«Я всегда был самостоятельным»

Его знают в Кызыле очень многие, а те, кто не знаком с ним лично, обязательно хотя бы раз встречали его – на улице, в одном из многочисленных учреждений. Анатолий Александрович Матюшов – председатель Кызыльской межрайонной первичной организации Всероссийского общества слепых.

Вот уже 12 лет каждый день, в любую погоду, он рано утром берет в руки свою белую трость и выходит из дома на улице Красных партизан. Идет в «контору» – в небольшую пристройку к читальному залу Национальной библиотеки, что на улице Кочетова. Там у него своеобразный «штаб», в котором собираются инвалиды по зрению, проще говоря, слепые и слабовидящие. По дороге Анатолий Александрович, как правило, посещает то мэрию города, то редакцию одной из местных газет, то еще какую-нибудь контору. Посещает с одной целью – решить очередную проблему кого-то из членов общества. При этом он терпелив, настойчив и внешне спокоен. Он и сейчас, в свои 79 лет остается привлекательным и подтянутым – куда там нынешним «рыцарям». Держится прямо. Немногие догадываются, какого труда стоит эта прямота человеку, который может различить только свет и тьму. Не в привычке нашего героя жаловаться на судьбу. Он гораздо охотнее поддержит разговор на другие темы, да и пошутить горазд.

Отец сказал: «Остаешься за старшего»

–Анатолий Александрович, это правда, что ваш рост – два метра четыре сантиметра?

– Кто вам это сказал? (смеется). Почему-то женщины этим часто интересуются. Нет, два метра четыре сантиметра – это был рост Петра I. Я ниже его на целых 13 сантиметров. В пятидесятых годах учился в Ленинграде, пошли мы как-то в музей, в Петровскую галерею. Там на планке был, как оказалось, рост Петра I отмечен. Экскурсовод и говорит мне: «Встаньте сюда, молодой человек». Я встал. А он посмотрел и сказал: «Далеко вам до Петра Великого, 13 сантиметров не хватает». Так что не самый большой я человек. Правда, отец, Александр Данилович Матюшов, поменьше меня ростом был, я в деда пошел.

– У вас была большая семья? Как вы оказались в Туве?

– Нас у родителей, Александра Даниловича и Татьяны Павловны, было четверо – три сына и дочь. Я был старшим, родился 20 марта 1926 года. Жили мы сначала в Красноярском крае. В 1932 году отца направили на работу в Туву, он был хорошим плотником, а они как раз были нужны здесь. Так семья перебралась в Кызыл.

Папа и мама были очень работящими людьми, нас к труду приучали. Огородик был, свое хозяйство: куры, коровка, лошадка. Отец много работал, здания, которые он строил, до сих пор стоят: три дома на углу Комсомольской и Кочетова, еще три – на пересечении улиц Кочетова и Интернациональной; здание, где сейчас музей располагается, тоже он строил.

В школу я пошел в шесть лет. Сначала просто прибегал посмотреть, что там ребята делают. Стоял на завалинке и в окошко заглядывал. Очень хотелось в класс попасть. Окно было открыто, однажды выглянула учительница и спросила: «Чего тебе, мальчик?». «Учиться хочу». Так меня приняли в нулевой класс школы № 1. А после зимних каникул нас, троих ребят, за хорошую учебу перевели уже в первый класс. Мне было всегда интересно учиться, не пропускал ни одного урока. Да и после уроков частенько в школе был: то в хоре пел, то в спортивных соревнованиях участвовал. Мы интересно жили.

– Когда вы почувствовали себя самостоятельным?

– Мне кажется, я всегда был таким. Мы рано приучались отвечать за себя, за младших. А когда война началась, тут и вовсе спрос с нас стал как со взрослых. Мне было 15 лет, осенью я пошел в восьмой класс. Нас, хорошо это помню, стали обучать военному делу. Мы копали убежища, даже стрелять учились, на лыжах зимой ходили.

