АЛМАЗНАЯ ЛЕДИ ЛЕНА

Предприниматели бывают практичными настолько, что часто мыслят понятиями счетов и платёжных поручений, измеряют многое в финансовом выражении. Но некоторые из них перерастают звание просто бизнесмена, открывая для себя новое вдохновение в культуре, в науке.

В 2000 и 2003 годах в Тибете, Китае, Непале, Индии побывали учёные из тюркских регионов России и стран СНГ. Поездка их была организована Межрегиональным общественным фондом «Лена-Евразия». Изучали взаимосвязь тибетской культуры с культурой тюркского мира, того круга культур, к которому принадлежат и тувинцы.

Самое удивительное, что у истоков этого интереснейшего предприятия стоит не учёный, а предприниматель. И не простой, а одна из представительниц алмазоограночной промышленности Якутии. Желание поддержать науку, подтолкнуть её деятелей к открытиям, собрать учёных – представителей родственных народов возникло в этой деловой женщине как внутренняя потребность.

Не было и речи о каком-то пиар-ходе. Это не было и следованием семейной традиции. И о подражании старинной российской традиции меценатства она не говорит; имени Мамонтова вовсе не упоминает. Ей просто стало жизненно важно узнать: откуда появился её народ, что объединяет культуры якутов, казахов, алтайцев, тувинцев, кыргызов, хакасов, татар, башкир.

Разъезжая по миру в связи со своим бизнесом, имея возможность сравнивать, алмазная леди поняла, что не всё в мире можно перевести в денежные единицы. Есть нечто вечное, более важное. Пусть затратное для сегодняшнего дня, но необходимое для истории.

Знакомьтесь: Лена Валерьевна Фёдорова – заместитель директора предприятия «Саха Диам» (Якутия), председатель правления Межрегионального общественного фонда содействия изучения культуры народов Евразии и Америки «Лена-Евразия». Деловая женщина, работающая в неженской отрасли. Успешная предпринимательница-меценат, побуждающая учёных углублять научные исследования. Путешественница с контрактами в портфеле, размышляющая над проблемами мира, обществ, культуры, взаимоотношений между мужчинами и женщинами. Славная дочь якутского народа, протягивающая руку дружбы представителям других народов.

Никакой мафии здесь нет

– Каким образом, Лена, вы стали заниматься алмазами?

– Благодаря учёбе в школе села Верхневилюйск Верхневилюйского района Якутии. Это была республиканская специализированная физико-математическая школа.

Выпускники школы стали ядром новой команды, союза «однокашников», которые впервые занялись гранильной отраслью в Якутии. Это дело в начале 1990-х годов для нас было совершенно новым.

– Несмотря на то, что Якутия с советских времён была одним из центров добычи алмазов?

– Да, добывались они у нас, а уходили на обработку в Москву, Смоленск, Барнаул, Гомель, Минск, Ереван.

Ограночные предприятия были объединены государственной системой заводов «Кристалл».

После распада системы республики стали объявлять суверенитеты. Якутия решила «оставить себе» алмазы, то есть добывать, реализовывать и часть их обрабатывать у себя. Алмазодобывающее предприятие «АЛРОСА» в большей степени стало якутским, хотя часть акций принадлежит, конечно, федеральному центру. Нам же свою алмазоограночную промышленность пришлось создавать с нуля.

– Как вы сами попали в эту отрасль?

– Я окончила технический факультет Якутского госуниверситета в 1985 году и до перестройки работала в проектном институте. Когда система проектных институтов стала разваливаться, как и другие молодые работники, попала под сокращение. А в команде алмазоогранщиков оказалась благодаря «однокашникам».

Как я уже говорила, ядро наше составили выпускники школы, человек пять. Они и пригласили остальных. Для того, чтобы поставить своё дело на ноги, собирали тех, кого знали и кому доверяли: с кем жили в одном интернате, провели детство и юность, ели из одной тарелки.

У нас в народе порой говорят о какой-то «верхневилюйской мафии» (улыбается), но никакого криминала и сговора у нас нет. У нас работают люди не из одного улуса (прим.: района), а из разных. Команда сборная, и только основной костяк – наши ребята. В основном, они раньше были начинающими научными работниками, учились в аспирантурах, работали в институтах. района

Потом началась эта катавасия... Все стали уходить кто куда. Денег и квартир ни у кого не было, надо было как-то выживать. И в это трудное время наше правительство предложило им создать новое дело.

