Мелодия камня

(Окончание. Начало в №41)

28 ЛЕТ — ПОЧТИ СТАРИК

– Как в вашей судьбе началась эпоха чонар-даша – агальматолита?

–В пятидесятые годы возрождение камнерезного искусства началось с Хертек Амырбитовны Анчимаа-Тока. Она сама родом из наших мест. Со старым мастером Тойбухаа они были большие друзья.

В те времена люди просто для души вырезали в своих юртах, домах. А потом, когда на уровне правительства открылась перспектива, и, главное, стало возможным зарабатывать этим искусством деньги в то голодное время, поголовно начали резать камень.

Первый раз я чонар-даш взял в руки в шестом классе, записавшись в кружок, который вел старый мастер Тойбухаа. Но мы тогда только дурачились. Главное началось после училища.

Однажды министр культуры Матпа Самбуевич Хомушку – очень хороший человек, к сожалению, рано ушедший из жизни, собрал мастеров и сердито так выговаривал: «Вы, старики, что делаете, кого после себя оставляете, кто будет продолжать традиции?» А они успокаивают: «Есть мальчики, есть».

После этого я еще раз стал учеником Тойбухаа и, будучи взрослым человеком, учителем, начал серьезно вырезать из камня. С первого раза начало получаться, потому что четыре года в училище оформительскому делу обучался и со школы любил рисовать.

– И чью фигурку вы в первый раз вырезали из агальматолита?

– Конечно же, коня. Я стремился выучить особенности резьбы фигурки коня, как стихотворение. Потому что он как основа, лекало. Тогда и с остальными – маралами, верблюдами, баранами – проблем не будет.

Очень торопился. Мне было 28 лет, почти старик, надо было многое успеть. Научился за полгода в самых разных ракурсах вырезать коня, прямиком поскакал на своем агальматолитовом коне и догнал всех.

Шесть месяцев мы учились у Тойбухаа Коштайевича. Работал, как станок, в месяц делал по 10 фигурок. К экзамену у меня накопилось 60 работ. И в конце на большом столе разложил все перед строгой комиссией. «Какой почерк, какая свежесть, ты же богом целованный человек», – как молнией ударили слова одного русского художника. Иван Чамзоевич Салчак тоже похвалил.

А я так боялся комиссии. После такой похвалы работал, не покладая рук. Хороший у меня был старт. Жил насыщенно: занимался спортом, преподавал в школе черчение, рисование, пение, вел танцевальный, хоровой кружки, секцию по вольной борьбе. Каждое утро пробегал 15 километров, за конями смотрел, родителям помогал сено косить, на охоту ходил.

Не знаю, как все успевал. И еще участвовал во всесоюзных выставках, ни одной не пропускал.

– Удалось ли сделать в камнерезном искусстве такое, чего еще никто не делал?

– Когда по утрам на поле пробегал свои километры, разные мысли приходили в голову: «Надоело, сколько можно в зверином стиле работать. На нем скифы работали, потом гунны, а теперь тувинцы до сих пор сидят». И придумал новое направление в камнерезном искусстве – создание пустотелых фигур.

Их из агальматолита можно делать пустотелыми, просто надо много работать и не лениться. Тех же слонов делать пустотелыми и большими, коней, традиционную тувинскую живность. Самое священное у тувинцев – это их жилище, юрта. Сделал ее из агальматолита пустотелой.

Мое направление тем, что разрушает устоявшиеся мировоззренческие подходы, некоторым не нравится. Но искусство, если кто хорошо в этом разбирается, есть безразмерность, отсутствие канонов. Через него можно отразить фантазию, мировоззрение, богатство или скудость души.

Начинающему мастеру трудно понять это. Ему надо резать, он просто думает: «Я сейчас сделаю верблюда». И он его делает. А я ему говорю: «Где душа?» Вот такие высокие слова говорю. До этих слов надо дойти, потом, когда дойдешь, надо и немного отойти.