Как и большинство школьников, подарки для бойцов готовили. Платочки вышивали не только девочки, но и мы, мальчишки. И дома по хозяйству работали. Отец днями на работе пропадал. Когда строили гараж пассажирского АТП, он травму получил, перевели его кочегаром временно, а вскоре и повестка пришла, ушел он воевать, а через четыре месяца пришла похоронка.

– В 2004 году, накануне Дня Победы в «Центре Азии» проводился конкурс рассказов о ветеранах войны. Вы тогда стали победителем, очень трогательно рассказали о своем отце и о тех, кто хранит память о нем в северо-осетинском городе Беслане …

– Я хорошо помню, как мы провожали папу на войну. Это было 20 мая 1942 года. В огородах все уже было посажено. Накануне вечером собрание было, а ночевать их домой отпустили. Утром всей семьей пошли провожать. Прощались на берегу Енисея, на том месте, где сейчас спасательная станция. Папа сказал мне: «Помни: не убий, не укради, не обмани. Остаешься за старшего». Коня оставил нам, Карькой звали.

Отец в первую мировую пулеметчиком был, и в Великую Отечественную – тоже пулеметчиком. Об этом он нам писал. Несколько писем мы успели получить. Начинались они так: «Здравствуйте, моя дорогая семья!». Недолго только он воевал, всего четыре месяца. Осенью получили похоронку: отец умер от ран 27 сентября 1942 года в госпитале в городе Беслане Северо-Осетинской АССР. Мама очень плакала, уходила на огород, чтобы мы не видели ее слез. Смерть отца ее подкосила, мама потом долго болела.

А я пошел в советское представительство в ТНР, проситься на фронт. В заявлении написал, что хочу отомстить за отца. Но меня не взяли, велели школу заканчивать.

Хозяйство, как отец наказывал, мы сохранили. Уже без него я второй курятник соорудил, вроде землянки. Колодец вырыли. Не только картошку сажали у себя на огороде, но и просо. Сами его серпами жали. Выжили.

В 1970 году из Беслана пришло приглашение – побывать на открытии памятника погибшим солдатам. Мы поехали с братом Алексеем, он на два года младше меня, много лет работал в аэропорту Кызыла.

Памятник открывали как раз 9 мая, приехали дети солдат со всех концов Советского Союза – с Дальнего Востока, с Украины, с Крайнего Севера. Беслан был весь в цвету. Совсем незнакомые люди подходили к нам, говорили, что хранят память о защитниках города.

Памятник находится в красивейшем парке. Там собрался буквально весь город. Я долго потом переписывался с новыми друзьями, пока не потерял зрение.

Память моего отца чтят на Кавказе, его имя занесено в «Книгу памяти», которую мне недавно прислали. Есть в Беслане музей Боевой славы, которым руководит замечательная женщина – Вера Андреевна Тупикова. Хорошие люди живут в Беслане. Их беду в сентябре 2004 года, когда 1 сентября террористы захватили школу, когда погибли более трехсот человек, я воспринял как свою.

– Как складывалась ваша жизнь без отца? Правда ли, что вы пытались стать актером?

– В 1943 году я закончил школу. И по совету классного руководителя, Александры Федоровны Бобковой, мы, несколько одноклассников, поступили в театральное училище, там как раз набор был. Меня сначала определили в бутафорский цех, мне ведь надо было деньги зарабатывать. Дружков моих – Петю Тетюхина, Колю Максимова, Витю Худяшева – в группу театральную направили. А потом и меня на драматическое отделение перевели.

Тогда в училище было три отделения: драматическое, музыкальное, балетное. Музыкальным руководил Миронович, в помощниках у него был Александр Лаптан. Балетным заведовал Анатолий Васильевич Шатин, тот самый, что создал «Звенящую нежность». Ему помогал Коля Кысыгбай, чудесный был парень. А драматическим отделением заведовал художественный руководитель театра Иван Яковлевич Исполнев, мне довелось быть его помощником.

