ЖУРНАЛИСТ В ЗАКОНЕ
Монета взлетела вверх, перевернулась в воздухе несколько раз… Орел или решка? Решка! Так он пришел в журналистику.
С тех пор прошло девять лет.
Он прошел по тайным наркотропам, ведущим из Тувы в Хакасию. Он пробирался по тайге, чтобы увидеть то, о чем многие знают, но боятся сказать. Писал о нарушениях Закона теми, кто считает себя сильными мира сего.
Ему намекали. Угрожали. Пытались купить и популярно объяснить, кто в России настоящий хозяин. Он не слушал и продолжал писать. Тогда на него надели наручники и посадили в камеру – вместе с уголовниками.
Семь уголовных дел, подряд, одно за другим, было возбуждено против него прокуратурой Хакасии – за его журналистские расследования.
За эти же журналистские расследования в 2004 году он признан в Москве лауреатом премии имени Андрея Сахарова «За журналистку как поступок». Премии, смысл и значение которой председатель жюри, президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов определил так: «Журналистика как поступок – когда написанное перестает быть более менее удачным сочетанием слов, а становится продолжением жизненной позиции».
Для Михаила Афанасьева, журналиста из Абакана, все написанное им – даже не продолжение жизненной позиции, а сама жизнь. Жизнь, начавшаяся с той самой монеты, упавшей решкой вверх.
Тогда они, горячие двадцатилетние ребята с его улицы, решили победить наркомафию. Создали организацию «Молодежь Хакасии против наркотиков». Власти это дело «поддержали», дав совет: пишите в газету. Писать в газеты никто не умел. Решили бросить жребий: орел – пишет Андрюха Карпов, решка – Мишура Афанасьев.
Выпала решка. Он написал свой первый в жизни материал и отнес в газету «Хакасия».
Приходилось ли ему когда-либо сожалеть, о том, что журналистский жребий выпал именно ему? Отвечает, не задумываясь ни на минуту: «Нет. Никогда. Это судьба. Это мое!»
Мы говорим с ним о журналистике и жизни. Долго говорим. И в самом конце разговора:
«Хочу жизнь прожить достойно, чтобы не было потом стыдно за прожитые годы. Чтобы перед смертью не вспоминать свои плохие, трусливые поступки».
Почти цитата: Павка Корчагин, «Как закалялась сталь». Слишком красиво, чтобы быть правдой? Странно, ведь этот роман уже не входил в учебную программу его поколения, революционный комсомолец Павка Корчагин давно уже не культовый герой молодежи.
«Михаил, вы читали Николая Островского «Как закалялась сталь?» Он смущается, решив, что не выдержал тест на начитанность: «Честно говоря, не читал».
Это не цитата. Он на самом деле так думает.
Ему двадцать девять, но выглядит он старше. У него приятный негромкий голос и усталые глаза. Очень усталые глаза.
Потому что это очень трудно – жить и писать достойно. Чтобы потом не было стыдно.
Как приходят в профессиональную журналистику? Есть два пути: из вуза и из жизни.
Только корочки с надписью «профессия – журналист» еще ничего сами по себе не значат. Можно закончить самый престижный журфак МГУ и стать никем: сидеть в какой-нибудь пресс-службе и просто зарабатывать на хлеб с маслом и ветчиной. Масса примеров. Это легче, это по-житейски понятно. Только это уже другая профессия.
У Михаила Афанасьева нет журналистских корочек. У него даже высшего образования нет. Только среднее-специальное: СПТУ № 32 города Абакана. Рабочая специальность – электрик. Он пришел в журналистику другим путем – из жизни.
Самым надежным путем.
Его поколение, родившееся в конце семидесятых, оказалось бесхозным. Некому стало ими заниматься и воспитывать: старые авторитеты, ориентиры и цели потеряны, новых никто не придумал. В девяносто первом вместе с партией развалился и комсомол, не стало пионеров и октябрят. Он успел побыть пионером и даже, пятиклассником, сыграл роль Олега Кошевого. Не самый примерный ученик, не самое примерное поведение, но что-то такое, особенное, твердость какую-то внутреннюю, разглядела в худеньком мальчишке учительница второй абаканской школы, поручившая ему эту роль в школьном спектакле по фадеевской «Молодой гвардии».
