БЕЗ ИСТОРИИ МЫ - МАНКУРТЫ

«Чтоб быть историком хорошим, ты гражданином быть обязан». Так, вольно перефразировав крылатые слова Пушкина, мы можем обратиться к исследователю прошлого. Ценность его труда зависит от его чувства ответственности перед историей.

Тувинские ученые долго готовили второй том «Истории Тувы» о жизни республики в начале ХХ века и, не спеша, планируют третий, в котором должны быть изложены и оценены современные события. В это время параллельно с ними свои силы историка современности пробует молодая исследовательница из Института этнологии и антропологии Российской академии наук (ИЭА РАН).

Собственно, выражение «проба сил» я употребила условно. Нелли Павловна Москаленко занимается Тувой пятнадцать лет. За это время она успела окончить Московский историко-архивных институт (ныне Российский государственный гуманитарный университет), окончить аспирантуру ИЭА РАН, защитить кандидатскую диссертацию, написать ряд научных работ, посвященных республике в центре Азии. По результатам конкурса 2004 года, который ежегодно проводит Фонд содействия отечественной науки, она признана одним из ведущих молодых ученых страны.

Монография Нелли Москаленко, вышедшая в издательстве «Наука» в конце 2004 года, носит название «Этнополитическая история Тувы в ХХ веке». Это первый большой итог работы ученицы известного этнографа Севьяна Израилевича Вайнштейна, исследователя традиционной культуры тувинцев.

В книге есть и новые архивные документы, и авторская интерпретация наиболее драматичных событий в жизни республики. Даны интересные психологические портреты Алексея Турчанинова, Иннокентия Сафьянова, Буяна Бадыргы, Салчака Тока. Ученая не только выстраивает хронологию, устраняя некоторые белые пятна истории, но и дает свою оценку процессам и событиям.

Что побудило столичную исследовательницу взяться за такой ответственный труд? Что он дает Туве, ее науке и общественности? Что он дал ей самой как специалисту и человеку? Об этом наша беседа с Нелли Москаленко в ее московской квартире.

Надо заниматься Тувой. Остальное – ерунда!

– Нелли, вы нашли новые неизвестные ранее, засекреченные документы по истории Тувы и пишете об этом в своей книге. Что это за документы, и каким образом они рассекретились?

– Ко многим документам доступ раньше был закрыт, в частности, по идеологическим причинам. Поэтому история не только Тувы, но и России была во многом засекреченной. Ситуация изменилась в 1990-е годы. Мне повезло со временем, как раз тогда я оканчивала институт. Нас учили работать с делами, во многих архивах Москвы я проходила практику.

Я уже тогда интересовалась Тувой и поэтому целенаправленно искала в архивах тувинские документы. И находила. Есть замечательные архивы по внешней политике Российской империи, Федерации. Многие документы по периоду установления протектората России над Тувой уже были опубликованы, этим занимался историк Владимир Андреевич Дубровский. Но мне хотелось найти что-то свое.

В архиве внешней политики Российской империи мне хотелось проследить этапы установления протектората: какие ведомства в этом участвовали, какая велась переписка по этому поводу. Замечательные документы находятся и в самой Туве. Я работала в течение двух лет в Центральном архиве Республики Тыва.

Сама я, конечно, не могла рассекречивать документы. Если на документе стоит гриф «Секретно», то он будет недоступен ровно до окончания срока действия грифа. Правда, срок может растягиваться, этим занимается специальная комиссия. В 1990-е годы многие архивы были открыты.

– Когда произошла ваша встреча с Тувой? Вы ведь родом из Курска и учились в Москве…

– Это произошло в начале 1990-х годов, когда я начала изучать современные межэтнические проблемы. Занявшись современностью, поняла, что надо проанализировать проблему, углубившись в прошлое. И чем больше я углублялась, тем больше интересовалась документами 1944 года, 1921 года, а потом еще дальше – времени формирования русско-тувинских отношений.

– С чего начался ваш интерес к Туве?