Наши педагоги, я думаю, совершали настоящий подвиг: в далеком краю внедряли классическое искусство. Сами они были образцом для нас – подтянутые, красивые, умные. Анатолий Васильевич Шатин часто собирал нас, много рассказывал. Мы тянулись к ним, даже старались подражать.

Меня со временем взяли в актерскую труппу. Там в то время играли Марьям Рамазанова, Филатова, Осердцова, Кудрин, Кузнецова. Помню, ставили «Женитьбу» Гоголя, я играл Яичницу. Меня таким толстым сделали, что в двери еле проходил. Двери низкие были, так я сначала голову просовывал, потом туловище бочком. Зрители очень смеялись.

После вхождения Тувы в состав Советского Союза училище закрыли, педагоги разъехались. Мы так и не получили актерское образование.

В театре я работал до 1948 года, но это был уже не тот театр, приехали много новых людей, для меня чужих.

Я ушел в управление связи, начальником административно-хозяйственного отдела. Сидеть без дела не привык, и семью надо было содержать.

Знакомые называли ее артисткой

– Ваша с Тамарой Трофимовной семья – почти ровесница Победы, ведь вы познакомились в 1945? Помните, как это было?

– Не стало нынче Тамары, я без нее даже забывать многое стал. Память стала слабеть. Наша встреча – самое счастливое событие моей жизни. Мы прожили вместе 58 счастливых лет, три месяца не дожили до 59-летия.

Их, выпускниц Новокузнецкой школы медсестер, направили в Туву целой группой в 22 человека. Они ждали направления в районы, а по вечерам ходили на танцы в парк. Там я и приметил ее. Вижу: стоит симпатичная девушка. Пригласил на танец – не отказала. Второй раз пригласил…

Любил я танцевать, как и все молодые тогда. Вальсы любили, фокстроты, польку, «коробочку». В третий раз пригласил на танго, а после танцев пошел провожать, их тогда поселили в здании, где сейчас кожный диспансер находится. Как сейчас помню: ночь была лунная-лунная. Весь парк обошли. Она вроде побаивалась или стеснялась немного… Проводил. Договорились встретиться.

В конце лета ее отправили в Чаа-Холь. Я тогда всеми правдами-неправдами стал туда в командировки проситься. Потом договорились пожениться, я Тамару с мамой познакомил. Она ей понравилась – простотой своей. А Тамара своей маме написала и фотографию мою отправила (смущенно смеется).

1 мая 1946 года мы поженились. Она приехала из Чаа-Холя с вещами. Собрались у нас дома бабушка с дедом, мама, тетушки мои, поздравили нас. Я был в отцовском шевиотовом костюме, а вместо рубашки – тельняшка. Тамаре моя мама купила белое шелковое платье.

Мы побыли немного с гостями и пошли моего друга Петю Тетюхина поздравить, он тоже в этот день женился. А потом вместе в парк отправились.

Не увлекались мы тогда гулянками со спирным. Я до 27 лет даже пиво не пил и не курил.

Жене моей после праздников снова пришлось в Чаа-Холь ехать, не отпускали ее, так и жили некоторое время: я – в Кызыле, она – в районе.

– Какой была в молодости ваша жена? Многие из тех, кому довелось с нею вместе работать, говорили о том, что Тамару Трофимовну считали в республиканской больнице, где она работала, красавицей – всегда с прической, подтянутая, бодрая, красиво одетая. А какой она была в обыденной жизни?

– Тамара не была неряхой – ни в молодости, ни в зрелые годы. Знакомые звали ее «артисткой». Она и дом умудрялась в порядке содержать. И прически сама себе делала. И на работе мне никогда за нее стыдно не было. Меня Тамара всегда поддерживала. А как начинали… Ничего у нас не было. Даже кровать мне пришлось сооружать из своей старой солдатской складной кровати да лавку к ней подставлять, чтобы не свалиться. Потом топчан смастерил, очень им гордился. Пригодились отцовские уроки, отцовский инструмент. А кровать настоящую, с блестящими спинками, привез я из Ленинграда, когда учился в Высшей профсоюзной школе, и машинку швейную – тоже.