Им приходилось воспитывать себя самим. У них была своя компания – человек в тридцать, был свой дворовой неписаный кодекс чести. Очень краткий: верность слову и друг другу.
Он много читал, любил историю, литературу. Очень благодарен отцу, рано, в пять лет, научившему его читать и жестко ставящему условие: «Никаких мультиков, пока не прочитаешь от сих до сих!».
Папа – сварщик, мама – врач. Впрочем, в роду были и журналисты – главный редактор «Правды», Виктор Афанасьев, возглавлявший газету с 1976 по 1989 год.
«Это брат моего деда, мой двоюродный дед, – рассказывает Михаил. – А моего родного деда выслали из Москвы. Он в начале пятидесятых на Красной площади, у Мавзолея, когда время посещения закончилось, возмущаться стал. Выпивши немного был, шуметь начал: «Как так, вы с вождем революции по часам народу общаться разрешаете?» Ну, и его подальше – в Сибирь, в Красноярск. Там он и с бабушкой познакомился.
А отец с мамой познакомились по переписке, когда он в армии служил. Я родился в Красноярске, два моих брата – тоже, а потом маму после института распределили в Абакан, так что я с пяти лет абаканец.
Отец еще в детстве мне говорил: «Мне отец завещал: из Сибири не уезжать. И я тебе завещаю». «Почему? У нас же столько родственников в Москве живет». «Поедешь – узнаешь». Съездил. И понял, что имели в виду дед и отец. Родственники приглашают: «Приезжай насовсем, живи у нас». Не хочу. Я – сибиряк. Здесь – настоящая Россия.
Род наш издревле жил в центре Москвы – в районе Парка культуры. Отец рассказывал, что род был не без греха, но очень любил Россию. Какое бы правительство не было, но есть твоя страна, не государство – оно может быть и под красным флагом, и под зеленым, а Отечество.
Отечество – это дом, это друзья с детства, с кем вместе в песочнице возились, учились – хакасы, русские. Как я за них и их детей пойду, если надо, так и они за меня. Пойду за Россию, за Отечество. За мою страну».
За мою страну. Приходилось слышать и другое словосочетание: «эта страна». Это о своей Родине – небрежно, пренебрежительно, через губу. Всего лишь разные местоимения, а разница – контрастом: «эта страна» и «моя страна». И все понятно о человеке. У Михаила страна только «моя» и «наша». Не «эта».
Не с трибуны и не на митинге произносит слова о Родине и Отечестве Михаил Афанасьев. Мы просто сидим в его рабочем кабинете, вернее, в комнатушке, которую разрешили занять в своем офисе его друзья, пьем не самый дорогой кофе и разговариваем о жизни и нашей профессии.
Сегодня, когда стремительно обесцениваются гражданские идеалы, и жизненной установкой, в том числе и для тех, кто считает себя журналистами, становится «Продается и покупается все!», не часто доводится слышать такие искренние, не на показ, слова о своем долге перед своей страной.
– Михаил, вы не чувствуете себя одиноким? Как вы считаете, есть еще среди наших коллег такие, кто думает и действует так же, как вы?
Он ни на секунду не задумывается:
«Есть! Это Тимур Алиев – чеченский журналист из Назрани, главный редактор газеты «Чеченское общество». Игорь Цагоев из Нальчика, заведующий отделом журналистских расследований газеты «Северный Кавказ». Они оба стали номинантами сахаровской премии.
Игорь – сильнейший журналист, он такие мощные расследования проводит: похищение людей; коррупция в правоохранительных органах, когда вместо преступников на скамье подсудимых оказываются борцы с преступностью. И ведь отстоял, они действительно невиновными оказались.
А Тимур! В условиях войны такие серьезные темы поднимает, борется за законность. Вот он мне письмо прислал по электронке: «Поздравляю! Молодец, хорошо ты власти хвост прищемил. Держись! Ничего, мы еще поборемся за свою страну!» Он кавказец, а такие слова написал! И Игорь тоже говорит: «Это наша страна». На мой взгляд, Тимур и Игорь – это настоящие журналисты и настоящие патриоты».
Интересно получается: правительство утверждает программы «Патриотическое воспитание граждан РФ». Программы обширные, в них масса мероприятий: фестивали, слеты, конкурсы, учреждение разных наград и разработка методических основ. В 2002-2004 годах 114,999 миллиона бюджетных рублей было на это выделено. Программа на 2006-2010 годы предусматривает выделение уже 378,05 миллиона федеральных рублей.
