«Меня спас заповедник «Азас»

Не каждый человек в наше время решиться переехать из крупного города в такой отдаленный уголок как Тоджа. Особенно непросто пережить географическую, а главное – информационную изолированность ученому.

Нина Иосифовна, несмотря на это, выбрала Тоджу.

«В Тодже у меня под рукой ограниченный список современных журналов, нет возможности работать в научных библиотеках, – рассказывает она. – Хорошо еще, что сотрудники, которые у нас работают по совместительству, присылают свои статьи и помогают пополнять библиотеку заповедника научной литературой, благодаря этому хоть какой-то обмен информацией происходит.

Нынешним летом в заповеднике появился интернет, это, конечно, облегчит нашу работу.

Тем не менее, я никогда не жалела, что приехала работать в Тоджу. Здесь у человека налаживается органическая связь с природой, здесь нет суеты, всегда есть время основательно подумать и расслабиться.

Кроме того, для меня Тоджа – не просто красивое место, это и постоянный объект моего научного интереса. Вот уже 13 лет я работаю в заповеднике, за это время ни разу не была в полноценном отпуске. Лучшим отдыхом все эти годы для меня были экспедиции».

Самые экстремальные, но и самые продуктивные, как считает моя героиня, это – конные экспедиции, они позволяют охватить большую территорию, добраться в труднодоступные уголки.

«На лодке или машине можно объехать меньше половины территории заповедника. Последний раз сотрудники научного отдела заказывали вертолет в 1993 году, с тех пор это – непозволительная роскошь для заповедника. Тем не менее, нужно было заниматься инвентаризацией флоры и фауны, было много неисследованных мест, пришлось переориентироваться на конные экспедиции.

Первая такая экспедиция состоялась в 1995 году. Мы тогда взяли с собой даже примус и канистру керосина, чтобы готовить горячие обеды. Проводники посмеивались, глядя на ученых, но все-таки все загрузили. На хребте Улуг-Арга экспедиция разделилась: одна часть пошла наблюдать козерогов.

Мы с Николаем Карташовым остались на перевале. А 19 июля выпал снега. Глубина снежного покрова – 30 сантиметров. Три дня мы лежали в палатках, никуда не могли пойти, ничего не могли делать. К сожалению, погибло много птиц, как раз был период гнездования, стаявший снег открыл перед нами страшную картину…

Так прошло наше первое боевое крещение, во время которого, кстати, я впервые села на лошадь. Не обошлось и без курьезов. Лошадка была тувинской породы, у нее короткие ноги и через валежины она не шагает, а прыгает. Меня об этом не предупредили. Лошадь прыгнула, и я вылетела из седла, причем повисла у нее на шее, вцепившись руками и ногами. Владимир Ак-оолович Кол, наш директор, долго потом еще надо мной смеялся».

Экспедиция на озеро Виластое в 1996 году запомнилась Нина Иосифовна тем, что группа несколько раз сбивалась с пути.

«Добрались до верховья реки Соруг, но напрямую к озеру попасть не смогли, пришлось ехать еще сутки обходным путем. По дороге попали в жуткий туман, не знали точно куда идти, и тут навстречу выбежали маленькие оленята, потом залаяли собаки, впереди показалась стоянка оленеводов.

Отогрелись у гостеприимных хозяев, переждали туман и двинулись дальше. Вскоре на озеро уже к нам в гости приехали оленеводы с ребятишками. Тундра наполнилась детскими голосами. Они все время играли в кости, катались на оленях, резвились. В такой веселой компании мы отработали вторую экспедицию.

На обратном пути до плато Дювилер добрались без приключений. В этот раз нас сопровождал проводник из Хамсары Сергей Манаков. На плато он нас покинул, потому что у него были свои дела на охотничьем участке, нам же нужно было возвращаться на кордон Соруг.

Вечером перед его уходом мы разговорились про озеро Чойган-Холь, что находится в верховьях Хамсары. На этом озере в 1980-е годы жил мой отец, у него там была хорошая изба с русской печкой, в которой он сам пек хлеб. Столько я слышала от него рассказов и про это озеро, и про избушку. Оказалось, что наш проводник помогал отцу ее строить. Я посетовала, что очень мне хочется там побывать, посмотреть, но, видно, не судьба.

Наутро Манаков ушел, а нам показал тропу, по которой нужно было ехать. Но мы где-то сбились. Было много пихты и папоротника, а это сопутствующие друг другу элементы, характерные для влажных мест. На Соруге, куда мы шли, растительность другая. Несколько раз предлагала мужчинам вернуться, но слушать меня никто не стал.

Пошли дальше, стали попадаться какие-то озера. Говорю: мы ушли в сторону реки Кара-Хем, которая впадает в озеро Чойган-Холь. Тут со мной уже согласились, но я сказала, что раз уж мы так далеко зашли, не пойду обратно, пока не побываю на озере Чойган-Холь и не посмотрю на отцову избушку. Пришлось им соглашаться. Очень хорошая оказалась изба, все в ней любовно сделано руками отца. Он вообще большой мастер по дереву, еще подростком мастерил лодки-долбленки, делал мебель.