Вот мы и начали новое дело, хотя знаний не было, но зато было много энтузиазма. Посылали молодёжь на обучение в разные города и страны по учебным программам, на курсы. Больше десяти лет отрасль становится на ноги.

Но сейчас мы можем с гордостью сказать: у Якутии есть своя огранка, и об этом знает весь алмазный мир.

Алмазный бизнес – рискованный

– Ваше предприятие самостоятельное или входит в состав концерна, союза?

– Сейчас, в основном, все наши гранильные предприятия – частные. А в начале была одна, национальная, государственная компания «Туймаада Даймонд». В числе учредителей были «АЛРОСА», а также правительство Якутии, крупные предприятия республики. И только потом отпочковались от «Туймаады Даймонд» многие, в том числе и я – создав ООО «Саха Диам», директором которой является мой супруг Иван Фёдоров.

Все наши предприятия – клиенты «АЛРОСА». Она нам продаёт алмазы, мы их ограняем, реализуем, экспортируем.

– Сами вы куда ездили обучаться этому делу?

– Я училась на ходу, некогда было куда-то специально ездить.

– А где учились ваши коллеги, соратники?

– «Туймаада Даймонд» набирала желающих, проводила с ними беседы, отбирала. Отправляла в Гомель, Смоленск и Москву. Конечно, вначале желающих было очень много: денег нет, безработица...

Это сейчас все нормализовалось. И у нас в Якутском госуниверситете впоследствии открылся факультет «Технология гранильного и ювелирного производства». Так что растим теперь сами свои национальные кадры.

Промышленность эта хороша не только для Якутии, но и для России в целом. Алмазы и бриллианты – экспортный товар, банковский, финансовый инструмент.

– Но ведь не только в самой Якутии ограняют алмазы.

– Да, конечно. Основной завод, бывший государственный, находится в Смоленске. В Москве и других городах тоже много заводов.

– Сколько человек работает на вашем предприятии?

– У нас небольшой коллектив – 30 человек. Есть крупнее, но таких раз-два и обчёлся. Наше количество наиболее оптимально, потому что алмазный бизнес – дело рискованное.

– В чём заключается риск?

– Дело, в первую очередь, связано с политикой, так как алмазное сырьё входит в число стратегических. Чтобы Россия вошла во Всемирную Торговую Организацию (ВТО), надо выполнить ряд условий, например, алмазный концерн «АЛРОСА» не больше половины добычи должен продавать торговому концерну «Де Бирс», не должно быть монополии.

Потом, драгоценные камни, как и драгоценные металлы являются мировым финансовым инструментом, под них можно выпускать ликвидные ценные бумаги, которые будут иметь спрос и на мировом рынке. А это уже большая политика…

«АЛРОСА», как и «Де Бирс», хочет сократить число своих клиентов. Из-за этого возникают проблемы на местах: останешься в клиентах или нет – неизвестно. Когда нет определённости, невозможно планировать долгосрочное дело. Возьмёшь на работу кучу народу, а куда их потом, если возникнет кризис и надо будет закрывать или сокращать дело?

За каждым работником – его «социалка»: семья, жильё, свадьба, здоровье и прочее. Ведь у нас много молодых работников, приехавших из улусов. Многие социально не защищены. Всем надо квартиру снимать, детей в садики устраивать, многие ждут прибавления в семье. Все эти проблемы работодателю тоже надо решать, потому что молодому человеку больше надеяться не на кого. И решать это сложнее негосударственному предприятию.

– Почему много молодых работников?

– Это проблема поколений и образа жизни. Раньше ведь этому не обучали. Самые старшие в этой отрасли промышленности Якутии – это моё поколение.

Сидеть за станком надо учить с молодых лет. Профессионалом можно стать после семи-десяти лет непрерывной работы. Только в последние годы состоялись профессиональные огранщики. Обучали тысячами, а сейчас настоящих своих огранщиков в Якутии максимум человек 200-300.

Мы не совсем коренные жители Якутии

– Если это ваша основная деятельность, каким образом появилась идея «из другой оперы»: о создании фонда изучения культур «Лена – Евразия»?

– Фонд учредили учёные и журналисты. И назван он по имени реки Лены, а не моим именем. Меня саму в честь реки назвали. Из-за того, что может возникнуть подобная путаница, и фонд будут считать моим личным делом, я изначально была против такого названия. Но учёные настояли. А меня выбрали председателем правления.