В 1947 году, 8 октября, сын Александр у нас родился. К отцовскому домику я тогда пристроил три стены, получилась комнатка. Так и жили, никому не жаловались.

 

«Меняю ковры на котлы»

 

– Правда, что из Ленинграда, куда вас направляли учиться в Высшей профсоюзной школе, вы вернулись не с одним, а с двумя дипломами, в том числе с дипломом педагогического института имени Герцена?

– Так и было. Особой моей заслуги в этом нет. В профсоюзной школе преподавал литературу профессор Касторский, а географию – Федотов, оба из пединститута. Они мне и предложили: «Приходи к нам, поможем». Мужчин тогда, после войны, мало было, вот и вышло нам послабление. Я подумал и согласился, вот так и учился в двух заведениях.

– А профсоюзная школа – это ваш выбор? Почему?

– Нравилось мне всегда с людьми работать. Когда в управлении связи работал, активистом прослыл. Да там таких ребят много было. Директор, Мамонтов, в наше распоряжение даже клуб отдал. Мы такую самодеятельность организовали, что на концерты в наш клуб люди со всего города ходили. Порой мест не хватало. Василия Безъязыкова, известного баяниста, приглашали, он выступал. Цыгане Филипповы всей семьей выступали. Хор был замечательный. А мы с Юрой Булатовым дуэтом пели.

Потом перевели меня в обком профсоюзов работников сельского хозяйства. Руководил им Оюн Оюнович Полат. Оттуда в 1950 году отправили на учебу в Ленинград, в Высшую профсоюзную школу. Учился я там три года, Тамара с сыном через год ко мне приехали. Снимали там квартиру. У нас часто собирались земляки-тувинцы, мы всех привечали. Тамара моя – ленинградка, блокадница. После блокады у нее осталась там только старенькая тетка. И она сказала: «Тамара, если тебе в Сибири хорошо живется – оставайся там». И мы не стали хлопотать о том, чтобы вернули ее квартиру.

– Можно бы предположить, что дальше вы всю жизнь работали на какойнибудь «кабинетной должности». Но, насколько я знаю, вы много лет отдали производству. И даже еще одну специальность получили – строителя…

– После учебы выбрали меня вскоре секретарем областного совета профсоюзов, председателем был Николай Александрович Намай, производственник. Выступил я с критикой на отчетной конференции, а в перерыве Салчак Калбакхорекович Тока подзывает: «Ты критиковал, вот тебя и рекомендуем, знания применять надо». Я сразу после избрания районы все объехал, со всеми познакомился, помогал работу профсоюзную наладить. Стали мы профсоюзы «оживлять»: за соблюдением трудовых прав следить, быт людей налаживать, отдых; к спорту привлекать, населенные пункты благоустраивать. В Кызыле столько высадили деревьев и кустарников, что сейчас удивляюсь. Люди целыми организациями выходили на посадку. И ведь прижились те деревца, город стал зеленым.

В совете профсоюзов я проработал до 1959 года. Потом ушел в горную экспедицию, позже работал в леспромхозе. При мне там начали половую рейку выпускать, тарные ящики, отходы сократили до минимума.

Работал я главным инженером горпромхоза. За это время получил еще один диплом: строительный техникум заочно закончил. И везде, где бы ни приходилось работать, избирали меня председателем профкома. В общей сложности профсоюзам я отдал 35 лет.

А строительная моя специальность очень пригодилась. Город тогда, в начале семидесятых, начинал активно застраиваться. Перевели меня из горкомхоза начальником отдела капитального строительства предприятия «Тувкоммунэнерго ». Тогда готовились подавать в город горячую и холодную воду, возводили «нулевые циклы».