– В 1990-м году я поступила на факультет архивного дела Московского историко-архивного института. Мне сразу захотелось найти свою тему, которая бы зажгла меня.

Первоначально была мысль заниматься русскими старообрядцами. Как-то прочитала в газете о семье отшельников Лыковых, живущих в хакасской тайге, и меня это заинтересовало. Узнала, что готовится экспедиция Института этнографии в этот регион. Это было в 1991 году, когда я училась на втором курсе. Пришла в институт, в отдел русского народа, представилась и сказала о своем интересе. Сотрудники мне пояснили, что у них русской Сибирью мало кто занимается. Перенаправили: «Есть сектор Севера, зайдите к ним».

В секторе Севера я застала Севьяна Израилевича Вайнштейна. Сказала о Лыковых, о том, что хотела бы поехать в Сибирь, если, конечно, такая возможность представится. Он сразу и категорично на это заявил: «Все это ерунда. Надо заниматься Тувой! Это намного интереснее» (смеется). Я растерялась: «А что это? Где это?». Он: «Вы же читали про Лыковых. Это рядом!». Мы долго беседовали, Севьян Израилевич интересовался моей биографией, знаниями, интересами.

Позже у него был разговор с директором института Валерием Александровичем Тишковым, который просил проанализировать осложнившуюся межэтническую ситуацию в Туве. В объективном анализе были заинтересованы не только ученые, но и руководство страны. Поэтому в структуре института была создана проблемная группа по изучению этнополитических процессов и современного культурного развития народов Южной Сибири. Мой учитель возглавил ее. Поехать сам в Туву он не мог, у него шла подготовка очередной книги. Он предложил директору мою кандидатуру: «Поедет молодая девушка. Мне кажется, что она справится». Не знаю, почему я после нескольких встреч внушила ему такую уверенность. (улыбается).

– Что ответил ему на это Тишков?

– Директор сказал, что такое решение может принять отдел Севера и Сибири на своем заседании.

Мы писали неотложную этнографию

– Вас не испугала перспектива поехать в далекую республику, в которой, судя по сообщениям центральных СМИ, шла чуть ли не война?

– Нет, мне самой было очень интересно. Ведь в начале 1990-х годов вся страна бурлила. Ощущалось, что происходят перемены, идет большой процесс распада старого и создания чего-то нового. Все выходили на митинги, хотели изменений, готовы были их осуществлять. Но в какую сторону меняться, было не совсем понятно. Об этом все писали, говорили. Институт этнологии практически этим и жил в те годы.

К поездке я готовилась основательно. К заседанию отдела подготовила доклад о цели и задачах поездки, выступила. Два часа мне задавали вопросы, проверяли. И многие были против. Говорили: «Опасная ситуация. Молоденькая девушка. Убьют или еще что с ней произойдет». Но Севьян Израилевич был настолько настойчив, что, в конце концов, было выдвинуто условие лично ему: «Если вы берете полную ответственность на себя, то отправляйте». Он согласился, и в сентябре 1992 года я поехала в свою первую экспедицию в Туву. Как и мои коллеги, я опиралась на метод включенного наблюдения, когда надо было просто пожить в этой среде, побывать в атмосфере, понаблюдать за людьми, их настроениями, поведением, беседовать с представителями разных слоев. Я общалась с президентом Шериг-оолом Дизижиковичем Ооржаком, с председателем Верховного Совета Каадыр-оолом Алексеевичем Бичелдеем, с руководителями политических партий и общественных объединений. Выезжала в Сарыг-Сеп, общалась с простыми жителями.

Вернувшись в Москву, за несколько дней подготовила отчет о поездке и выступила на заседании отдела. Было принято решение опубликовать собранный и проанализированный материал под названием «Этнополитическая ситуация в Республике Тыва. По материалам 1992 года» в серии «Исследования по прикладной и неотложной этнологии». В этой серии выходили работы этнографов, оперативно реагирующих на события, спустя два-три месяца после поездки. Это очень быстро для ученых. Раньше такого опыта не было. «Неотложка» шла как серия документов о современности. И книги эти направлялись в Госдуму, в правительство.