– А как появился ваш личный интерес к проблемам культуры, науки?

– Интерес вначале появился к Тибету. Одна знакомая экстрасенс в 1999 году как-то заговорила о том, что с детства мечтала посетить Непал и Тибет. Одновременно я купила в Москве книгу о Тибете. Стало интересно. Но не просто так, а в связи с вопросом, который давно обсуждается у якутов: «Откуда мы?». Мы ведь по происхождению южные тюрки, родственные тувинцам, алтайцам, другим народам Южной Сибири, Средней Азии. Я задумалась: «Почему же мы живем на севере?».

– В науке есть определённые версии?

– На сегодня нет одной общепринятой. Есть версии о том, что в обозреваемом историческом прошлом племена наших предков перекочевали с Байкала на север примерно в четырнадцатом-шестнадцатом веках. Есть версия о курыканах, как о предках якутов. Но есть и опровергающие эти версии гипотезы. Откуда наши предки пришли к Байкалу? Непонятна предыстория. – Тогда о том, что известно доподлинно.

- Когда в шестнадцатом веке предки якутов пришли на территорию современного проживания, кто до них здесь был?

– Эвены, эвенки, чукчи и другие. Это северные, аборигенные народы. Мы не считаем себя коренными жителями этих мест. Если точнее: мы считаем себя коренными жителями этого региона, но с определённого момента. В современном осознании как якуты мы сформировались именно здесь, на средней Лене. Но самоназвание «саха» пришло с нами с юга.

– Вы стали разрешать эту загадку для себя своими силами. Каким образом?

– Заинтересовавшись Тибетом, я организовала поездку туда с друзьями. Мы поехали туристами вчетвером в 2000 году: я, художник Анна Зверева, экстрасенс Наталья Иванова, предприниматель Елена Коденко.

Уже по прибытии мне показалось, что знаю эти места изначально. В Непале внизу на равнине видишь буйную зелень. По мере передвижения наверх в гору ландшафт меняется. Спускаешься с нее – совсем другой ландшафт. И так, за один световой день, ты видишь смену нескольких зон. Природа наверху очень похожа на нашу – среднеякутскую.

Уже в Непале мы посетили ступы, где есть большие глаза Будды. Я увидела тибетцев, которые там молятся. У меня создалось впечатление, что я вернулась домой, что я на каком-то национальном празднике. А ведь я часто выезжала в разные страны в связи со своим бизнесом, заключением контрактов и т.д. И везде чувствовала себя как гостья: в Америке, в Европе, в Юго-Восточной Азии. Когда ты гость в чужом месте, чуть что не так – ты закрываешься в свою скорлупку. А тут я ощутила, что нахожусь как будто у себя на родине. И люди похожие на нас, старики ходят вперевалочку – походка кочевников, лица такие родные.

А по мере продвижения по горному серпантину я словно «вспомнила» описание этих мест! У нас есть знаменитый якутский эпос «Олонхо». В детстве мы часто слушали по местному радио отрывки из него. Так вот там, в его описаниях прародины якутов – срединной земли, есть как раз описания, совпадающие с ландшафтом гималайских долин и мест в Тибете, которые мы проезжали.

 

Лхаса шокировал моих земляков

Когда я вернулась в Якутию после той поездки, то первым делом пошла к нашим фольклористам и сказала: «Девушки, поехали в Тибет!».

Если я неправильно что-то понимаю, делаю неверные выводы, то им, как специалистам, конечно же, виднее. Мои ученые, конечно, сначала испугались: «Во сколько обойдется нам эта поездка?». Я понимала их испуг. Это же институтские люди. Раньше это был ИЯЛИ, теперь – институт гуманитарных исследований.

– Как и у нас, в Туве.

– Да, я знаю. В бюджете большинства российских научных институтов на зарубежные поездки исследовательского характера средств давно не предусматривается. Поэтому поездка была за мой счет.

Они взяли отпуска среди зимы. Это был декабрь 2000 года. Оформились как туристы, полетели вместе с коммерсантами, у которых был чартерный рейс в Китай. Оторвались от них в Харбине, далее поехали своим путем. Нас было уже восемь человек, в том числе писатель, журналист, переводчик.

