Всему своё время

(Продолжение. Начало в №35 от 9 сентября)

Большой секрет кавалера на тракторе

Конец лета 1935 года. Максим Мунзук привез в Чадан председателя Совета Министров Сата Чурмит-Дажы. И пока тот решал важные государственные дела решил заняться не менее важным личным делом: предложить руку и сердце Кара-кыс.

Он знал, что возлюбленная совсем рядом – в местечке Бора-Холь. В республике проходила массовая кампания по ликвидации безграмотности и учащаяся Кызылской объединенной школы обучала местных жителей грамоте.

Появиться решил эффектно – не пешим, не конным, а за рулем. Но казенную машину начальника взять не рискнул, уговорил местного тракториста одолжить на вечер железного коня. Московская выучка танкиста пригодилась: легко мог сесть за руль любой техники того времени.

Только быстренько съездить не получилось. На бездорожье мотор постоянно глох. Добрался уже в темноте. Эффект получился на всю округу: шумит мотор, грохочут колеса без шин.

Но не помогло. Шестнадцатилетняя Кара-кыс отказала танкисту на тракторе, хотя он приехал во всеоружии: со свидетельством о их браке в кармане. Самый настоящий документ с печатью и датой 15 августа 1935 года.

Как папе без второй половины удалось получить бумагу о том, что они являются супругами, узнать так и не удалось. На мои удивленные вопросы по этому поводу он, хитро щурясь, отвечал: «Это мой секрет. В то время можно было договориться».

Официальная бумага о зарегистрированном браке не произвела впечатления и на родных Кара-кыс: ее отец Номзат и родственники были категорически против союза юной красавицы с человеком невзрачной должности и внешности, который, вдобавок, на восемь лет старше ее.

Так что после фиктивной регистрации брака Максиму еще долго пришлось добиваться руки и сердца Кара-кыс. Настоящими мужем и женой они стали только через три года, когда уже вместе работали в театре.

Райский уголочек

Биография Кара-кыс до ее знакомства с будущим мужем была короткой и обычной для девочки того времени.

Родилась 15 сентября 1918 года – тоже в будущем Тандинском районе, как и Мунзук, только в местечке Чал-Кежик. Как и Мунзук, рано стала сиротой. Ее мама Натпит ушла из жизни, когда дочке было два года, а младшему сыну Биче-оолу – шесть месяцев. В семье был еще и старший сын Тунгулак – будущий тувинский доброволец, погибший в 1944 году в боях на Украине.

Отец Номзат из рода оюн, оставшись без женской поддержки, отдал малышку на воспитание родственникам. Таким образом он хотел уберечь жизнь дочки, чтобы ее не нашли злые духи, забравшие ее мать.

Так начались скитания Кара-кыс по юртам и аалам, пока она ни попала в рай на земле: таким ей показалась начальная школа в селе Бай-Хаак. Мама рассказывала: «Мы там не только учились, а еще и играли, ели. Школа для меня после всех скитаний была просто райским уголочком».

Девочка очень старалась: училась на «отлично». В школе заметили и ее певческий талант, вместе с одноклассниками Монгальбии и Лаптаном прекрасно исполняла народные песни.

В 1934 году Кара-кыс едет в Кызыл – продолжать учебу. Поступает в Кызылскую объединенную школу на педагогический курс и продолжает петь в художественной самодеятельности.

Позже начинает постигать азы театрального искусства. Сохранилась почетная грамота, выданная в 1937 году товарищу Кара-кыс, учащейся первого курса театрального отделения Кызылского учебного комбината, за хорошую учебу и активное участие в общественной жизни. Аналогичная грамота – за 1938 год, уже учащейся второго курса.

Мама была действительно прилежной ученицей, всегда. Сохранилась ее тетрадь по музыкальной грамоте: 1941-1942 учебный год, театральная студия при тувинском театре. Аккуратный почерк, элегантный скрипичный ключ, тщательно выписанные нотные знаки.

Преображение в соловья

Мунзук услышал Кара-кыс впервые в 1935 году, на одной из репетиций сводного концерта военного оркестра и гражданской талантливой молодежи.

Именно так: сначала услышал, а потом увидел, потому что ее голос затмил для него все.

Вот как папа рассказывал мне об этом в августе 1992 года:

«Скромная и застенчивая, похожая на воробушка, она преображалась на сцене в соловья. Зал замирал, слушая народные песни в ее исполнении.