Государство бьет тревогу, очень старается сделать всех россиян патриотами, массово научить утраченному – преданности и любви к своему Отечеству, своему народу.
Только не очень пока получается. Несмотря на добросовестно выделяемые на это министерствам и ведомствам бюджетные миллионы.
А вот передо мной сидит Михаил с очень уставшими глазами. Перед ним компьютер с неработающим дисководом, на котором он набирает свои материалы и отправляет на сайт «Новый фокус», созданный им благодаря полученной негосударственной премии имени Андрея Сахарова.
Он не включен ни в какую надежно подкрепленную финансами «программу». Но об Отечестве болит его душа.
Он любит Россию совершенно бесплатно.
Когда он стал лауреатом премии имени Андрея Сахарова, ему наперебой стали предлагать вступить в самые разные партии: иметь в своих рядах журналиста, имя которого неожиданно стало известно всей стране, да и за ее пределами – престижно. Он всем отвечал: «Нет. Я служу обществу, а не каким-то политическим целям и интересам. И хочу остаться независимым».
Свои главные темы он определяет так: борьба с коррупцией и защита прав человека. Горячо поясняет:
«Вот тема: восемнадцатилетнюю девушку обвинили в убийстве. Полгода продержали в камере, прессовали, избивали. Покалечили психически – в психбольницу попала. И в результате приговор суда: оправдать. А ведь с самого начала ясно было: она невиновна. И я пишу об этом.
Или вот: мы публиковали материалы о бюджете, о том, как распределяются правительством Хакасии средства так называемого резервного фонда. На лечение главы администрации района – 200 тысяч рублей. А в этом же селе живет Агафья Михайловна Матаковская. Участница трудового фронта, у нее Орден Ленина, медали «40 лет Победы в Великой Отечественной войне», «50 лет Победы». Она мне рассказывала, как в войну работала – это ужас. Она всю жизнь на государство работала. А когда у нее дом сгорел, и она пришла попросить у государства помощи, ей говорят: вот вам две тысячи рублей: стройте себе новый дом и радуйтесь. «Справедливо» распределили: себе – двести, ветерану-орденоноске – две.
Может быть, у главы администрации действительно серьезные проблемы, и ему надо лечиться. Но я специально ездил, посмотреть, как он живет: два двухэтажных коттеджа рядом, в одном он, в другом семья дочки. Собственная «Волга». Человек явно не испытывает недостатка в средствах. Может себе позволить лечение и за свой счет. А на эти двести тысяч рублей можно было не одну, целый отряд бабушек – ветеранов Великой Отечественной – свозить подлечиться хотя бы в ближайший санаторий на озеро Шира.
Или вот: проведение дня памяти воинов-интернационалистов. На самих воинов – восемь тысяч рублей, а аппарату правительства – семьдесят четыре. Конечно, они же там, в аппарате, все военные.
Каждая строка этого «Отчета о расходовании средств резервного фонда » заставляет задуматься. На приобретение телефона спутниковой связи (и зачем он им нужен?) – 56 тысяч.
Много здесь чего интересного…
А потом жалуются: у нас денег нет, федеральный бюджет не выделяет. Да зачем выделять, у вас и так их достаточно, тратите деньги налогоплательщиков, как хотите.
Получается: власть тянет одеяло на себя. А мы, журналисты, должны говорить власти: почему вы так делаете? Я с такой позиции подхожу.
Знаете, я говорил с государственными чиновниками, причем, федеральными, называющими себя друзьями влиятельнейших, популярнейших людей в России. И они мне говорят: «Мы живем по понятиям». Не по Закону – по понятиям! И бандиты, и чиновники – на одном жаргоне говорят. А надо жить – по Закону!»
Сначала он пробовал работать в штате абаканских газет. Не получилось. Объясняет: «Мне неинтересно было ходить на заседания, собрания, писать отчеты с пресс-конференций».
Понятно, что и такие материалы нужны газете. Только это, он считает – работа не для мужчин. А для мужчины – рейды, расследования, защита поруганных прав человека. Часто опасная работа, на которой не заработаешь больших гонораров – каждый материал требует огромного напряжения, забирает массу времени, физических и душевных сил. Такой журналистикой в регионах России профессионально занимаются единицы. Она – для избранных. С особым складом характера.