ПОЮЩИЙ ЧОНАР-ДАШ

– Неужели тысячелетиями одних и тех же зверей, одно и то же делать? Девушка, директор магазина «Олчей», на выставке школьников 1 июня ко мне подошла: «Сколько можно делать зверюшек, сделайте малюсенькую юрту». Какая бы юрта малюсенькая ни была, это уже целая глыба камня, это вес. Я сразу начал думать, как его облегчить, чтобы покупателю приятно было. Ради разукрашенной сверху юрты большой камень тратить жалко.

На второй год она опять приходит: «Вы мне юрту обещали, сделали? Разве трудно – конус сделал, украсил и все». И опять у меня с малюсенькими юртами ничего не вышло. Потом дошло, как делать: сначала сделать деревянную юрту, поверх нее каменную, а внутри все сделать полым. Уходит на все агальматолита с кулак, а получается целая полая внутри юрта.

Надо дать название этому направлению, добиваться авторского права. Удивительное дело – в камнерезном искусстве идет революция, а никто не интересуется этим.

– А не боитесь того, что вы думали-думали и придумали, а другие начнут копировать вашу идею?

–Нет. Технология, конечно, моя, а как разукрашивать, что захотят показать этим – их дело. И оно будет их искусством. Особенность пустотелых фигур – они более крупного размера, нежели наши небольшие фигурки из чонар-даша, а это неограниченный простор для фантазии.

– А какие есть у вас ноу-хау – агальматолитовые изделия, которые кроме вас, никто не делал?

– Есть у меня юрты, может, кто-то втихую делает, слонов разноцветных с попонами делал. По буддизму это самое священное и умное животное. Еще музыкальный инструмент бызаанчы вырезал из камня.

Оказывается, агальматолит – поющий материал. В нашей Кызыл-Дагской школе работает экспериментальная площадка, где я преподаю камнерезное искусство. Мы разработали учебную программу, чтобы все школы могли камнерезное искусство изучать по ней. Для этого исследовал чонар-даш и обнаружил, что он еще и поет.

Камни бело-голубого цвета хорошо, звонче поют. Немного тусклее и тоскливее звучит красноватый камень. Мы изучали и его светопроницаемость. Один и тот же камень по-разному пропускает через себя свет. В особенности, когда еще не разукрашенная юрта каменная, когда вечером снизу подсветку лампой делаешь цветами играет – одно загляденье.

– Можно сказать, тайны камня агальматолит еще не все раскрыты?

– Да. Еще он и пахнет по-своему. От того, где он лежит, зависит его запах. Зайду в чей-нибудь дом и по запаху чувствую, что здесь работают с чонар-дашем. Но как выразить его, даже слов не нахожу: запах, смешанный с запахом сырой земли. Тому, кто работает с камнем, он знаком без слов. Мне очень нравится запах чонар-даша.

ХОД НАЗАД УНЕСЁТ ВПЕРЁД

– Чем из того, что сделали в своей жизни, больше всего можете гордиться?

– Если с высоты сегодняшних дней посмотреть, мы в молодые годы в меру своих возможностей кое-что для тувинского народа сделали, внесли свой вклад в дело возрождения утраченных ремесел: возродили кузнечное искусство, чеканку по цветному металлу, художественную обработку кожи.

Сказать «возродили» легко, а как работали – по 18 часов! Специально для этого каждое лето ездили к алтайцам, потому что там хорошо сохранилось традиционное искусство работы по коже. Возрождали и изучали традиционную тувинскую чеканку и кузнечное дело на примере близлежащих регионов – Горного Алтая, Монголии, Бурятии, Хакасии.

Люди, которые живут в глухих местах, в горах, сохранили в первозданном виде изготовление конского убранства, национальной одежды. У нас же все было потеряно во времена культурной революции в прошлом веке. Горжусь тем, что мы с Сергеем Кочаа начали когээржики изготовлять и художественную обработку кожи делать. Дальше пошли ножи, традиционное конское убранство.

Несмотря на то, что мы относимся к представителям монголоидной расы, и нас объединяет культура и буддизм, наше искусство не повторяет друг друга и различается, как различаются внешне бурят, монгол и тувинец. С бурятскими кузнецами-ювелирами, начиная с восьмидесятых годов, у нас очень тесные связи. Они искренне нас учили.