Когда приехали в Лхасу, мои друзья испытали шок. Я-то уже была там, видела. Они после китайских мегаполисов попали в Тибете даже не в девятнадцатый, а в восемнадцатый век. Нет отопления, нет электричества. Медицина в нашем понимании элементарная, грудничкам прививки не делают. Школ в деревнях почти нет. А как одеты люди! Все грязные, на наш взгляд, в давно ношенном одеянии. Если мы себя порой считаем нищими, то здесь мы реально увидели, какой может быть нищета.

Потом ученые довольно быстро перестроились после первых потрясений. Поначалу ходили по общеизвестным местам. Побывали в монастырях, в святых местах. Потом на джипах нас повезли через горы. Тяжело было: ведь это высокогорные места, нужна акклиматизация. Но потом все же адаптировались.

И постепенно им стало там очень нравиться. Прониклись, заинтересовались. Решили приехать сюда снова, привезти не только ученых из Якутии, но и исследователей родственных культур, ученых из братских тюрко- монгольских республик, хотя бы по одному человеку.

– Если вы сами в вашу первую поездку почувствовали, что вернулись домой, вспомнили эпизоды родного эпоса якутов, то что сказали ученые, которых вы туда повезли? Ваши ощущения совпали?

– В целом совпали. Наш известный писатель, сценарист Семен Ермолаев, даже не бывая там, не видя Тибет, так и говорил, что протопредки наши оттуда. А вот фольклористы были более осторожными: наука не терпит суеты, поспешности. Тем не менее, интересные факты отметили.

Наш тюрколог Герасим Левин сделал для себя открытие: нашел на плитах, которыми были выложены лестницы и подмостки монастырей, руноподобные знаки. Он был удивлен, что об этом не было известно ранее. Даже сомневался: «Неужели люди ходили здесь веками и не видели этого?». Стал похож на охотничью собаку (смеется). У него появился какой-то мандраж. Спрашивал у местных лам, откуда эти камни. Они сказали, что эти плиты с разрушенных старых монастырей, разбросанных наверху в горах.

Приехали мы оттуда счастливые. Обратились в местные СМИ. По телевидению сделали ряд передач, отчитывались по поездке, делились впечатлениями, догадками, ставили вопросы. Ученые подготовили статьи, опубликовали их в научных изданиях, выступили на конференциях.

Мы начали собирать сведения о коллегах из других регионов, чтобы пригласить поучаствовать в следующей поездке. В число приглашенных попала и ваша землячка, доктор филологических наук Светлана Орус-оол. Нас интересовали, прежде всего, фольклористы для сравнительной работы.

– Вы стали привлекать именно носителей языка. Почему?

– Для народов с дописьменной культурой язык – это самое главное. Без него ничего особо и не сделаешь. Раньше нашими культурами занимались, в основном, европейские ученые из «центра ». Они не все знали язык, поэтому не чувствовали его и культуру так, как чувствуем мы. Им надо было перевести, разжевать и красиво преподнести. Они записывали, издавали у себя, изучали. Потом по мере получения образования стали уже и сами носители языка изучать свои истории, культуры. Но до сравнительного исследования они дошли недавно.

Время выходить из скорлуп

 

– Наши ученые в настоящее время могут и анализировать, и делать выводы. Уже прошло время, когда можно было изучать только свою культуру. Материала собрано много, да и время само подталкивает выходить из своих скорлуп, оглядываться по сторонам, узнавать соседей, родственников, знакомиться по-новому, вспоминать общее

прошлое.

– И ваш фонд «Лена – Евразия» стал межрегиональным именно для того, чтобы объединить усилия ученых разных территорий?

– Да, именно. И к тому же, нужны средства. Научные исследования всегда связаны с финансовыми затратами. Будем подавать заявки на гранты. Межрегиональному фонду легче попасть в международные программы для финансирования.

Но мы не хотим просто так просить деньги. Надо сначала что-то сделать, чтобы был уже результат. Должно быть видно, что люди работают. У нас есть статьи ученых. Смонтирован 26-минутный фильм «Где родилось олонхо?» в Новосибирске, в отделе фольклора института филологии СО РАН. Издана книга «В поисках прародины» (Москва, 2003), готовится к изданию книга «По следам предков».

Конечно, можно жить как научные туристы. Но я понимаю, что надолго так нас не хватит. Надо делать работу основательно. Хотя я не ученый, но понимаю это.

– К вопросу о том, что вы сама – не ученый. Вы общаетесь с учеными, предлагаете идеи, проекты. Если якутские ученые уже вас знают, работают с вами, с вашей помощью, то как другие относятся к вам? Не говорят: «А кто вы, собственно, такая?»?