Михаил с азартом вспоминает свой первый рейд, когда редактор отпустил его «в свободное плавание» – с МВД. Шла операция «Вихрь – антитеррор», одновременно шла проверка бдительности и профессионализма сотрудников внутренних дел.
«Вешаем на «девятку» чеченские номера. В багажник – автомат. Водитель МВД – за руль, я – рядом. За нами – группа прикрытия внутренней безопасности МВД. Связь – по рации. И поехали по всей Хакасии кататься по дорогам! Специально нарываемся, чтобы нас посты милицейские остановили: превышаем скорость – 140 километров в час. У нас в документах – полный бред: машина чеченская, а документы выданы в Хакасии. И автомат в багажнике.
И мы раз восемь выехали и въехали в Абакан – беспрепятственно. Как мне показалось, гаишники просто побоялись нас останавливать. В Белом Яре у Дома культуры – какой-то детский праздник. Останавливаемся. К нам подходят: здесь стоянка запрещена, вот туда передвиньтесь. Мы подчиняемся, отъезжаем, крутимся вокруг этого ДК, вокруг детей. С автоматом в багажнике.
Был, правда, момент: остановивший нас милиционер все же заглянул в багажник. Ну, думаю, наконец-то закончится наш рейд. Нет. Заглянул, а автомата, лежащего перед ним не увидел, сам его подвижной полочкой закрыл. Не нашел.
Только на железнодорожном вокзале нас задержали. Отлично ребята сработали! Багажник открыли, и … я только успел повернуться, а меня уже за шиворот из машины вытаскивают. Автомат – в голову: «Стоять!» Смотрю, водитель уже на «растяжке» стоит – лицом в багажник. Стою, в голове одна мысль: «Елки-палки! Где же наше прикрытие?» Но тут подъезжают, наконец: «Молодцы, хорошо сработали!» А потом в газете: «Во время операции «Вихрь – атнитеррор » журналист газеты «Взгляд» объехал с автоматом пол-Хакасии».
Нет, не могу я сидеть в кабинете. Мне нужен простор. Мне нужно носиться. Всю Хакасию обошел, всю тайгу облазил. Где только ни был: и с оперативниками, и с милиционерами, и с охотоведами. Когда ты в штате, то еще и четыре начальника над тобой: то эту тему нельзя поднимать, то этого нельзя трогать – фигура. Кругом «запретные» темы.
А потом в Москве создали сайт «Национальная безопасность», и мне понравилось с ними сотрудничать: там нет запретных тем».
Именно Интернет-издание «Национальная безопасность» (nacbez.ru), офис которого размещается в Москве, и направило на конкурс материалы абаканского журналиста, именно он получил диплом жюри конкурса премии имени Андрея Сахарова – за публикацию материалов Михаила Афанасьева.
В положении об этой премии есть важный момент, отличающий его от других профессиональных конкурсов: награждаются не только сами журналисты (лауреат – 5000 долларов, номинанты – по 500), но и редакции, опубликовавшие их работы – почетными дипломами с профилем Андрея Сахарова – «За журналистику как поступок».
И в этом – глубокий смысл. Это тоже поступок, поступок редактора: принять решение о публикации острого материала. С одной стороны – несомненный «гвоздь» номера, газету вмиг расхватают; с другой – неприятностей потом не оберешься, да и по судам затаскают. Вот и приходится выбирать: ставить в номер или не ставить. Первое– поступок, последнее – спокойней.
Для Афанасьева остался только Интернет. Потому что перестали его печатать в газетах Хакасии. Это по-житейски тоже понятно: с афанасьевскими расследованиями спокойной жизни уж точно – не жди: за ним не просто гражданские дела «о защите чести и достоинства», против него уголовные дела возбуждают.
Уголовные дела с начала 2004 года заводились на Афанасьева одно за другим. Подходящая статья для журналиста в Уголовном кодексе быстро нашлась – 129, «Клевета». И не первая или вторая части статьи, по которым наказание – штраф или исправительные работы, максимум – арест до шести месяцев, а часть третья – с лишением свободы до трех лет!
