого решенияещё предстоит оценить истории. Так же, как и вклад в него Юрия Забелина, который на протяжении десяти летупорно шёл к намеченной цели, не переставая удивлять окружающих своей энергией и неутомимостью.

 

Подумайте только: за весьма короткий промежуток времениорганизовать и провести на высоком уровненесколько научно-просветительских экспедиций, в которых участвуют десятки, сотнисамых разных людей. Сделать эти экспедиции значимыми не только для самих участников, но и для жителей тех мест, где они проводятся!

Все экспедиции: в Горную Шорию,восхождение на Самбыл, Саяно-Алтайская, две тувинские, международная экспедиция в Монголию – имели конечной целью объединить на духовном уровне Саяно-Алтайские народы. Объединитьчерез общий праздник тюркской письменности.

И ведь удалось! Думается, что новый хакасский праздник – третье воскресенье сентября – это только начало. В конце концов, он станет, должен стать, и тувинским, и общероссийским праздником. Потому что Юрий Николаевич не из тех людей, кто останавливается на полпути.

И самое удивительное здесь даже не то, что всё это сумел сделать человек, которомууже за семьдесят, а то, что он не хакас, не якут, не тувинец, а русский. Правда русский, в котором течёт и бурятская, и еврейская, и даже греческая кровь.

Хотя чему тут удивляться: настоящие русские, или великороссы, потому и великие, что всего в них много. И душа широкая, хоть и часто непредсказуемая до удивления, и открыты всемумируони, быть может, благодаря тому, что в кровь славянскую намешан целый коктейльразныхдругих кровей…

 

"И ЧТО ТАМ, ЗА ТЕМИ ДАЛЁКИМИ ХРЕБТАМИ?"

– Юрий Николаевич, где они – корни забелинского рода?

– Далекие прапращуры Забелиных были родом из Рязанской губернии, из коренных хлебопашцев. В большой крестьянской семье было несколько крепких здоровьембратьев. Старшего из них – Савву – рекрутировали на царскую службув Сибирь, в Забайкалье – в казачьи сотни «на вечное поселение»: нести службу на границе с Китаем и на Нерчинских серебряных рудниках.Два младших брата загрустили, что никогда не увидят «старшого» и добровольно отправились в Сибирь вместе с ним.

Братьев разместили служить в Забайкалье по разным местам и вскоре «поверстали в казаки» и женили на «братчохах» – на девушках-бурятках. Савва был приписан к станице Размахнино и основал рядом, на берегу рекиИнгоды, хутор Савино. Теперь там железнодорожная станция Савинская. Постепенно от трёх семей, ещё в 18 веке, появился в Забайкалье солидный казачий клан Забелиных.

Мой дед Андрей Иванович Забелин так же служил в горной страже Нерчинских рудников. Имел два Георгиевских креста.Первый он заработал ещё до войны, когда в качестве командира сотни сопровождал от Владивостока до Читы по только что построенной Китайско-Восточной железной дороге (прим. ред.: КВЖД построена Россией в 1897-1903 годах) японского посла и его свиту. Это было где-то за год-полтора до войны с японцами.Посол ехал на маленьком поезде, который тащил паровоз, работавший на дровах. Этот поезд шёл весь световой день и останавливался там, где захватила его ночь. Посол очень хорошо говорил по-русски и уже тогда сказал деду, что войны не миновать.

Так оно и случилось, и второй крест дед получил именно во время русско-японской (прим. ред.: 1904 – 1905 г.г.)войны, за сражение под Мукденом, где его батареи меткой стрельбой шрапнелью остановили отчаянный натиск японской пехоты. Андрей Иванович был истинным казаком, он никогда не признавал власти большевиков,был раскулачен, но прожил до старости и умер своей смертью. Дед был грамотным, свободно говорил на монгольском и бурятском, изъяснялся на китайском. Он постарался дать образование ивсем своим детям.

Мой отец, Николай Андреевич Забелин, был уже интеллигентом в первом поколении, директором школы, учителем. Он обладал даром не просто учить детей, а воспитыватьнастоящих людей – в духе Ушинского, которого он почитал со времён учительской гимназии. (Прим. ред.: Константин Ушинский, 1824-1871, педагог-демократ, основоположник научной педагогики в России).