Бурятские кузнецы-дарганы сохранили свое мастерство еще со времен царской России и даже при Сталине, потому что у них процветал буддизм. Где вера, там и традиции. А в нашей республике Салчак Тока закрыл религию для народа. Мы многому у бурятов научились. Среди тувинцев мы своим учителем считаем мастера Шыдыраа, который жил по Аку и Алашу. Это был самый последний тувинский дарган-кузнец.

– Вы говорите, что учились на основе технологий монголов, бурятов, а вдруг тувинцы делали не так, как они, а по-другому?

– Говорить о чисто монгольской, бурятской, тибетской технологии неправильно. Металл есть металл, чеканка есть чеканка. Она не европейская, не славянская, она не имеет национальности. Народы между собой не договаривались, как ее делать, но обрабатывали одним и тем же способом неосознанно. Просто приходили к этому каждый своим путем.

– Вы возродили ремесла, сами овладели ими в совершенстве, но если не будет преемственности, возникнет угроза исчезновения. Существует ли такая проблема сегодня?

– Можно сказать, что не существует. Столько сейчас завелось у нас кузнецов и ювелиров. Это коммерческое искусство породили рыночные отношения. Оно нацелено на добывание денег и отличается от подлинного искусства. Потому что настоящее искусство основывается на истинной культуре тувинского народа.

Мастер должен изучать культуру, фольклор, этнографию, историю своего народа. Если человек для себя красивые ножи делает, допустим, какие-то узоры срисовал, техникой изготовления владеет, работает над тем, что в последнее время модно: над конским снаряжением, мужскими и женскими нарядами, украшениями – это рукастый человек, который владеет ремеслом, позволяющим зарабатывать на хлеб. Но это немного поверхностно. А искусство гораздо глубже.

Для того, чтобы делать шедевры, надо дойти до корней. Но людям нужны деньги. И поэтому они быстро и очень красиво делают, допустим, шахматы, я даже удивляюсь, как они так хорошо это делают. Но, ступив на путь коммерции, мастер отходит от истоков камнерезного искусства. Ведь для того, чтобы быстро и помногу делать, нужна другая технология и фигурки упрощаются. Я бы не сказал, что это искусство.

БОЛЬШОЙ СЕКРЕТ МАЛЕНЬКОГО КЫЗЫЛ-ДАГА

– А вы не оторваны от корней?

– Я не хочу отрываться от традиций. Мои работы «Юрта», «Субурган» – это произведения от души и для души, основанные на первозданности технологий тувинского камнерезного искусства. Вот это очень важно сохранить.

Коммерческое искусство тоже нужно, его не осуждаю, наоборот: сколько находчивости у людей, действительно нет предела фантазии человека. Зайдешь в магазин «Олчей», где сувениры продают, и можно столько хитростей подсмотреть. Да, тувинцы очень хорошо трудятся. Но необходимо сохранять традиции и не отходить от истоков.

– Вы себя к кому относите, к ремесленнику или творцу?

– И к тому, и к другому. Так или иначе, мы все ремесленники. По мере необходимости я, когда кому-то надо быстро автоматически сделать изделие, ремесленник. Ни разу клиенты не оставались недовольны.

– Откуда вы черпаете силы для фантазии, вдохновения и творчества?

– В основном, это любовь к природе. Надо быть наблюдательным, любить животных. Я – табунщик. Люблю коней и знаю их повадки, характер, знаю, как делали седла раньше, какие используются сейчас. Вроде бы мелочь, а она уходит в исторические времена, глубоко в корни. Казалось бы, второстепенные вещи, но на мое творчество очень влияют.

А какие у нас игры! Одни лишь тувинские народные игры – неисчерпаемая тема для вдохновения. И вся жизнь может уйти только на их изучение. А военная тема, исторические личности – Субедей, Чингисхан. Столько можно читать, копаться в литературе и фантазировать. Одним словом, свои задумки нахожу везде и пищу для фантазии черпаю повсюду.

– В чем секрет маленькой деревни Кызыл-Даг, которая дала республике много мастеров-камнерезов?