Весь город подняли, везде надо было успеть. А нас в отделе – четыре человека вместе с экономистом. Мы, трое специалистов, на месте не сидели – по всему городу, а мы должны были проверить, правильно ли гидроизоляции и теплоизоляция сделаны. Выходили на работу с шести утра, проверяли до позднего вечера. До сих пор помню: пять миллиметров толщина гидроизоляции должна быть. Жара, битум тает, стекает, приходилось по несколько раз переделывать. Но справились. Знаете, такой подъем чувствовался тогда в трудовых коллективах, да и у всех жителей. Город на глазах преображался, и люди преображались. То время с удовольствием вспоминаю, наверное, потому, что довелось быть в гуще событий.

А из «Тувкоммунэнерго» перевели меня начальником отдела капитального строительства на предприятие «Тувинские электросети». Там как начинали возводить девятый котел. Я сразу же включился в работу, поехал за котлом на Таганрогский завод.

Весна приближается, а котла у нас нет, в министерской разнарядке, по графику, поставка для Тувы – только в третьем квартале. Просили поставить раньше, но руководство нам отказало. Как без котла возвращаться? Дело было накануне 8 марта. Зашел я в отдел к специалистам, а там одни женщины работали, узнал, кто за Туву отвечает, пригласил эту женщину с подругами в ресторан.

Подарочки купил – косыночки такие симпатичные, тогда многие женщины их носили, конфеты. Посидели, я их поздравил. Та, что Туву курировала, сказала мне: «Через две недели ждите». Вот так у нас на ТЭЦ появился котел №9.

Котел № 10 тоже добывать пришлось. Поехали мы на завод вместе с председателем Кызыльского горисполкома Шулуу Давааевичем Кууларом. Чудесный был человек, шебутной такой. Он – к начальству: «Я – председатель горисполкома ». А у них там таких приезжих много и разнарядка министерская. Пошел я опять к девчатам в отдел: «Как у вас с коврами?». Плохо, говорят, совсем не достать, а хочется. «Будут вам ковры, – говорю, – только помогите, не можем мы котел до октября ждать. Его ведь еще установить и проверить надо, а у нас в ноябре уже морозы до тридцати, а в декабре и вовсе под минус пятьдесят». Доложил о коврах Шулуу Давааевичу. Он обрадовался: «Ковры пришлем, лишь бы помогли». Так мы котел получили.

– А как вы любили отдыхать, Анатолий Александрович?

– В молодости спортом занимался – боксом, волейболом, в футбол играл. Во всех городских соревнованиях участвовал. Какой же это профсоюзный руководитель, если только призывает спортом заниматься, а сам в тенечке сидит? Да и нравилось мне это, азартный я человек. На природу семьями выбирались. Я на баяне играл, пел. В парк часто с женой ходили, ведь там мы познакомились.

И рыбачил с удовольствием. Если была возможность, вставал утром часа в четыре, удочку в руки и – на протоку. К завтраку прихожу – Тамара мне рыбку пожарит.

А еще очень любил в пятницу вечером рюкзак на спину, в руки – удочку или спиннинг и – к парому. Переплавлялся на другой берег, и шел себе к любимым местам.

– Супруга не высказывала своего недовольства?

– Нет (улыбается), она меня всегда отпускала. Я же с рыбой возвращался. Даже тайменя ловил. Это сейчас рыбаков больше, чем рыбы. А теперь я дома потихоньку отдыхаю.

 

«Ты ведь живой? Тогда все хорошо»

 

– Как вы, такой активный, деятельный человек, пережили потерю зрения, что помогло не сломаться?

– В «Тувинских электросетях» я до 1986 года, до самой пенсии, доработал. Потом попрощался со всеми и …просто перешел на другую работу. Ни дня не сидел на пенсии. Сначала на машзаводе работал, потом перешел на «Водоканал», там как раз очистные сооружения пустили. Устроился в кислородный цех.

Вот там и случилось в 1991 году со мной это несчастье. Прямо во время ночного дежурства. Пошел показания приборов проверять, это каждые два часа надо было делать, и понял, что не вижу. Поморгал – все равно не вижу. Левым глазом чуть-чуть очертания различаю. В журнале почти на ощупь что-то записал.