Я же был музыкальным сопровождением ее чарующего голоса и неотступно следовал за нею. Этот голос пленил меня. Я был для певицы старшим братом, просто слушал ее, аккомпанировал и думал о ней.

Но жена приревновала меня. Ты же знаешь, что я в то время был женат на хорошей русской женщине Нине, у нас была дочка, которая в 1939 году умерла от дизентерии. В тот год много детей в Туве умерло от этой болезни, и родившаяся в этом же году наша первая с Кара-кыс дочка Урана – тоже.

Ревность Нины разгоралась все больше и больше. Дело дошло до Центрального комитета ревсомола, подключились, как у нас было принято, другие общественные организации. Меня вызывали, воспитывали. Жить стало невмоготу.

Молодой был, горячий. Пошел и расторг брак. И тут же зарегистрировал другой, о котором и не ведала Кара-кыс».

Папину первую супругу Нину мы, дети, знали. Судя по всему, развод прошел спокойно, и она во второй раз вышла замуж.

Прозрачный намёк

Сейчас, когда уже нет в живых никого из этой истории любви, я, анализируя записи папы, наши с ним и мамой беседы, начинаю понимать, что проработки его по ревсомольской и общественной линии за интерес к юной певице были не только характерной приметой того времени. Времени, когда личная жизнь была предметом пристального разбирательства в высоких кабинетах.

Дело было еще и в том, что начинающая певица пользовалась большим успехом и считалась одной из первых невест республики. Ее голос и обаяние завораживали не только папу, но и многих даргаларов – начальников. В том числе – Салчака Току. Когда Кара-кыс все же выбрала Мунзука, Тока сказал ей: «Ты сделала большую ошибку». Весьма прозрачный намек.

И эта «ошибка» долго аукалась Мунзуку. Став первым лицом республики, Салчак Тока продолжал холодно относиться к нему. В 1955 году, когда Кара-кыс и Максима Мунзуков представляли к званиям Заслуженных артистов РСФСР – вместе, ведь это был единый творческий союз – Тока, тогда уже первый секретарь Тувинского обкома КПСС, вычеркнул Максима из списка. Оставил только Кара-кыс.

Так что Как-кыс Мунзук получила звание «Заслуженный артист РСФСР» в 1955 году, а Максим Мунзук – только в 1961 году

А Народными артистами РСФСР они стали одновременно – в 1975 году.

Ревновать на старости лет

Впрочем, звания не особенно заботили папу. Приятно, конечно, получить, но главной удачей своей жизни он считал любовь Кара-кыс.

«Я часто задумываюсь: за что она полбила меня, такого урода кривоногого? За что мне такое счастье?» – это из его мыслей вслух в августе 1992 года.

В тот день я забежала к родителям, а они жили тогда уже в доме № 59/2 по улице Кочетова, который кызыльчане окрестили «кривым домом» – из-за изгиба длинного пятиэтажного строения. Зашла, как обычно – после работы на телевидении, даже магнитофон в руке.

Подхожу к двери – открыто. Захожу без звонка. Родители на кухне. Не слышат, как я вошла. Мама моет посуду, а папа обнимает ее и пытается приласкать, поцеловать. Движением плеча она оттолкнула его. По всему видно, что мама сердита, а папа полон желания загладить свою вину.

Я растерялась: что же мне делать, неловко быть свидетелем такого интимного момента. Наконец, решилась: «Ку-ку! Что вы тут делаете?»

Папа засмеялся: «Предупреждать надо!» И вышел из кухни, а мама сердито бросила ему вслед: «Ревнивец старый!»

А потом обратилась ко мне: «Хорошо, что ты пришла, дочка. Поругай отца своего – ревновать вздумал на старости лет. А я ухожу к Гале и больше не вернусь».

И мама уходит – навсегда, то есть, до завтра. А папа сидит в комнате на диване и долго молчит, глядя на стоящую на серванте фотографию молодой мамы. Потом вздыхает:

«Красивая наша мама, правда? Вот и скажи, как можно не ревновать такую женщину?