–Юрий Николаевич, а кто была ваша мама,игде прошло ваше детство?

– Мама была из крестьянской семьи, но там было всё не так просто, потому что именно в ней текла и греческая, и еврейская кровь. Она всю свою жизнь посвятила отцу,и нам,детям:брату Боре, сестре Ариадне и мне.В семье у нас царила какая-то особая, наполненная стихами Тютчева, духовная атмосфера, по которой я тосковал потом всю свою взрослую жизнь, пока не встретил Валентину Григорьевну.

А себя я помню с трёхлетнего возраста, когда наша семья переехала на прииск Ивановский рудника Карафтит комбината «Баргузинзолото». В посёлке – большие бараки, школа, электричество, великолепный магазин на «золотые боны». Красивейшее место высоко в горах, вблизи вечной мерзлоты, в верховье реки Витимкан, которая при слиянии с рекой Чинойобразует Витим, или Угрюм-реку.

Ещё ребёнком я ощущал всю необычность нашей жизни, её романтику. Я мог целыми часами лежать в укромном месте и наблюдать за птицами: за их жизнью, повадками. Это занятие доставляло мне какое-то неизъяснимое удовольствие.

Любил уходить на берег реки, ложился на песок и наблюдал за плывущими облаками.Неподалёку от нашего дома проходила тропа, по которой эвенки-орочоны регулярно верхом на оленях шли впечатляющим караваном, осуществляя по вековому ритму очередное кочевье – аргиш. И я часто думал: «А куда они идут? И что там, за теми далёкими хребтами?»

Наверное, оттуда, из детства – и страсть к путешествиям, открытиям. Во ВГИКедрузья-студенты по сценарному факультетудаже кличку мне дали–«Кочевник».

«Я ЖИВУ У ПЫРЬЕВА НА ДАЧЕ»

– А каким же чудом мальчик с далёкого горного приискавдруг оказался в элитном ВГИКе – Всесоюзном Государственном Институте Кинематографии?

– Тут своя история. В приисковом поселке Карафтит я закончил восьмилетку, а потом меня родители отправили доучиваться к дяде Коле в Абакан. Абакан был тогда на уровне районного центра, почти весь в деревянных одноэтажных домах, но зато был шикарный кинотеатр «Победа», он и сейчас таким остался, в котором мой дядя Коляработал бухгалтером. И вот в кинотеатре показывают премьеру кинофильма «Кубанские казаки», иприезжает сам Пырьев – создатель этого киношедевра (прим. ред.: Пырьев Иван Александрович, 1901-1968, кинорежиссер, народный артист СССР, создательфильмов «Трактористы», 1939; «Свинарка и пастух», 1941; «Кубанские казаки», 1950; «Идиот», 1958; «Братья Карамазовы», 1969 и др.)

Пырьев приехал в Абакан на встречу с избирателями – как кандидат, баллотирующийся в Совет национальностей Верховного Совета СССР.А я в то времяуже пописывал стихи, и учительница литературы предложила мне что-нибудь написать в честь Пырьева и прочитать это со сцены – от имени молодыхизбирателей.

И вот, представьте себе: кинотеатр «Победа», до отказа забитый зрителями,выступает вся абаканская элита, а среди этой публики я – мальчишка со стихами. Отбарабанил всё, как нужно. Последнюю стихотворную фразу: «В Совет национальностей хотим Сибири сына – Пырьева Ивана!» зал встретил «громом аплодисментов».

Только я побыстрей хотел юркнуть со сцены в зал, а Пырьев меня за руку – и усадил рядом с собой на сцене.Я сижу, как пойманный суслик, не знаю, как себя с ним вести. А он говорит: «Если хочешь в Москву, во ВГИК поступать, то приезжай прямо ко мне, буду рад».

Ну, как он словом, так я делом. Приехал в столицу, отдал документы, а Пырьева в Москве не оказалось, он с Мариной Ладыниной был в Чехословакии – на кинофестивале в Карловых Варах (прим. ред: Ладынина Марина Алексеевна, народная артистка СССР, снималась в фильмах «Богатая невеста», «Трактористы», «Свинарка и пастух», «Кубанские казаки» и др.). Но меня встретил его тесть ина дачу пригласил.И я там жил.