Еле дождался утренней смены. Поехал в управление к Владимиру Александровичу Фалалееву. «Ухожу я», – говорю. «Да что ты, почему?» «Не вижу почти ничего, все как в тумане». Написал заявление, подписал он мне его. Иду домой, а сам думаю: «Что же я делать-то теперь буду? Всю жизнь работал. Супруга даже ревновала к работе: «Когда же ты будешь вовремя домой приходить?».

Иду по улице Гагарина, навстречу мне – директор филармонии Сергей Николаевич Олзей-оол:

– Что с тобой, дядя Толя?

– Домой иду, с работы уволился.

– Иди ко мне вахтером.

– Да я же почти ослеп.

– Ничего, ты же всех знаешь.

Вот так я снова оказался при деле. Домой пришел, сказал Тамаре, что видеть перестал и что работу по пути домой новую нашел. А она мне: «Ты ведь живой? Живой. Тогда все хорошо». В филармонии три года я отработал.

Определили мне вторую группу инвалидности. Была еще надежда, что зрение можно вернуть. Поехал в Красноярск, там с применением лазера пытались меня лечить, но стало только хуже. Попросил направление в Москву, в центр Святослава Федорова. К сожалению, там тоже не смогли помочь. Если до лечения хоть немного видел, то после – уже ничего не различаю, только свет и тьму. С тем и вернулся, стал инвалидом первой группы.

Из филармонии пришлось уволиться – какой же я вахтер, если ничего не вижу. Сергей Николаевич Олзей-оол тоже переживал мою беду, не отпускал еще месяца полтора. Прекрасный был человек, прекрасный музыкант. Я очень жалел, когда его не стало.

А мне так тяжко было, что думал: руки на себя наложу. Но встретил как-то Анатолия Васильевича Десяткина, руководителя общества инвалидов, он меня к себе и взял, сразу ввел в состав бюро, стали мы вместе с ним по организациям ходить, решать проблемы инвалидов. О том, что есть еще и общество слепых, тоже он мне сказал. Пришел я сюда, а здесь – такие же люди, как и я, с той же бедой, некоторые с детства не видят. Вскоре избрали меня председателем нашей организации, так и работаю.

Когда я только пришел – на учете у нас состояли 136 человек, сейчас только в Кызыле 193, а еще есть члены нашей первички в Тандинском кожууне, Эрзине, Тес-Хеме, Чеди-Холе, Каа-Хеме. Только в прошлом году вступили около сорока человек. Не уверен, что все инвалиды по зрению состоят у нас на учете. Некоторые не выходят из дома, не знают, куда обратиться. А как узнают – приходят. Вместе ведь легче. Мы и материально стараемся нашим товарищам помогать. Пенсия- то у большинства маленькая, а в семьях дети растут, есть даже многодетные семьи. Вот и стараюсь спонсоров привлечь. Если удается продукты получить – делим на всех.

– Вам часто приходится обращаться с просьбами?

– Приходится. Это нелегко, но ради людей надо переломить себя. Особенно, когда речь идет о детяхинвалидах, о детях, живущих в семьях инвалидов.

К сожалению, не сложилось в нашем обществе заботливое отношение к инвалидам. Многим пока не напомнишь – сами не вспомнят. На предприятиях, с развалом профсоюзов, забыли о людях, которые получили инвалидность на производстве. Да и представители власти большой заботой не балуют. Они, причем, не отказывают в наших просьбах, они просто на них не отвечают, вот что обидно. Даже в День инвалидов мы в декабре так и не дождались не только маленькой финансовой помощи (просили всего 7, 5 тысячи рублей), но и присутствия представителя городской администрации.

Многие вспоминают о нас, когда выборы приближаются, тогда к нам часто приходят много чего обещают. Например, помочь решить вопрос с помещением. В этой холодной старой клетушке, в которой нет даже холодной воды, а зимой можно находиться только с включенным камином, мы проводим все мероприятия. Здесь ведется прием посетителей, сюда приходят члены общества со своими проблемами, здесь проходят встречи с интересными людьми, читки газет и журналов.