– Опасения старших коллег по поводу вашей личной безопасности оказались излишними?

– Вернулась я, конечно, живая, невредимая (смеется). Естественно, мифов у нас очень много. И представления искажались благодаря тому, что известия о беспорядках в регионе шли как с фронта. Было много лжи и нагнетания напряженности. Причем, это делали умело и целенаправленно. Сама я в Туве не чувствовала никакой агрессии. Естественно, было видно, что люди живут несколько в другой ситуации, чем обычно. Напряженность социальная, политическая была. Но я не боялась ходить по улицам.

Вторая моя поездка в Туву в 1993 году тоже была связана с серией «Неотложки». Приехала уже со своей книжкой. В ТНИИЯЛИ в первую очередь подарила ее Юрию Лудужаповичу Аранчыну. На следующий день я была у президента и увидела эту свою книжку у него (улыбается). Передали ему очень оперативно. Мне было также приятно, что она с редакторским комментарием была полностью перепечатана потом в газете «Молодежь Тувы».

Хотелось защитить Туву

– Все помнят, что в центральной прессе было много тогда публикаций о Туве, причем, в основном, негативного характера. В «Независимой газете» выходили ваши ответные статьи на особо резкие публикации данного издания. Это было вашим личным решением или вас к этому побудил, например, ваш институт?

– Нет, институт никогда не давил на своих сотрудников и давал полную свободу действий. Наш директор Валерий Александрович Тишков был тогда еще и министром по делам национальностей. Он, безусловно, был в курсе всех процессов, сам активно выступал публично и поощрял сотрудников на то, чтобы они имели и высказывали свою позицию. У нас в институте есть стенд, на котором регулярно вывешиваются вырезки из газет.

В 1994 году известный и уважаемый социолог Жан Терентьевич Тощенко опубликовал в «Независимой газете» статью, которая называлась «Потенциально опасные точки». Он написал, что Тува – один из самых напряженных и взрывоопасных регионов России. Причем, она была второй по списку после Чечни… По мнению Тощенко, история Тувы располагала к реальной возможности выхода ее из состава России. Якобы, «за» были такие факты, как позднее вступление в состав СССР, религия монгольского толка – ламаизм и многое другое.

В ответной статье «Обособится ли Тува от России в ближайшие годы?» я не согласилась с мнением Тощенко. Писала, что в дальнейшем межэтнические отношения в Туве будут, несомненно, гармонизированы, а вопрос о возможном выходе республики из состава России не имеет каких-либо серьезных оснований. Тогда главным редактором газеты был Виталий Третьяков. Я ему благодарна за то, что он принял статью. Многие газеты, на публикации которых я хотела бы ответить, просто не принимали откликивозражения. «Независимая» под руководством Третьякова работала по принципу «Без гнева и пристрастия» и была практически первой газетой свободного мнения.

Для меня важно было, что статью мою одобрили в самой Туве. Я помню свою встречу с Алексеем Мельниковым, тогда премьером правительства республики. Он сказал: «От имени правительства Тувы выражаю вам благодарность за вашу позицию». Позиция была понятна, но она многих не устраивала в тот период. Считалось, что Россия должна расстаться с определенными регионами, и это, якобы, объективный процесс. Я не была согласна с этим, заявляла, что Тува исторически связана с Россией, и эта связь не так уж хрупка.

– Насколько я знаю, вы отвечали не только на статью Жана Тощенко.

– Да, была история с Виталием Портниковым, известным журналистом, который работал в «Независимой газете». Он опубликовал большую статью в дни празднования 50-летия вхождения Тувы в состав России, в октябре 1994 года. Статья называлась «Смерть государства». Идея была такая: в 1944 году с карты мира исчезло одно независимое государство, незаконно поглощенное более крупным, то есть вхождение Тувы в состав СССР не было добровольным, в сущности, якобы, речь идет об оккупации.