Это был пятидесятый год, в стране только недавно отменили карточнуюсистему на хлеб. В Москве же всего было вдосталь, только хлебобулочных изделий до двадцати различных наименований. По сравнению со всей остальной страной москвичи жили очень хорошо. И я тогда думал, что если не поступлю, то все равно из Москвы никуда не поеду. На всякий случай подстраховался в историко-архивном институте, в библиотечном, даже дворником был согласен поработать.Но всё сложилось как нельзя лучше

Мне «пырьевская дача» в какой-то мере даже помогла. Для поступления на сценарный факультет обязательно нужно было какой-нибудь рассказ иметь, так сказать, домашнюю заготовку. У меня ничего не было, но Нижнему, был там такой человек – ответственный за абитуриентов, понравилась моя автобиография, и он дал мне двадня, чтобы я написал этот рассказ.

Он спросил меня: «А где ты живёшь?» Я говорю: «У Пырьева на даче». У него глаза сразу по полтиннику сделались. Пырьев, такая величина, он сам был бы рад с ним познакомиться поближе, а тут какой-то абитуриент, мальчишка сибирский, прямо на даче у него живёт!

Написал я рассказ, получил допуск, успешно сдал экзамены и поступил во ВГИК, куда многие годами поступали и поступить не могли.Это ведь элитарное учебное заведение– там и стипендия была очень приличная, и занятия начинались не в пример другим вузам– с десяти утра, и на всё лето студенты обеспечивались оплачиваемыми творческими командировками – до первого октября.

Мне больше всего запомнилась творческая командировка на Дальний Восток, в Уссурийский край – с геологоразведочной экспедицией. Я тогда прошёл по Арсеньевским местам (прим. ред.: Арсеньев Владимир Клавдиевич, 1872 – 1930, исследователь Дальнего Востока, этнограф и писатель, книги «По Уссурийскому краю», «Дерсу Узала», «В горах Сихотэ-Алиня»). Прошёл по следам Дерсу Узала и мечтал написать об этом сценарий, но, к сожалению, в то времяэто было неактуально, и мне пришлосьписать дипломную работу совсем о другом.

КАК СЕЛИВАНИХА ВРЕМЕННО СТАЛА САФЬЯНОВО, А ТУН ПАЙРАМВОЗРОДИЛСЯ ВНОВЬ

После окончания ВГИКа, о другом и не мечтая, вернулся домой, в Сибирь. Работал корреспондентом «Красноярского комсомольца», потом в районной газете в хакасскомпосёлке Шира, но все это было не моё. Я так и не научился писать передовицы, барабанные статьио разных успехах –о том, о чём надо было писать по указке партийного руководства. Я не умел и не очень хотел уметь это делать.

С удовольствием писал только зарисовки из жизни природы, тогда я был просто счастлив. Несколько таких моих зарисовок напечатал латиноамериканский советскийпосольский журнал, я получил огромный по тем временам гонорар – 400 рублей. А в целомжурналистская работаприносила мне тогда мало и денег, и, тем более, удовлетворения, хотя позднее мои радиорепортажи высоко оценивались, звучали и по московскому, и по кызыльскому радио. Я даже получил за них первую премию – в 1972 году, на фестивале в Иркутске

В конце пятидесятых годов в Абакане появилось свое собственное телевидение, и я стал редактором передач по южной части Красноярского края.

Здесь я очень много занимался своим любимым делом – краеведением и поначалу былсчастлив, тем более, что познакомился в Минусинске с двумя замечательными людьми – молодыми геологами ВолодейКовалёвым и его другом ЮриемКалигановым. Володя потом стал директором Минусинского музея, ну а в те времена мы вместе делалицикл передачпод названием «Тропамипервых исследователей».

Эти передачиу нас были ежемесячными и продолжались в течение почти трёх лет. Представляете, сколько мы их сделали? Это было замечательное творческое время, замечательная дружба, которая осталась с нами на всю жизнь.