Возвращаясь, набрели на топкий ручей. Николай Дмитриевич хотел через него перепрыгнуть на лошади, но задние ноги лошади завязли. Она начала падать. Но реакция у Николая Дмитриевича хорошая, он успел соскочить, а лошадь упала в ручей вместе со всем грузом. Упала, подрыгала ногами и лежит, только голова и ноги торчат. Это был кошмар. Лошадь мы вытащили кое-как, отрезали подпруги вместе со всем грузом, который она везла. Какие у нас замечательные лошади, все время хвалю. Мы ее вытащили, отмыли, запрягли, и она безропотно пошла дальше после такого испуга.

Часто во время экспедиций встречали животных. В 1998 году прямо на меня выскочил медведь-пестунок. Как-то все обошлось, посмотрел и побежал в сторону. Через какое-то время смотрю: мужчины впереди вскидывают ружья, а в двадцати метрах от тропы стоит огромный рыжий медведь. Он нас увидел и медленно, нехотя, пошел в гору. Когда доехали до верховья, нужно было где-то разбивать лагерь. Проводник сказал: вот удобное место, но вон там пасется большой черный медведь. И все это в один день. Ну, говорю, хоть мне и нужно работать, из палатки никуда не выйду, кругом медведи. Потом, правда, проводник объяснил, что черный медведь – добрый, практически не нападает на человека, а вот рыжий более агрессивный.

Мы разбили лагерь, через какое-то время Николай Дмитриевич пошел к перевалу Улуг-Арга наблюдать за маралами и долго не возвращался. Темнело, мы уже начинали беспокоиться. Оказалось, что наш знакомый рыжий медведь, которого мы встретили по дороге, тоже пошел к перевалу охотиться на этих же маралов. Николаю Дмитриевичу посчастливилось наблюдать картину охоты. Мне не передать всей прелести его рассказа, но выглядело это примерно так: медведь выбирал жертву и начинал к ней потихоньку ползти, когда подползал достаточно близко, пытался наброситься, но марал тоже не дурак, быстро убегал, медведь выбирал другого марала и все повторялось. В таких безрезультатных трудах медведь провел несколько часов.

С медведями мы встречаемся практически каждый год. В заповеднике даже появилась поговорка: хочешь встретить медведя – иди с Карташовым. Почему-то ему на такие встречи везет».

В последней экспедиции в 2004 году ученые тоже встречали молодого медведя. Позволили небольшую вольность: решили медведя поснимать.

Нина Иосифовна продолжает рассказ: «Долго за ним наблюдали, отсняли всю пленку. Очень было забавно. Видимо, весь день он пролежал в ручье, а к вечеру пошел на выпас: походит, остановится, травку пощиплет, посидит, задней лапой ухо почешет. И вдруг услышал щелчок фотоаппарата, обернулся и увидел нас. А потом быстро побежал. Тут я только поняла, насколько безрассудны были наши действия. Как быстро он убежал. Если бы он побежал на нас, а не от нас, мы бы просто ничего не успели сделать.

Когда я оказалась в больнице, как раз вспоминала, столько было всяких опасных случаев в экспедициях, и все заканчивалось нормально. Меньше всего ждала несчастья, когда возвращалась из командировки».

Во время экспедиций сотрудники заповедника «Азас» побывали в таких местах, где практически не ступала нога человека. Видели и водопады, и каньоны. Любимые места Нины Молоковой – это высокогорье.

«Там создается ощущение постоянного обновления жизни, – увлеченно говорит она. – Рядом со снегом цветут цветы. Это ощущение контраста меня все время настраивает на философские размышления. Мы стараемся больше фотографировать в экспедициях В 2006 году хотим сделать фотовыставку, посвященную 20-летию заповедника, чтобы все смогли посмотреть на эти живописные места.

С нами в экспедициях были замечательные проводники – Сергей Ораевич Кол и Чулгуш Барымаевич Бараан, без которых наши поездки просто бы не состоялись. Проводники – это особые люди, чутко чувствующие тропу и понимающие природу. К сожалению наших проводников уже нет в живых, но светлая память о них живет в наших сердцах».

Иногда приходится слышать мнение, что заповедники и заказники в нашей стране занимают неоправданно большие территории. У моей героини мнение совершенно противоположное. И основано оно не только на эмоциях любящего природу человека, но и на знаниях, которыми располагает современная наука.

«Потребительские аппетиты у человека огромны, если их не ограничивать, в природе не останется ни одного живого уголка, который бы служил эталоном для восстановления разрушенных природных комплексов. – считает Нина Иосифовна. – Заповедники обязательно должны быть. Их основная функция – восстанавливать генофонд флоры и фауны, сохранять в первозданном виде эталоны природных комплексов. На маленьких площадях этого не сделаешь.

«Азас» был вовремя организован, территория еще не была нарушена. К примеру, генофонд тувинского бобра сохранился и представлен только на территории заповедника. Мы начали работу по расселению бобра и думаем, что удастся увеличить его численность. На какой-то части заповедника можно развивать познавательный, научный туризм, но эксплуатировать запасы заповедника ни в коем случае нельзя. Есть современные технологии, которые могут гораздо лучше обеспечить человече&