Я снова написала ответную статью «Несколько фактов в защиту тувинского праздника».

Портников был против ее публикации и даже выдвинул условие Третьякову: «Если вы опубликуете это, то я уйду из газеты». Третьяков поступил принципиально: указал ему на правило газеты свободного мнения, и статья вышла.

– А Портников?

– Ушел.

– Получается, что вы и съездили в «горячую точку» России, а потом и вступили в информационную войну. Непростое начало научной карьеры…

– Занимаясь Тувой, я должна была реагировать на ситуацию. На всю ложь возражать, конечно, не было сил. Но молчать было нельзя. Мне хотелось донести до людей, что Тува – это не только хоомей, криминал и наркотики. Это уникальная республика со своей сложной историей и неповторимой культурой. Может, это наивно или высокопарно, но мне хотелось защитить Туву, осветить в СМИ ее хорошие стороны.

 

«ТУВИНСКОЕ ВРЕМЯ – ПРЕЛЕСТЬ!»

 

– Когда вы так прониклись полнотой тувинской жизни? С первого же приезда?

– Возможно, это просто свойство моего характера. Если я занимаюсь чемто, то должна в этот предмет влюбиться. Когда я приехала в Туву, то она не была для меня просто предметом исследования. Она сразу стала родной. У меня появились там друзья, знакомые. Во мне с тех пор жив вкус чая с молоком, я помню запах степи.

– Проникая в тувинскую культуру, вы делали интересные наблюдения. Вы как-то рассказывали мне о тувинском времени», которое вас умиляло.

– Да, я вела и путевые записки. Для меня время очень важно. Приезжая в Туву с энергией столичного человека, в первое время ощущаешь, что ты слишком энергичен для этого окружения. Чувствуешь, что тебя постепенно тормозят.

Когда я в первый раз из центра Кызыла хотела съездить в центральный архив «на горе», то мне сказали, что туда надо ехать долго на автобусе. Когда я, следуя всем инструкциям, доехала, то поняла, что пешком могла дойти быстрее, так как долго ждала на остановке нужный автобус.

В Туве все мне хотели помочь, предлагали свозить в гости, на природу, на озеро. Однажды, у меня были выходные в запасе, архив не работал, и я с радостью согласилась на одно такое предложение знакомой съездить на Чагытай с ночевкой. Мне сказали, чтобы я собралась и была готова выезжать в субботу рано утром, часов в восемь. Я, естественно, к восьми уже была готова. Часов в двенадцать мне позвонили в гостиницу и сказали: «Нелли, не переживай, мы уже едем».

В итоге мы выехали из Кызыла в семь часов вечера, когда начался сильный ливень. Я пыталась указать на почерневшее небо и бессмысленность шашлыка на природе в таких условиях. Но мне сказали спокойно: «Ничего страшного, дождик пройдет». Я недоумевала: «А как ночевать в мае в тайге после дождя?». Меня снова успокоили: «Ты не заболеешь, все будет хорошо».

Дальше я тоже наблюдала удивительные вещи. Когда мы ехали, по дороге нам встречались машины, водители которых останавливали нас и просили бензин. И шофер спокойно сливал им. Когда я стала переживать, хватит ли нам самим топлива, получила в ответ: «Ничего, нам тоже дадут!» (смеется). Приехали на озеро в десять часов вечера. Дул холодный ветер, ставить палатки не было никакой возможности. Ребята снова совершенно спокойно заявили: «Ну и не поставим, ничего страшного». Направились в небольшой домик рыболовов. Заходим туда и – о, какая прелесть! – натыкаемся на ученых из Новосибирска. Они тоже таким же манером выехали на природу. Потеснились. Мы мило провели время в разговорах. Утром установилась чудесная погода, у ребят откудато появился еще бензин… Теперь вспоминаю эту поездку, как сказку.