– Я общаюсь с научными консультантами тех, кто меня знает и может меня рекомендовать. Просто с улицы, конечно, я не прихожу. И, к тому же, мы не с просьбой идем. Наоборот, мы приглашаем участвовать в нашей работе, предлагаем поддержку.

Во время XXXVII Всемирного конгресса востоковедов в Москве мы демонстрировали фильм по результатам экспедиций. Известный московский ученый Юрик Вартанович Арутюнов из Института этнологии и антропологии РАН благодарил нас за интересный доклад. Он говорил, что мы делаем такую работу, которой сейчас мало кто занимается. В советское время по вполне понятным причинам научных экспедиций за рубеж было мало. Еще раньше широкомасштабные экспедиции в центральную Азию с участием разных специалистов могло организовать, например, Российское императорское географическое общество. Сейчас, в основном, экспедиции делаются прикладными. У нас же экспедиции задумываются как комплексные.

Конечно, если я стану носиться в кругах ученых со своими идеями, рано или поздно найдется тот, кто ткнет в меня пальцем и скажет: «Да кто она такая? Чего она лезет не в свою тарелку?». Но меня это не особенно волнует. С меня как с гуся вода! (смеется). Мне не нужны ученые степени, не нужны чьи-то кафедры, я не посягаю на их труды, в институты никого не толкаю. Я могу создать фантастическую гипотезу, потому что мне нечего терять.

Любая гипотеза, конечно, должна иметь обоснование. И должна появиться в свое время, когда к ней общество готово. И ученый должен ее доказать. Но, чтобы гипотеза появилась, и ее взялись доказывать или опровергать, надо их к этому тоже побуждать. Куда они денутся? (Пожимает с улыбкой плечами). Они будут работать в этом на правлении и без меня, люди постоянно будут возвращаться к этим вопросам: откуда произошел его народ, где его истоки, и каковы истоки общей тюркской культуры?

– То есть вы рассматриваете себя как человека из народа, который хочет подталкивать науку на открытия, на новые знания?

– Не только науку. Это ведь не только для нее делается. Не зря я все время возвращаюсь к политике. Человечество, по- моему, пришло к тому рубежу, когда благодаря глобализации появляется качественно новое сообщество.

Если раньше мы жили в кругу знаний только одной культуры, только одного государства, одной цивилизации, то теперь мы знаем гораздо больше. У нас больше информации, больше возможностей перемещаться по миру, открывать что-то новое именно для себя, для своей культуры.

 

Женщинам трудно вдвойне, втройне

 

– Бизнес, которым вы занимаетесь, требует больших усилий, массу времени. Работа в фонде, увлечение наукой и культурой отнимают вас от производственных дел. Как к этому относится глава вашего предприятия – ваш супруг Иван?

– С пониманием. Иногда, конечно, ворчит. Какому нормальному мужу понравится, если жена месяцами носится с какими-то, на его взгляд, бредовыми идеями по всему миру, вместо того, чтобы заниматься домом или, если они занимаются совместным делом, то делами? Но мой муж очень терпелив, и я очень благодарна ему за это.

Иван много занимается нашей дочерью Ксенией. Когда она училась в школе, отвозил ее туда и привозил на машине (мы живем удаленно), участвовал в родительских комитетах. Меня в школе почти и не знали.

Сейчас дочке шестнадцать лет, она учится на переводчика в Якутском госуниверситете. Отличница, интересуется наукой. Переводит с английского языка на русский брошюру ученого Ховарта «Фактическая генеалогия монгольского королевского дома» 1908 года издания. Я в ней уверена, она очень целеустремленный человечек. Дома не чурается никакой работы, каждое лето ездит в деревню к престарелым бабушке и дедушке.

– Как распределяются обязанности между вами и мужем в работе? Вы много ездите по миру, то есть именно вы представляете ваше предприятие?

– Я, в основном, отвечаю за обеспечение сырьем, реализацию продукции и привлечение инвестиций. Отрабатываю и выношу на обсуждение. Директор тоже занимается этим параллельно, последнее решение – за ним. В остальные вопросы – производственный процесс, станки, оборудование, эксплуатация здания, социальные вопросы работников, текущие хозяйственные, финансовые дела – я особо не вникаю.

– Трудно ли быть алмазной леди? Много ли женщин в этом деле?