И все – по самым острым его публикациям: о вопиющем беззаконии в Охотоуправлении Хакасии, о финансовых нарушениях, о высокопоставленных браконьерах, истребляющих животный мир республики, стреляющих даже по детям. Целую серию таких публикаций написал Михаил.
«Как журналист, я могу считать, что я сделал все. Высветил полностью: с кем дружат, где у них базы, из чего стреляли, кто стрелял, кого убил», – рассказывает он.
Добрался он и до секретной комфортабельной базы отдыха «Лось», расположенной в самом сердце Каратошско-Инейского заказника, где законом запрещена не только охота и строительство зданий и сооружений, но даже сенокошение. «Красивейшие дома, каждый оборудован системой спутниковой связи и телевидения. Бани, большие банкетные дома. Джипы на огромных колесах, гусеничные машины. Бульдозеры расчищают огромную площадку под строительство еще чего-то».
А на подходе к строго охраняемой базе – приспособления для «элитной охоты»: «солонец», куда сыплют соль, приманивая маралов, лосей, косуль, а напротив – скрадок: береза с прибитой к стволу лестницей и местом между веток – для охотника, гостя высокого.
Поначалу он наивно надеялся, что вот он напишет, а не писать он просто не мог, ведь на него так надеялись его друзья-хакасы, уже не знающие, как остановить беспредел, творимый в тайге, и прокуратура тут же прореагирует. Ничего не вышло, не прореагировала.
Тогда вместе с биологом Александром Кызынгашевым, главой Усть-Абаканского отдела Охотоуправления Хакасии они отправились в Верховный Совет республики. Кызынгашев сделал доклад, привел данные заключения НИИ имени Житкова: через два года будут перебиты все копытные. Депутаты большинством голосов приняли обращение к прокурору республики о проведении проверки в Охотоуправлении. И снова ничего не вышло! Пришел прокурорский ответ: нарушений не выявлено.
Тогда журналист Афанасьев поехал в Москву: методично стал обходить вышестоящие инстанции: Генпрокуратура, Госдума, Охотдепартамент, общественные организации: «Вот документы, почему прокуратура бездействует?» И вот тут реакция последовала незамедлительно: хакасская прокуратура, наконец, возбуждает уголовное дело. Но не по фактам нарушений в Охотоуправлении, нет. В подозреваемые записывают самого Афанасьева.
Пришлось возвращаться в Абакан, не завершив дела. Михаил прекрасно понимал: иначе его могут запросто объявить в розыск, попросить московскую милицию отправить по этапу как «особо опасного» и «скрывающегося от следствия». А он никогда и ни от чего не скрывался, даже под псевдонимами.
Говорит твердо: «Я всегда подписываюсь своим именем. Это принцип. Прятаться под псевдонимами не собираюсь. Врага надо знать в лицо. Еще меня считают врагом те, кому не нравится то, что я пишу, то пусть и знают – в лицо».
Полностью разделяю его отношения к псевдонимам. Я тоже всегда подписываюсь своим именем. Тем, кто меняет псевдонимы, как перчатки, просто не верю. Так недолго и совсем потерять свое имя собственное. И свое собственное лицо.
Свое лицо он не потерял. Хотя было очень трудно. Очень. Спрашиваю: «Михаил, а как вы сами понимаете эту фразу «Журналистика как поступок». Он задумывается: «Отстаивать свою позицию. Не сломаться. Это, наверное, и есть поступок».
«Знаете, это, так называемое уголовное расследование – просто издевательство. Натуральное издевательство. Унижение человека.
10 июня 2004 года, как сейчас помню, прокурор предложил мне встречу. Я согласился. Хотел объяснить, что никакого мира не будет, потому что жить надо не «по понятиям», а по закону, можете с кем угодно договариваться, но не со мной. Пришел. А встретил меня посредник – следователь прокуратуры. «Давай так: больше ничего такого не пиши и прокуратуру тоже не критикуй, и завтра же все уголовные дела будут закрыты. Найдем тебе спонсора, будет финансировать тебя. Но если нет…»
«Конечно, мне все это нравится, особенно спонсор. Но… ваши требования незаконны. Выполнять я их не буду. Ни ты, ни прокурор не имеете права меня принуждать не писать и указывать, о чем писать!»