Самое главное, что я поняла из общения с тувинцами: они спокойные и очень мудрые. Их принцип «Главное – не торопиться» мне очень понравился. Я рассказывала своим знакомым в Москве эти истории, все мне просто завидовали и говорили: «Как здорово! Вот бы нам туда!..».

 

МЕЖДУ РОССИЕЙ И КИТАЕМ

 

– В своей книге вы написали про целенаправленную политику российских властей, которая, по вашему мнению, и стала одной из главных причин слияния двух наших государств. Но ведь у каждой из сторон (России, Тувы, Монголии, Китая) есть своя точка зрения на эти события.

– Тува чрезвычайно интересна тем, что она всегда была втянута в большие геополитические процессы. Она находилась между большими империями, между Россией и Китаем, и неизбежно попадала в гущу событий.

Я ничего не придумывала в своей книге, только опиралась на архивные документы, которые выстраивали передо мной цельную картину. Я не ставила своей задачей раскрыть только российскую позицию в отношении Тувы, которая формировалась постепенно. Стремилась исследовать другие стороны этого сложного процесса.

– Вы не ограничились описанием событий, а заинтересовались и ролью личности в истории. Среди небольших жизнеописаний, «разбросанных» по книге, есть портреты и Турчанинова, и Сафьянова, и Тока, и Буяна-Бадыргы.

– Да, я пыталась не только проанализировать их деятельность, но и создать, по возможности, их психологические портреты. Для меня это была встреча с неординарными, интереснейшими людьми. Они чаще всех встречались мне по документам. И упоминаний было так много, что у меня даже появилось несбыточное желание с ними «познакомиться лично». Стала раскапывать, откуда они родом, какое образование получили, чем занимались.

Особо запомнились документы по Алексею Турчанинову. Его дело есть в фондах Центрального архива Тувы и в московских архивах. Когда я попросила показать его документы в Кызыле, то мне дали не просто папку, а его личный чемоданчик. У меня дух захватило! Мне казалось восхитительным прикасаться к предметам, принадлежавшим этому человеку. Очень заинтересовала его судьба. Родился в Выборге, жил в Питере, приехал в Урянхайский край, работал агрономом. Волею судеб стал комиссаром Временного правительства по делам Урянхайского края. Власть большевиков не признавал, а подчинялся правительству Колчака, отстаивал его интересы. В архиве сохранились его многочисленные отчеты, направленные лично Колчаку. И в них не просто лаконичная информация, а глубокий анализ политической, социальной ситуации края в период Гражданской войны. Через документы сквозила его боль, было видно, что он надеется на лучшее будущее для края. Кончина его была трагическая и нелепая: его убили казаки в 1919 году в пути, возможно, из-за того самого кожаного чемоданчика, с которым он не расставался. Попутчики его просто решили, что там деньги и хотели поживиться…

Очень интересна также личность Иннокентия Сафьянова. Это глобальная Личность. Сафьянов очень любил Туву, ее культуру. Как и Турчанинов, он прекрасно знал тувинский язык, знал обычаи. Возможно, он в другой ситуации стал бы замечательным ученым, но вмешалась политика.

 

«ХВАТИТ МЕНЯ ПЫТАТЬ!»

 

В этот момент в доме Нелли Павловны зазвонил телефон. Звонил Севьян Израилевич Вайнштейн. После разговора с ним логично было задать следующий вопрос его ученице:

– Вам повезло, что с вашим стремлением узнать далекую культуру, вы попали к столь известному ученому, признанному специалисту. Что он дал вам как учитель?

– Я благодарна судьбе за такой подарок в моей жизни. Есть древняя греческая поговорка: «Человек может назвать себя счастливым в жизни три раза: если ему повезло с родителями, если повезло с учителем и если повезло со спутником жизни». Мне два раза точно повезло: у меня прекрасные родители и настоящий Учитель. Спутник, думаю, еще появится.