– Камнерезное искусство и вообще искусство тувинского народа стоит на трех китах: прошлое – история, настоящее – традиция и метод достижения высоких результатов. В исторические времена камнерезное искусство именно в Коп-Сооке развилось, и непревзойденных мастеров у нас очень много.

Нынче процесс продолжается, потому что в моем творчестве и творчестве других камнерезное искусство развивается дальше и рождает новые направления. А если появляется новое направление, это значит, появляется новый метод достижения результатов.

– Это у вас, а знаменитые мастера прошлого века из села Ак-Дуруг? Почему там сегодня нет плеяды мастеров среднего поколения?

– Когда только что образовывался Союз художников Тувинской АССР, все ведущие умельцы были мобилизованы в Кызыл. Так как в то время по количеству ак-дуругские камнерезы уступали бай-тайгинским, все их хорошие мастера обосновались в столице.

Династия Байынды известна в республике, но потом в Ак-Дуруге, как дерево, были срублены традиции, и прервалась преемственность. Развитие ак-дуругского камнерезного искусства погубило укрупнение. Никто не подумал, что случится такое. А в Бай-Тайге, благодаря тому, что в нашей школе велись кружки, работали мастера, были просто работающие для себя, которых никто не знал, Кызыл-Даг испытание выдержал, и мы выжили.

– А есть ли в Туве, кроме Бай-Тайги места, где камнерезное искусство развивается на хорошем уровне?

– Я слышал, выпускники КУИ в Тодже, Кунгуртуге работают, там, оказывается, и камни есть, и вроде бы, новая ячейка образовывается. В Сут-Хольском кожууне сколько мастеров, членов Союза художников России. Можно сказать, есть почерк сут-хольский, почерк эрзинский, оставленный знаменитым мастером Бригадом Дупчуром.

– Кызыл-дагцы, наверняка, хотели бы только одни владеть тайной камнерезного искусства, а тут та еще конкуренция?

– Сведущий человек должен знать, что есть традиция, где наша сила, есть образец, который история назвала непревзойденным.

С кызыл-дагцами спорить нечего, потому что пальма первенства все равно будет у них. А то, что другие школы развиваются, появляется конкуренция, это же хорошо.

ДОВЕЛО УПОРСТВО ДО СЧАСТЬЯ

– Что вам удалось, а что еще предстоит сделать?

– Я доволен своей жизнью. Ее можно разбить на несколько частей: школа, армия, КУИ, учительство, кружки, спорт, музыка, камнерезное дело, лошади. Когда по крупицам собирали и восстанавливали кузнечное, ювелирное искусство, чеканку, мысли не было издать какую-нибудь книгу, а сейчас на склоне лет, думаю, придется писать.

Горжусь тем, что в 34 года стал членом Союза художников СССР. Тогда отбор был очень жесткий. Для меня это было счастьем. Три года назад стал учителем высшей категории. И этим тоже горжусь. Хотя изначально я не учитель, а человек искусства. Таковы вехи моей судьбы и мне нравится, как прожил все эти годы. А как будет дальше – поживем, увидим.

– Что цените в жизни больше всего?

– Вопрос, вроде, банальный, но ответить на него трудно. Ценю простое упорство, даже не талант. Упорство все перетрет и доведет до таланта. Упорный человек дойдет до счастья.

А счастье для меня состоит из многих составляющих. Это может быть и то, что у меня есть лошади, это может быть и то, что нашел новое направление в камнерезном искусстве. Ясно для меня одно – упорный человек добьется всего.

– А что вам не нравится в этой жизни?

– Сейчас идет возрождение религии, и меня не огорчает – мужчина не должен огорчаться, а удивляет то, что некоторые люди, которые ходят в хурээ, в то же время не очень честны, а иногда и откровенно подлы. Зачем тогда ходить в храм и обманывать себя и других? Сидеть там в позе молящегося человека и старательно показывать себя: «вот я какой буддист».

Вера – она не всегда напоказ, она, как маленькая лампада в сердце, другие не увидят, но ты знаешь, что она горит и согревает всегда.