Было ещё одно интересное творческое содружество – клуб юных краеведов, красных следопытов, которым руководил Александр Швецов, тогда заместитель директора школы №5 Минусинска, а позднее – кандидат педагогических наук, преподаватель Абаканского пединститута, ныне Хакасского госуниверситета.Они тогда занимались «Ленинианой» и вышлис этой темой на Сафьяновых. (Прим. ред.: подробно о роде Сафьяновых и роли его представителей в становлении иукреплении русско-тувинских связей Татьяна Верещагина рассказала в историческом очерке «Эккендей», №№ 21-23 «ЦА» за 2004 год).

Я помню, мы с оператором Петром Сидневымездили в Селиваниху, где были обнаружены остатки сафьяновской дачи с погребами. Александр Николаевич брал интервью у людей, которые ещё помнили и Сафьяновых, и революционеров,бывавших в их доме.Мы сделали где-то две или даже три передачи, по-видимому, очень интересных, потому что первый секретарь минусинскогорайкома партии, Герой Социалистического труда Евсеенко такбыл воодушевлён нашей работой, что переименовал Селиваниху в Сафьяново.Наверное, месяца два стояла на повороте дороги эта вывеска – «Сафьяново». Но потом ему дали нагоняй за «партизанство через голову», и Сафьяново снова стало Селиванихой.Вот такая была эпопея.

– Аещё, рассказывают, вы в годы своей тележурналистской деятельности восстановили почти забытый хакасский весенний праздник. Как получилось, что восстанавливать хакасский народныйпраздник поручилирусскому журналисту?

– Это в 1981 году было. Красноярцы (тогда Хакасская автономная область входила в состав Красноярского края) снимали большой документальный фильм в связи с пятидесятилетием области. В нём было всё, что нужно: и трудовые успехи, и победы. Не было только … хакасского колорита. Директор нашего телевидения и посоветовал создателям фильма: «А вы обратитесь к Забелину. Он энтузиаст краеведения, поможет». Ну, раз энтузиаст, то пришлось оправдывать (смеётся).

Взялся помогать и по-настоящему увлёкся. Такой красивый праздник – праздник Весны, пробуждающейся природы, а почти забытым оказался. Кликнули клич, собрали энтузиастов, знатоков дела, восстановили все ритуалы, этнографические тонкости праздника, нашли великолепное место для его проведения, огромное количество народа пригласили. Новое, очень удачное название — Тун Пайрам – ПервородныйПраздник – придумал Виктор Бутанаев, научный консультант-этнограф нашей команды, мой первый заместитель, ныне доктор наук. И получился праздник, причём, не показной, а настоящий. Первородный хакасский праздникзапечатлели на киноплёнку, он стал важным эпизодом всесоюзного документального кинофильма «Хакасия», который несколько раз шёл по центральному телевидению. А самое главное, с тех пор, вот уже 23 года, Тун Пайрам– заглавный национальный праздник хакасов – живёт и празднуется.И забываться не собирается.

НОВАЯ ТОЧКА ОТСЧЁТА ЖИЗНИ

– Как интересно, творчески вы работали! И всё жеоставили журналистику и оказались в Бюро пропаганды литературы. Почему?

– Со временем пришла творческая усталость.И некуда было расти. Мы переросли себя. Мой друг и напарник по передачамПётр Сиднев, талантливый кинооператор, как-то сказал: «Такое впечатление, что растем макушкой вниз». Он уехал на телестудию в Новосибирск, стал там ведущим мастером,а я возглавил Бюро пропаганды литературы, где работаю ипо сей день.

– Как получилось, что Бюро пропаганды, несмотря на такое казённое, рутиной чиновничьей отдающие название, стало своеобразнымцентром консолидации тюркоязычных народов Саяно-Алтая?

– Я пришёл на эту работу в 1987 году, незадолго до перестройки. Название не я давал, оно так и осталось с тех, советских, времён. Все здесь для меня было ново, интересно, а главное, я почувствовал большую свободу в своих действиях. Поначалу организовывал выезды писателей, и не только хакасских, но и красноярских, в районы Хакасии, это было что-то похожее на агитбригады. Иногда у нас одновременно до четырёх автобусов уходило по разным населённым пунктам. Моёначальство было очень довольно, да и я тоже, у меня была масса свободного времени и хорошая зарплата.