Когда человек только формируется, для него важна встреча с Личностью. Я встретила Севьяна Израилевича тогда, когда начала учиться. Он – чрезвычайно неординарный человек, крупный ученый, который научил меня, прежде всего, работать с источниками, с информацией. Причем работать кропотливо и любить свое дело. Учил меня также иметь свою позицию, писать не «мы», а «я».

– Для ученых понятие «мы» вполне распространено и принято, так как подразумевает уважение к предшественникам, к коллегам, ко всем, кто помогал в работе.

– У Севьяна Израилевича на этот счет особое мнение. Он говорит, что человек должен за все сам отвечать. Мне было чрезвычайно трудно писать «я». Хотелось говорить «автор», «по мнению автора», «мы», «может быть». Он все это критиковал беспощадно: «Что за такое – «может быть»? Что такое «автор»? «Я», «я» и только «я»!». Жестко, но принципиально.

Учил меня также тому, что я должна выходить на широкого читателя, общаться с журналистами, уметь доносить свое мнение. Дал прекрасную этнографическую подготовку для того, чтобы я могла заниматься не только Тувой, но и многими народами Сибири.

Он и сам для меня был и остается ценнейшим информатором (улыбается). Ведь он практически всех исторических деятелей Тувы двадцатого века знал лично. Поэтому я постоянно записываю его воспоминания, часть из них есть в моей книге. Порой он отмахивается: «Хватит меня пытать!»…

– Вы его прямо-таки пытаете?

– Нет, конечно (смеется). Ни диктофона, никаких специальных приспособлений никогда у меня не было. Просто в разговоре он начинает часто что-то вспоминать, а я сижу рядом потихоньку и пишу. Он порой даже не понимает, что я записываю его слова. Лишь потом знакомится уже с напечатанными его же словами и удивляется: «Надо же!». Но никогда не отказывается от своих слов, даже если речь идет о нелицеприятных воспоминаниях.

Много интересного учитель рассказал о Салчаке Тока, о встречах с ним, беседах. Личность Тока мне тоже очень интересна. Он был и политическим деятелем, и творческим человеком, обладал прекрасным чувством юмора. Я рада, что сейчас в Туве отношение к нему меняется. Хотя я хорошо помню, как в начале 1990-х годов его обвиняли во всех политических и экономических проблемах республики.

– В книге вы пишете также о двух видах исторической памяти: той, которая живет в народе, и той, которую делают историки, политики. В разные периоды времени или народ может опереться на свои знания, или профессионалы начинают перекраивать историю, подгонять под чьи-то интересы, вводить людей в заблуждение. Что вы можете сказать о своем вкладе в историю как автор «Этнополитической истории Тувы в ХХ веке»?

– У нас у каждого есть память о семейном прошлом, о том, что было с нашими предками, что нам передано от них. И у нас есть книги-интерпретации о прошлом народа, которые пишут историки. В том числе получается, что и я внесла свою скромную лепту в «профессиональную память».

Чтобы интерпретация была как можно ближе к объективности, чтобы она не потеряла своего значения через несколько лет, надо опираться на научный метод исследования. Хотя, конечно, у каждого ученого есть свои личные пристрастия, но они должны строго контролироваться объективными историческими фактами.

История народу нужна. Без нее мы будем манкуртами, которыми легко управлять, о чем с горечью писал Чингиз Айтматов. Тот, кто знает историю, крепко стоит на ногах, им невозможно манипулировать. Потому что он хорошо знает свои корни, знает, во что может вылиться какое-то неверное политическое действие, и не допустит этого.

Беседовала Чимиза ДАРГЫН-ООЛ.

Фото из архива Нелли Москаленко и Государственного архива РТ

(«Центр Азии»

№ 12, 25 марта 2005 года)

Фото:

1. Вместе с ламой из Тувы Кувискалом и учителем Севьяном Вайнштейном. Квартира Севьяна Вайнштейна, Москва, 1998 год.

2. Участники первого съезда молодежи Тувы. г. Кызыл, 1925 год.

Чимиза ДАРГЫН-ООЛ