ДУША, ВЫРАЖЕННАЯ В КАМНЕ

– Каким вы себя считаете человеком?

– Самого себя характеризовать по тувинскому этикету считается дурным тоном. Многие люди говорили мне хорошие слова, и я рад этому, хвалили, что мастер хороший. С детских лет рос среди высших людей. У нас в доме собирались духовно богатые люди. Помню: после репрессии из тюрьмы человек выходит, приходит к нам, вечерами все сидят и разговаривают, а я их слушаю и, как промокашка, все впитываю.

К буддизму в зрелом возрасте пришел, хотя с детства знал о нем много. Не хвалюсь, что знаток, но думаю всецело себя посвятить буддизму, где-то в возрасте 70 лет. Может, уйду в монастырь и попрошу, чтоб меня взяли рисовать или что-то еще делать.

Я еще христианство знаю, люблю и уважаю. Много читал. Преподавателям дочери-студентки Красноярской медакадемии на христианскую тему подарки делал: церкви, колокольни из агальматолита. И все так удивлялись, что из камня можно вырезать русский православный храм.

Думаю, что долг перед своим народом выполнил. У меня много хороших учеников. Они очень талантливые: в институты поступают, в КУИ.

– Вам завидуют?

– Ну, это тувинская черта характера. Зависть всегда есть в любом деле, хоть ты продавец, чабан или еще кто.

– Зависть – она помогает или разрушает?

– Не переживаю и не тоскую по поводу зависти, просто удивляюсь мировоззренческой отсталости и отсутствию внутренней культуры. В конце концов, у человека есть планка, внутренние свои границы. Если бы не выпускал свою зависть – другое дело. А напоказ – это просто ничтожно.

– А бывает вам грустно и тоскливо?

– Или грустно или весело – так не бывает. Я всегда нахожусь в середине. Не помню, чтобы здорово грустил, или так же радовался, по-своему понимаю, что такое радость, что значит грусть.

Грустно мне было, когда потерял сына. Тогда действительно почувствовал боль и понял, что такое расставаться с любимым человеком. Тогда понял, что значит прощаться, что значит смерть.

Иногда меня ночами мучила мысль о быстротечности жизни – как это человек умирает, в том числе и я? Мне было 37 лет. Хочешь, не хочешь – это неизбежность, себя жалко было очень. Ночью просыпался и думал о том, что когда-то придет конец. А сейчас это прошло и не грызет, как тогда. Молодым людям надо задаваться такими вопросами. Сейчас у меня есть результат, мои ученики, мои успехи, и я всегда в тонусе и в хорошем настроении.

– Можно сказать, что вы в камне выражаете свою душу, философию, видение мира?

– Это точно. Вырезание из камня – способ общения с народом. Мою душу не увидеть другим, а работы «Юрта – микрокосм шамана», «Юрта – буддийская философия», «Субурган», в сущности, показывают, что я за человек.

Так что камнерезное искусство – мой первейший способ быть сыном тувинского народа, быть россиянином, это средство выражения того, что внутри кипит, какой взгляд на жизнь выражаю в камне.

Жизнь прекрасна, и она подобна мгновению падающей звезды, поэтому надо прожить ее в угоду богам так, чтобы все бессмертные завидовали нам, смертным, потому что, несмотря на то, что есть конец, мы мгновение жизни можем превратить в вечность.

Фото автора и из архива Владимира Салчака

Фото:

1. На такой лошадке из агальматолита Владимир Салчак 33 года назад догнал и перегнал многих мастеров. Кызыл-Даг, 2006 год.

2. Работа по новому направлению – созданию пустотелых фигур – только что закончена. Мастер своей работой «Юрта – микрокосм шамана» доволен. Кызыл-Даг, 2004 год.

3. Еще одно ноу-хау камнереза – женские агальматолитовые украшения и корона в скифском «зверином» стиле. Кызыл, июнь, 2008 год.

4. Субурган, каждая деталь которого уникальна и несет в себе философский смысл, ждет своего завершения.

5. Вновь с учениками в поход за чонар-дашем. Местечко Сарыг-Хая, 2006 год.

Беседовала Саяна ОНДУР