И началось. Еще пару уголовных дел завели. Одно, прямо специально, в день рождения матери. Ее до слез доводили, якобы, оперативной информацией, что я торгую наркотиками. Постоянные обыски дома, допросы.
Изъяли компьютер, как вещественное доказательство «преступной деятельности». Я уже работать не могу, даже простейший материал не могу написать для гонорара. Ничего, у меня же рабочая специальность: взял сумочку, гвоздики, молоточки, пошел ремонтировать мебель. 150 рублей в день заработаю, матери отдам. Так и жил.
А вечером к товарищу иду: у него старый-старый компьютер, даже «Worda» нет. Я приду к нему, в «Блокноте» статью наберу, Сергею Малинину, редактору инетрнет-проекта «Национальная безопасность» в Москву отправлю. Он уже в «Wordе» поправит, разместит на сайте.
Эксперта-лингвиста нашли: устанавливает мое «авторство» и вовсе не в моем материале. «Да не мой это материал, а за свои статьи я сам всегда отвечу, на каждое слово доказательства есть: документы, снимки, видеозаписи». «Нет, это ты писал!» Еще одно уголовное дело.
Ну, все было против меня. Измотало. Страшно измотало…»
Ночами он подолгу стоял у окна. Курил, вглядываясь в темноту двора. Такой родной с детства двор казался мрачным, тревожным. И мысли в голову приходили такие же: что еще придумают завтра, какого нового «сюрприза» ожидать? Наркотики подкинут? До стрельбы дойдет? Он ждал чего угодно, ничему бы уже не удивился.
И приходило отчаяние. Только какое-то осознанное отчаяние: «Неужели они действительно думают, что они – хозяева, цари и боги? Но есть же Закон. Есть гражданское общество. Это они – никто, а мы – общество. И журналист в этом обществе что-то значит. И я докажу это, все равно докажу!»
Он готов был даже умереть, чтобы доказать это. Да, и такие мысли приходили в голову. Это ведь только в кино супермен, не знающий страха и упрека, уверено побеждает в одиночку. Журналисту в одиночку очень нелегко.
Очень тяжело, когда в самую трудную минуту не ощущаешь поддержки коллег, той самой журналисткой солидарности, о которой мы много говорим в дни профессиональных праздников. Увы, слишком много только говорим.
И у нас в Туве, и у наших соседей в Хакасии существуют региональные отделения Союза журналистов России. Но, увы, самое большее, на что мы способны все вместе – это провести праздничное мероприятие в День российской прессы. А дальше – кто как может, тот так и живет. В одиночку. В лучшем случае порядочные коллеги посочувствуют, пожмут руку: «Держись!» Самые порядочные разместят в своем СМИ информацию. Это, конечно, тоже что-то значит. Но этого мало. Поэтому Афанасьеву, не члену никакого союза, даже в голову не приходило обратиться туда за помощью, союзу тоже в голову не приходило поддержать журналиста. Обычная ситуация. Реальность нашей региональной жизни.
Когда же напор уголовного преследования стал просто непосильным для одного отдельно взятого журналиста, Михаил написал в Фонд защиты гласности. В Фонд, приоритетные задачи которого – защита прав журналистов, юридическая помощь им в конфликтных ситуациях.
Написал, особо ни на что не рассчитывая, а уж про конкурс на Сахаровскую премию и вовсе не думал, не до конкурсов ему в то время было: обложили со всех сторон.
Просто попросил юридической консультации. Ответ из Москвы пришел незамедлительно. Борис Тимошенко, руководитель службы мониторинга Фонда просил: напиши подробно, что случилось, срочно шли свои материалы.
Так он понял, что не одинок. Но он еще не знал, насколько не одинок.
Не знал, об этом и прокурор Хакасии Александр Белошицкий. Пока не знал.
Окончание – в №49 от 9 декабря 2005 года
Надежда АНТУФЬЕВА
Москва-Абакан-Кызыл
Фото Бориса Тимошенко и из архива Михаила Афанасьева
Фотопортреты в начале и в конце очерка Нади Антуфьевой
(«Центр Азии» № 48, 49, 2, 9 декабря 2005 года)
1. Три брата. Елена Афанасьева с сыновьями. Слева направо: Михаил, Дмитрий, Денис. 1980 год.
2. В 13 лет. Мишаня и Саня.С другом Александром Дейнесом. 1989 год.