Понимаешь, дочка, у каждого человека есть и хорошие стороны, и плохие, поэтому его надо принимать таким, какой он есть. Да, я ревнивый и очень даже хорошо понимаю, что этот недостаток много принес маме неприятных минут. И понимаю, что многие любят ее как прекрасную актрису, любят за талант, за прекрасный голос. Все понимаю, но… Я тут припомнил один случай давно минувших дней, она обиделась. Не переживай, мама простит и завтра вернется».

Так оно, конечно, и случилось.

Настоящая семья: завтрак – в постель

Сегодня, уже давно став бабушкой, могу с уверенностью сказать: у нас была настоящая семья: папа, мама и пятеро детей – три брата и две сестры.

У родителей – совершенно разные характеры. Мама – спокойная, уравновешенная, терпеливая, а папа – резкий, вспыльчивый и упрямый. А вот доброта и мудрость – это у них на двоих.

Был у нас дружный и уютный дом с большим дубовым столом посередине большой комнаты – зала. Этот стол был центром нашей жизни. Из рабочего он превращался то в хоккейное поле, то в пороховой склад и цех по изготовлению ракет.

У папы были золотые руки, он умел делать все и никогда не ждал благодарности от мамы или от нас. Вставал очень рано и успевал до работы, а она в театре начиналась в одиннадцать часов и продолжалась допоздна, сделать множество дел по дому и даже порыбачить, чтобы порадовать нас свежей рыбой.

Особенно мне нравилось его отношение к маме и к нам, девочкам.

Он баловал нас, частенько приносил завтрак прямо в постель. Маму он старался по утрам не будить, позволял понежиться, отдохнуть. Папа сам кормил нас и отправлял в школу.

С гастролей он всегда привозил подарки и клал нам под подушки. Берег наше здоровье, всегда говорил мне и Гале: «Не таскайте тяжелые вещи, берегите себя, вы – будущие мамы».

А как он возился с сыновьями – Мергеном, Орланом и Эресом! В свободное время обязательно что-нибудь мастерил вместе с ними. Когда братья стали заниматься в авиамодельном и техническом кружках, он и там пропадал с ними. А если им приходилось задерживаться, обязательно приносил поесть.

Сколько было радости в семье, когда братья однажды под новый год принесли сделанную своими руками модель автомобиля «Чайка»! Настоящая «Чайка» в миниатюре: фары светятся, подфарники мигают. Когда приходили гости, папа и мама выключали свет и с гордостью демонстрировали модель.

Увлечение фотографией и кино тоже началось с папы, который старался зафиксировать для истории театральную жизнь. Со временем в доме появилась целая лаборатория. Папа мастерил необходимые приспособления для проявки кинопленки, изготовил резак, с помощью которого шестнадцатимиллиметровую пленку превращал в восьмимиллиметровую.

Увлечение охотой и рыбалкой – это у нас тоже от отца. На гастролях по районам мы не отставали от него и спозаранку вместе с ним шли на рыбалку. Папу не особенно интересовала рыба как таковая, он учил нас радоваться не только удачному клеву, но и красоте утра, плеску воды, лучам солнца, пению птиц. Я до сих пор очень люблю рыбачить, особенно – на озере Чагытай.

А какие праздники устраивались у нас в доме! Особенно запомнились те, когда в центре внимания был наш импровизированный семейный оркестр. Старший брат Мерген садился за пианино, мы пристраивались к нему и начинали подпевать, подыгрывать ложками, а самая младшая – наша любимая Галчонок – гремела своей железной кроваткой.

Ракеты с тараканами и некриминальный «Москвич»

Удивительное умение папы заражать всех радостью и увлекательным делом распространялось не только на семью, но и на весь двор нашего дома № 24 по улице Ленина.

В этот новый трехэтажный дом с аркой – в трехкомнатную квартиру № 14 на втором этаже – мы переехали в 1957 году. Сегодня на доме – мемориальная доска: портреты мамы и папы, надпись о том, что здесь жили Народные артисты РСФСР и Тувинской АССР Кара-кыс Мунзук и Максим Мунзук, одни из основателей тувинского театрального искусства, собиратели тувинского песенного фольклора.

Мемориальная доска была установлена 15 сентября 2008 года, в день девяностолетия со дня рождения мамы – Кара-кыс Мунзук.

Для каждой квартиры дома полагался еще и сарай, был он и у нас. Другие сараи были обычными: в них хранили разную утварь, картошку в погребах. А наш сарай соседи окрестили Драмсараем. В нем собиралась детвора.