– Единицы, но зато какие! Мои землячки проворачивают такие дела, которые никто, кроме них, не сможет сделать.

Ольга Васильева наладила гранильное производство в Троицке в Алтайском крае и обеспечила рабочими местами местных огранщиков. Светлана Максимова в Москве создала Алмазный Клуб. Занимается привлечением инвестиций в алмазную, ювелирную отрасли; организовывает специализированные выставки в Москве и за рубежом. Благодаря этой работе находят партнеров различные ювелирные и гранильные заводы России. Изабелла Солтыс из маленького провинциального ювелирного предприятия создала фирму, которая работает в Москве. В торговом центре «Крокус Сити» у нее есть специализированный магазин.

Быть женщиной, к тому же «националкой », занимающейся бизнесом, политикой, общественными делами очень трудно. Особенно в отраслях, связанных с «недровыми» богатствами: алмазы, золото, нефть, газ и прочее. Добиваться каких-то результатов, успехов вдвойне трудно. А добиться признания и применения этих результатов трудно втройне. Особенно в России…

Большой механизм завести всегда труднее и медленнее. Но когда он набирает обороты, то уже притормозить или остановить еще сложнее. Так же обстоит и с механизмом общественного мнения. Женщина у нас веками, согласно традиции, занималась очагом, семьей, обеспечивала комфорт для мужадобытчика, мужа-карьериста. В лучшем случае она могла выразиться в искусстве, науке.

И если женщина начнет заниматься нетрадиционным для женщин делом, входить в какую-то другую область, где правит мужская солидарность, она, естественно, будет испытывать сопротивление, недоверие и неприятие. И не всякая выдержит это сопротивление. Но если у нее хватит выдержки, упорства, сил на то, чтобы общество признало ее работу, то она станет таким же равным среди равных, уважаемым и полезным авторитетом в своей области.

Лично у меня тоже были случаи, когда меня ущемляли по «женскому» признаку и в мягком, и грубом вариантах. Как ни странно, обычно это исходило от достаточно близких друзей или приятелей. От малознакомых таких откровенных замечаний не услышишь. Но я относилась к этому философски и всегда придерживалась принципа: время покажет, кто был прав. Как правило, те, кто говорил такие вещи, в основном, были махровыми эгоцентристами. Впоследствии они признавали свою неправоту. Порядочные приносили извинения.

– После вашей первой поездки в Тибет якутская газета «Полярный круг» написала: «В первой экспедиции к святым местам приняли участие четыре талантливые женщины Саха (которые во второй половине ХХ века перехватили пальму первопроходства у мужчин)». Как вы прокомментируете такие слова?

– «Пальма первопроходства» в любом деле – понятие относительное.

Когда женщина открывает для себя что-то новое, она пытается это новое дать кому-то, приобщить к нему как можно больше людей. Это заложено в ней от природы, она носит и развивает в своей утробе идею, как свое дитя и затем рожает в муках новую жизнь, новую гипотезу, которые затем от нее не зависят и живут по своим законам и понятиям. В этом смысле мы и можем предстать в роли первопроходцев. Мы хотим приобщить как можно больше людей к вопросам этнических и духовных истоков, разобраться во всем сообща, а не каждый по отдельности.

А мужчина по природе своей не дает, а, наоборот, забирает, присваивает. Он завоеватель. Все, что он добыл, это его. И, в отличие от женщины, он хочет, чтобы его добычу, его победу, его идею и гипотезу связывали только с его именем и воздвигали памятники только ему. В этом наше различие.

В стремительно меняющемся мире общество выживет, если будет в нем соблюден внутренний баланс мужского и женского начал. Современная женщина прекрасно это понимает и во имя выживания человечества всеми силами старается внести свою лепту в установлении этого баланса.

Беседовала Чимиза ДАРГЫН-ООЛ

Фото из архива Лены Федоровой.

Использованы фото изделий из коллекции «История древних тюрков» ювелирной мастерской «Саха Диам».

(«Центр Азии»

№ 9, 4 марта 2005 года)

 

Фото:

1. Значок из коллекции «История древних тюрков». Золото, бриллианты.

2. С Далай-ламой XIV – «родственником» якутов. Дхарамсала, 201 год.

3. От алмаза к бриллианту. С огранщиком Константином Пустоляковым на производстве. 2004 год. Чимиза ДАРГЫН-ООЛ