Так было до1993 года, когда одна историческаядата многоеперевернула в моей жизни, да и не только моей. Эта дата – столетие со времени дешифровки орхоно-енисейской илидревнетюркской письменности.

Это событие поистине мирового масштаба, ещё раз доказывающее, что культура человечества не может быть разделена никакими границами: обнаружил первые письмена немец, срисовал швед, прочитали датский и российский учёные, изучали деятелинауки России, Франции, Турции, других стран.

Чтобы было понятно, я должен сделать исторический экскурс. В 1721 году прибыла в «киргизскую землицу», нынешнюю Хакасию, экспедиция посланца Петра Первого – Даниила Готлиба Мессершмидта, «отлично учёного мужа» из немецкого города Данцига, приглашённого на русскую службу. Это была первая научная и археологическая экспедиция в Сибирь в истории России.

На реке Уйбат (нынешняя территория Усть-Абаканского района) экспедиция обнаружила каменную стелу, изогнутую «в виде венгерской сабли», с высеченными на ней системно-чёткими знаками. Мессершмидт сразу же понял, что это не случайность, а образец письменности, ранее неизвестной мировой цивилизации, и поручил тщательно срисовать знаки рисовальщику – пятнадцатилетнему шведскому мальчикуКарлу Густаву Шульману.

Постепенно об открытии Мессершмидта почти забыли, ещё и потому, что скромные по количеству знаков рунические тексты не поддавались расшифровке. А в 1889 году большая экспедиция в Монголию замечательного русского учёного Николая Ядринцева обнаружила в долине реки Орхон, в четырёхстах километрах западнее Улан-Батора,впечатляющий мемориал с огромными стелами. А на них – более четырёх с половиной тысяч знаков, тех самых, рунических, что обнаружил в восемнадцатом веке Мессершмидт.

Результат экспедиции Ядринцева буквально взбудоражил научные круги России и Европы. Уже на следующий год по его маршруту отправляется великолепно оснащённая финская экспедиция, а ещё через год – мощная русская экспедиция во главе с академиком, востоковедом-тюркологом Василием Радловым. По результатам экспедиций были изданы великолепные материалы — альбомы, куда вошли и рунические надписи, открытые и скопированные в Хакасии и Туве.

Опираясь на этот богатейший материал, уже через две зимы два больших друга – датский учёный Вильгельм Томсен и Василий Радлов, состоящие в постоянной переписке, нашли ключ к расшифровке древнетюркской письменности!

И перед изумлённым человечеством встала яркая картина жизни тюрков времён первых каганатов, хранящая в себе первоистоки верований, быта, поэзии, искусства –картина духовного начала современного тюркского мира.

В 1993 году тюркоязычные республики, международная общественностьотмечала столетие расшифровки древнетюркской орхоно-енисейской письменности, названной так в соответствии с названиями рек, в долинах которыхбыли обнаружены эти замечательные памятники культуры.Конечно, отмечали мы её и в Хакасии – на родине открытия древнетюркской письменности. Но особенномасштабно и интересно отметили эту датув Туве – с приглашением делегаций изсоседних регионов, гостей из Москвы, Турции, Японии. Вот этот, 1993 год, год столетия расшифровки древнетюркской орхоно-енисейской письменности,и стал новойточкой отсчёта моей жизни.

(Окончание в следующем номере)

Татьяна ВЕРЕЩАГИНА,

Надежда АНТУФЬЕВА

Фото из архива Ю. Забелина

Рисунки из книги И. Кызласова «Древняя письменность

саяно-алтайских тюрков» и

сборника «Поэзия древних

тюрков VI-ХII веков».

Фото:

1. Родители Юрия Забелина – Валентина Александровна и Николай Андреевич Забелины – на курорте «Аршан» в Бурятии за две недели до начала Великой Отечественной войны. Июнь 1941 года. 

2. Юрий Забелин – студент ВГИКа. 1952 год. 

3. Камень Д. Г. Мессершмидта, стоявший на реке Уйбат в Хакасии. Ныне хранится в Минусинском музее. По воспроизведению финской экспедиции И. Р. Аспелина 1887-1889 годов.

Татьяна ВЕРЕЩАГИНА, Надежда АНТУФЬЕВА