Что-нибудь постоянно мастерили, используя большой запас папиных инструментов. Была эра покорения космоса и дети, конечно же, не могли отстать от нее. Космонавтами были тараканы. Торжественные запуски ракет с тараканами на борту становились яркими событиями для всего двора.

В Драмсарае стоял и магнитофон – вещь в то время редкая, музыка притягивала наших друзей.

Самодеятельные концерты мы давали во втором подъезде. Раньше он был проходным – с улицы Ленина можно было пройти во двор, и довольно просторным. Потом проход-арку закрыли, а ступеньки остались. На них и сидели зрители, а дворовые артисты играли внизу.

Во дворе дома стоял папин зелененький «Москвич-401», на котором он катал всю окрестную ребятню, они, любя, называли его дед Мунзук. Папа купил его в 1957 году ради нас, детей, чтобы без проблем брать нас с собой на летние гастроли по республике и не загружать театральный транспорт: все же сразу пятеро дополнительных пассажиров.

Тогда это была единственная машина в нашем дворе, да и для Кызыла частные авто были редкостью, и тут же нашлись доброжелатели: откуда у простых артистов такие деньжищи? Сообщили куда следует. ОБХСС – отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности, весьма грозная организация того времени, скрупулезно проверила все: когда, у кого куплено, за сколько, источники доходов.

Хищений госсобственности не выявили, все законно: зарплата мужа и жены за три месяца плюс их отпускные. А во время гастролей жили на положенные в командировках суточные.

Бродячая жизнь

Мама и папа на гастролях – обычное понятие для нас, актерских детей. Если гастроли зимой, оставались одни под руководством старшего – Мергена. Сами хозяйничали, самостоятельно собирались в школу, готовили уроки.

Родители вместе с нами заранее заготавливали целый мешок пельменей, очень весело было стряпать их всем вместе. Перед отъездом наказывали: «Если пельмени надоедят, или их не хватит, можете приготовить другое». И обязательно показывали: что и как мы можем приготовить.

Естественно, пельмени на завтрак, обед и ужин надоедали, и мы начинали готовить сами. Бывало, так обжигались, что маме по приезду приходилось залечивать раны неудачливых поваров. Но ведь научились же!

И так всегда, они создавали такую ситуацию, чтобы мы сами брались за то или иное дело, чтобы своей головой доходили до сути, но всегда исподволь направляли в нужное русло.

Но зато летом мы ехали на гастроли вместе с родителями! Ах, эти гастроли – самые яркие воспоминания детства и юности! Бродячая жизнь: путешествия, приключения, сцена, овации. Не только праздник, но и жизненная школа, ведь когда ломался автотранспорт, приходилось мерзнуть, испытывать голод, жажду. Не припомню, чтобы в этих трудных ситуациях кто-нибудь из детей хныкал.

Жизнь на колесах начиналась со сборов, в этом действе главным был папа, который мастерски умел компактно упаковывать все необходимое. А необходимого набиралось изрядно. В момент погрузки мама, смеясь, говорила: надо еще каждому в зубы что-нибудь дать.

Предусмотрительный папа, на первый взгляд, брал на гастроли много ненужных вещей, а на самом деле – ничего лишнего, все пригождалось. Ведь летние гастроли были продолжительными: начинались во второй половине мая и заканчивались в конце августа.

В пятидесятых – шестидесятых годах прошлого века, когда вместе с родителями колесила по районам республики, у зрителей было очень трепетное отношение к артистам. Приезд Тувинского музыкально-драматического театра был важным событием для всех сельских жителей. Люди готовились к приезду артистов, принимали как самых почетных гостей: чай с молоком, постряпушки, свежая баранина.

Дети артистов тоже были в центре внимания – окрестной ребятни. В каждом селе у нас были свои люди – маленькие друзья, и мы договаривались, чтобы их пропустили бесплатно, или разрешили открывать занавес – самая большая привилегия, которой получивший ее очень гордился.

Клуб превращался в центр общения и обмена информацией. Порой играли по два спектакля подряд, затем начинался концерт по заявкам сельских зрителей. Особенно часто просили спеть маму и папу, других любимых артистов: Николая Олзей-оола, Дмитрия Дамба-Даржа, Екатерину Кенденбиль, Хургулек Конгар, Александра Лаптана, Владимира Монгалбии, Александра Тавакая. Действо заканчивалось далеко за полночь.