Мы много лет во всех инстанциях ставим вопрос об открытии специальной школы для слепых детей, где бы могли учиться в том числе и ребятишки из кожуунов. Дети растут, остаются неучами, а это значит, в будущем смогут рассчитывать только на пенсию по инвалидности, жить в нужде. Сейчас есть только два класса для слепых детей, а это капля в море.

Но есть люди и целые коллективы, которые нам постоянно помогают. Я им очень благодарен. С Сергеем Григорьевичем Тимашковым (у него аптека «Идегел») мы уже 10 лет дружим. Он уже сам беспокоится, звонит: «Как вы там, какая помощь нужна?» Опять вот перед 9 мая подарки для ветеранов-инвалидов привез. И сказал: «В такой год вам никто не имеет права отказать». Потом позвонили из магазина на улице Пушкина: «Мы приготовили пять подарков». Магазин «Вариант» выделил две тысячи рублей. Виктор Тунев лично дал три тысячи. Вот так общими усилиями праздник провели.

Помогают артели старателей «Ойна», «Тыва». «Водоконал», «Тувинские электросети» обеспечивают транспортом для поездки на озеро «Дус-Холь». Магазин «Зеленая лампа» фрукты детишкам дарит. Мы вот и нынче к Дню защиты детей утренник провели: и стихи читали, и песни пели, и подарки вручали.

С бензином помогает АЗС «Двина», руководит которой Василий Алексеевич Двинский. Второй год уже поддерживает нас депутат Великого Хурала Владимир Бокпаштаанович Монгуш. Училище искусств – наш верный друг, ребята устраивают для нас концерты. Люди радуются, хоть на миг о проблемах своих забывают. Редакции местных газет бесплатно обеспечивают нас свежей прессой. Мы ведь хоть и слепые, но от жизни отставать не хотим. Еженедельно громкие читки устраиваем, потом еще обсуждаем материалы.

Первичка для нас – как дом родной.

Вот и стараемся, как можем, помочь друг другу.

– Что бы вы пожелали людям, с которыми случилось подобное несчастье?

– Держаться. Помогать друг другу. Жить.

 

***

 

При подготовке интервью мы встречались с Анатолием Александровичем много раз – то нужно было уточнить какие-то вопросы, то подобрать фотографии, то вычитать текст. Он неизменно с раннего утра занимался делами – принимал людей, звонил по телефону, успевая предложить журналисту кофе. Сообщал новости: удалось сводить детишек в парк, накатались на аттракционах, спасибо директору Татьяне Шайдуровой, еще обещала принять; 15 детей на второй сезон в «Орленок» на Чагытай поедут; а тут уже новые заботы – пора детей в школу готовить, опять за помощью надо обращаться, родителям на инвалидную пенсию не осилить.

Приходя в «штаб», белую трость он ставит в укромное место. И фотографироваться с нею в маленьком палисаднике не захотел. Мы не стали настаивать. Сильный и самостоятельный человек всегда остается сильным и самостоятельным.

Беседовала Анна ЛАЧУГИНА

Фото из семейного архива Анатолия Матюшова, из архива редакции

В начале интервью – фото Владимира САВИНЫХ

(«Центр Азии»

№ 28, 15 июля 2005 года)

 

 

Фото:

1. Семья Матюшовых в 1942 году.Последнее фото с отцом. Сидят (слева направо): Анатолий Матюшов (старший сын), Александр Данилович и Татьяна Павловна Матюшовы.

2. Встреча с отцом: Анатолий Матюшов у памятника павшим в годы Великой Отечественной, Северо-Осетинская АССР, г.Беслан, 1970 год.

3. Молодые супруги Матюшовы с сыном Сашей в городском парке, весна 1948 года.

4. Через 50 лет: Тамара Трофимовна и Анатолий Александрович Матюшовы с правнуком Павликом.

Анна ЛАЧУГИНА