Дети артистов тоже не спали, вместе со зрителями заворожено смотрели представления снова и снова. И каждый раз – как в первый раз.

Одним из любимейших спектаклей был «Хайыраан бот» – классика тувинской драматургии. Трагическая история любви Кары и Седипа неизменно трогала сердца зрителей.

За время гастрольных поездок с родителями я выучила «Хайыраан бот» наизусть, но все равно каждый раз в финале, когда Кара бросалась со скалы и погибала, у меня были красные глаза. Очень жалко было Кару, очень жалко маму. Как хорошо, что каждый раз она оживала и выходила на поклон под неизменные овации зала!

На сцене все было так реально, что у меня стиралась грань между игрой и жизнью. Девочкой я сердилась на артистов, которые изображали злодеев и обижали маму, и ревниво относилась к ее сценическим героям-любовникам.

Продолжение – в № 37 от 23 сентября 2011 года.

Фото: 1. Дуэт Максима и Кара-кыс Мунзуков. Аккомпанирует Александр Лаптан. Концерт на сцене тувинского театра. 1956 год.

2. Самодеятельные артисты после выступления. Кара-кыс – четвертая слева в первом ряду,

Монгальбии – шестой. Кызыл, ноябрь 1935 года. Фото Владимира Ермолаева.

3. Поет Кара-кыс, аккомпанирует Лаптан. Кызыл, 1936 год.

4. Страница из тетради Кара-кыс Мунзук по музыкальной грамоте, 1941-1942 учебный год в театральной студии.

5. Кара-кыс и Максим Мунзуки, Номзат Оюн, отец Кара-кыс, с внучкой Ураной, первой дочерью Мунзуков, умершей от дизентерии. В военной форме – брат Кара-кыс Тунгулак Оюн с сыном Колей. Кызыл, 1939 год.

6. Как можно не ревновать такую женщину? Кара-кыс Мунзук. Тувинский театр, 1956 год.

7. Любимые женщины Максима Мунзука: Светлана, Кара-кыс, Галина. Кызыл, 1959 год.

8. Дружная пятерка – дети Максима и Кара-кыс Мунзуков. Слева направо: Орлан, Света, Мерген, Галя, Эрес. После переезда в новую квартиру в дом № 24 на улице Ленина. 1957 год. Фото Максима Мунзука.

9. Семья Мунзуков в сборе, все дома. Слева направо: Орлан, приехавший в краткосрочный отпуск из армии, Галя с куклой – армейским подарком Орлана, мама Кара-Кыс, Мерген, Света, Эрес,

папа Максим. 1962 год.

10. Кызыл, улица Ленина, дом № 24, куда в 1957 году переехала семья Мунзуков. Окна Мунзуков, выходящие на улицу Ленина, на снимке – третье и четвертое слева на втором этаже Мемориальная доска – с правой стороны дома. Так дом выглядит 30 августа 2011 года.

11. Мемориальная доска, установленная в память о Мунзуках 15 сентября 2008 года в Кызыле на доме № 24 по улице Ленина.

12. Спектакль «Хайыраан бот». Финал. В центре – влюбленные Кара и Седип, которым не суждено быть вместе. Кара – Кара-кыс Мунзук, Седип – Алексей Чыргал-оол. Кенден-Хуурак – Максим Дакпай, Хам-оол – Александр Тавакай, Оске – Олег Намдараа. Снимок выглядит несколько странно из-за ретуши – подрисовки тушью частей лица, тела, декораций, сделанной в редакции газеты «Шын» перед отправкой фото в типографию. Без этого из-за низкого качества типографского оборудования того времени фото на газетной странице получилось бы нечетким. Кызыл, 1944 год.

13. Актерские дети перед октябрьской демонстрацией 7 ноября 1961 года. Слева направо: Галя Лаптан, Александр Сагды, Зоя Ензак, Олег Кысыгбай, неизвестный, дочь Оюна Болдукпана, Галя Мунзук, неизвестная девочка, Люда Болдукпан, Светлана Мунзук, Лариса Дугержаа. На первом плане – Аяна Монгальбии. Кызыл, возле старого здания театра по улице Щетинкина и Кравченко, где в настоящее время расположена Тувинская государственная филармония.

Светлана МУНЗУК